Книга Gaudeamus igitur - Лариса Телятникова

Он замолчал, глядя в окно. Я посмотрела туда же; за окном было пусто, только хлопьями падал снег, который не знал, что вообще-то уже полдня как началась весна.

— У меня был друг. Вы, наверное, заметили его в вашем сне, студентка. Его было сложно не заметить — для этого надо было быть абсолютно глухим. Глухих среди нас не имелось, так что мы прозвали его Трубадуром.

«Надо же, какое совпадение», — подумала я. Мне почему-то пришел в голову тот же самый вариант.

— И на нашем же курсе училась наследная эльфийская принцесса. Очень красивая… впрочем, не мне вам рассказывать, вы наверняка ее видели. Первый закон магии, студентка. Формулировка ан-Насира. «Если где-нибудь чего-нибудь прибудет, то в другом месте того же самого ровно настолько же и убудет». В ее случае закон нарушался. Она была не только красива, но и умна, талантлива, обаятельна… в общем, мой друг ее полюбил. Сами понимаете, что рассчитывать ему было не на что.

— Она его что, не любила? — уточнила я, не совсем поняв, в чем здесь была загвоздка. Ну ладно, умница-красавица-наследница… и что? А государственные интересы — когда это о них девицы думали?

Эгмонт пожал плечами.

— На тот момент она считала, что нет… В общем, Трубадур ничего от нее не требовал. Ну не любит, значит, не любит — что же, убивать за это, что ли? Трубадур был именно Трубадуром. Он хотел только одного. Чтобы она его запомнила. В хоть сколько-нибудь хорошем смысле.

— Так сварить эликсир памяти, — предложила я. Первый курс, четвертая тема. Элементарное зелье, готовится за полтора часа.

— Он тоже об этом подумал, — согласился Эгмонт. — Вот только если у меня по алхимии стояла тройка, то у него был хронический «неуд.». Слишком мало магических сил. Его, собственно, и в Академии-то держали только за песни, такие уж в них были чары. Поэтому Трубадур попросил меня об услуге.

— И вы согласились, — констатировала я.

Магистр знакомым движением поднял правую бровь:

— А вы бы отказались? Настоящие друзья встречаются не слишком-то часто. Я ничего не обещал, но попытался сделать…

— А купить не пробовали?

— На что? — искренне удивился Рихтер. — Моей стипендии, кстати примерно равной вашей, хватило бы от силы на пустой бутылек. У Трубадура соответственно денег было еще меньше. Да и к тому же кто знает, каким будет принцип запоминания? Если ей полгода придется избавляться от зеленых пятен на лице, она его точно запомнит, но не так, как хотелось бы. А так хотя бы примерно известно, кто и что сварил…

В принципе я понимала, о чем говорит магистр. Не так давно Полин прикупила в какой-то лавке со скидкой бутылочку зелья для роста ногтей. Нет, все было честно — ногти росли, а про их длину, толщину, способность к закручиванию и скорость роста на этикетке ничего не говорилось. Пока алхимичка шла до медпункта, народ был свято уверен, что это натуральный упырь, ненароком сбежавший от некромантов. Полет фантазии не остановило даже то, что от Белой Дамы никто еще не сбегал. В медпункте ногти обрезали чуть больше часа. Не знаю чем, потому что прочностью они превосходили даже алмазы. Кстати, Полин не растерялась, быстренько поцарапала обрезком крошечный бриллиантик в своем перстне и закатила грандиозный скандал гному-ювелиру. Тот тоже не растерялся и всучил ей другое колечко — с камнем размером вдвое больше прежнего. Все были довольны, особенно близнецы аунд Лиррен, которым гном пообещал неограниченный кредит за то, чтобы они не открыли Полин, который из камней был настоящим.

В лавке же, где было прикуплено зелье, претензий не приняли. Когда алхимичка попыталась закатить еще один скандал, упирая на права потребителя, ей объяснили, что все обязательства, взятые фирмой, таковая выполнила в положенный срок. Ногти росли? — Росли. Прочные? Еще бы. Не ломались? В этом месте Полин невольно содрогнулась. Значит, все честно; а в столь неожиданных побочных эффектах покупательнице следует винить свой неправильный организм и создавших его родителей.

— Честное слово, студентка, я до сих пор не понимаю, как я ухитрился сварить то, что сварил. Но тогда я еще не знал, какую изобрел штуку. То, что конденсировалось в пробирке, было относительно похоже на искомый эликсир. Я прикинул цвет, запах и алхимические реакции и решил, что никого этим не отравлю. А если и отравлю, то медпункт близко.

— И что, — с некоторым любопытством спросила я, — они выпили это без вопросов?

Рисковые люди, ничего не скажешь. Я еще помнила, как ненароком попробовала приготовленный Хельги состав, по идее должный привлекать на выпившего деньги, и то, как здорово сэкономила на питании за два последующих дня. По весьма прозаической причине: я зеленела при одном упоминании о съестном.

— Не знаю. — Эгмонт пожал плечами. — Я не спрашивал. Выпили — и ладно.

— И что было дальше? — уточнила я, потому что магистр опять смолк.

— А дальше, — Рихтер усмехнулся, — дальше, студентка Ясица, начались совершенно невероятные вещи. Через две недели по Академии ходила сенсационная новость. Новость о том, что Принцесса выходит замуж за Трубадура. Скандал был страшный. Представьте, иностранные принцы уже добрых сорок лет окучивают эльфийское посольство, отсылают в тамошние леса подарок за подарком, подписывают невыгодные для себя договоры — и все ради того, чтобы цель неожиданно ушла замуж. За нищего, как храмовая мышь, менестреля, практически лишенного магического дара и не имеющего никаких влиятельных родственников.

— Вы ее что, приворожили? — восхитилась я.

Над приворотным зельем, способным хотя бы на минуту затмить разум чистокровного эльфа, бились бесчисленные поколения травниц. Вотще: эльфы, как и положено идеалам, оставались прекрасны, но недостижимы.

Такая уж у них была биохимия.

— Эльфов невозможно приворожить, — разочаровал меня магистр. — Приворотные чары у них в крови — лучшей защиты и придумать нельзя. Но тогдашний Властитель решил подстраховаться, равно как и обиженные принцы. Они скинулись и устроили комиссию из независимых членов КОВЕНа. Я, понятно, не бегал по Академии, демонстрируя всем и каждому то замечательное, что сумел получить. Меня нашли и так, а после этого изъяли зелье на анализ.

— И что же это было? — не выдержала я.

— Это и в самом деле был эликсир. Но не памяти и тем более не любви, а истины. Те, кто его выпьет, начинали понимать не только то, что они говорят друг другу, но и то, что они друг о друге думают. Даже если сами об этом еще не знают. Словом, они видели друг друга в истинном свете.

— Значит, она все-таки его любила, — задумчиво пробормотала я.

— Значит, — согласился Эгмонт. — Эльфы, правда, поначалу были не слишком-то рады. Им вроде как нужен был правильный Властитель, желательно богатый, перспективный и чистокровный, а не это непонятное нечто. Одна радость, что нечто ходит с эльфийской лютней. Мысль эта задержалась ненадолго — ровно до тех пор, как кто-то из них не услышал, что и как поет Трубадур. После этого народ решил, что принцесса у них, как всегда, оказалась на высоте и сделала максимально правильный выбор. В самом деле, богатых да перспективных везде полно, их и королями не обязательно делать. А вот такое чудо есть теперь только у них. Что не король — не беда: пусть будет принц-консорт. Главное, что такого замечательного менестреля больше нет ни в одном из прочих государств.