Книга Убойная марка - Иоанна Хмелевская

На вопрос, говорил ли Патрик что-нибудь, подозреваемый не замедлил ответить. Ещё как говорил! В основном угрожал ему: пусть, дескать, только словечко кому заикнётся — не жить ему.

Велел Ксавусю немедленно убираться из Болеславца и больше там не показываться, а о нем, Патрике, забыть навсегда. Ну, что ещё? Требовал сказать, с кем Ксавусь был в доме Вероники, он же, опасаясь за жизнь друга Антося, отвечал, что был один. А тот опять принялся ему угрожать, что-то невразумительное бормотал и вообще нёс чепуху, как псих ненормальный. Ксавусь даже и не понял, чего он ещё добивался. А тот приходил в ярость, ещё больше стервенел, аж слюни, то есть пена у него изо рта текла — сплошной кошмар! Потом, как сумасшедший, развернулся и сбежал. Ксавусь тоже убежал. Ну об этом он уже…

Нет, вы даёте! Ему только не хватало мчаться в полицию жаловаться и доносить. Да у него при одном воспоминании о Патрике и сейчас поджилки трясутся.

И тогда тряслись. И вечером тоже. А на следующий день он уже ехал в поезде подальше от этого проклятого места. За ночь немного пришёл в себя и теперь уже стал бояться полиции.

И дядюшки. Как почему? Отдал ему брактеат и не знал, чего теперь ждать, когда все узнают об убийстве пани Вероники. К тому же дядюшка может почувствовать себя замешанным в этом деле и не простит ему, проклянёт, наследства лишит да ещё, глядишь, в тюрьму засадит. Нет, у него такой дядюшка, что не дай бог никому! И теперь он, Ксаверий Зубило, очень просит почтённое следствие ни о чем дядюшке не говорить.

Почему скрывался? Кто сказал, что он скрывался? С чего вы это взяли? А, вы вот о чем, так это совсем другое дело. Просто боялся сумасшедшего Патрика. А так нечего ему скрываться. Ну как же, и Антоний Габрысь знает его.., как их.., анкетные данные, и в гостинице, когда снимал номер, фамилию и адрес называл. Да, повестки из полиции приходили, но не могли догнать его, он сменял адреса, потому что девушки его часто менялись. Такой уж он влюбчивый.

А как только влюбится, тут все остальное вылетает из головы, вы уж извините, он исправится…

— Ну и ну! — только и сказала я, потому что Януш замолчал. Говорить он больше не мог, пересохло в горле.

Надо отдать Янушу должное, он очень старался передать интонации и манеру поведения подозреваемого и вообще весь дух допроса. Заслужил свежезаваренный чай, который я ему и приготовила. Я почти перестала жалеть, что он не мог привезти дискету.

— Это все? — кашлянув, деликатно спросила Гражинка.

— Что вы! Сейчас начнётся самое интересное — неточности и несостыковки, — все ещё вдохновенно продолжал Януш.

— Лично я вижу миллион неточностей, — сурово заметила я. — Надеюсь, полиция отмечала их по мере поступления. А данные экспертизы у них там были?

— Были, были, не беспокойся. Следователи терпеливо выслушали всю галиматью, которую нёс парень, а потом напомнили ему, что в суде он будет давать показания под присягой, причём за ложные полагается срок до пяти лет Честно говоря, я не могу припомнить в своей практике приговора за ложные показания, однако такое предупреждение всегда производит должное впечатление Вот и теперь наш подозреваемый, медленно, правда, и с большим трудом, принялся вносить коррективы в свои ответы на допросе.

— Ну?!

— Не сейчас. Поправок было тьма, но мне уже пора ехать, если тебе не терпится получить факсы из Болеславца И хотелось бы напомнить, что получаю я их нелегально, так что ещё неизвестно, кто окажется за решёткой.

Януш допил свой чай и убежал. Гражинка по-прежнему сидела безмолвным пнём. Я подождала — девушка продолжала молчать.

Когда я, не вытерпев этого молчаливого напряжения, уже раскрыла рот, чтобы предложить что-нибудь своё, она неожиданно заявила:

— Ну я, пожалуй, пойду — Спятила, что ли? — обрушилась я на неё. — Теперь, в самый кульминационный момент…

Я не докончила, взглянув на несчастную. Она делала попытки встать со стула, но они ей не удавались. Такое бывает, когда в человеке парализованы все суставы и он не может пошевелиться. Несколько раз девушка пыталась привстать, и все без толку.

Я бы могла понять такое, если человек много выпил, но ведь она приехала трезвая как стёклышко, а от чая пока не пьянеют. Говорят, можно опьянеть от счастья, но для этого у неё не было никаких оснований. Вряд ли хоть намёк на счастье умудрилась она углядеть в рассказе Януша. Я внимательнее всмотрелась в Гражинку.

Сломанная лилия, пся крев! Вот теперь депрессия психическая перешла в паралич. Срочно требуется терапия, не то выйдет и попадёт под колёса первой же попавшейся машины. Или сама кого задавит — ещё хуже.

Когда я осторожно предложила девушке обратиться к психиатру, поскольку её состояние внушает мне опасения, та неожиданно сорвалась с места и забегала по комнате, беспорядочно выкрикивая.

— К черту психиатра! И психолога! И психоаналитика! Сама справлюсь.

Поскольку в своём сумасшедшем беге девушка воспользовалась всей моей жилой площадью, я не услышала, что она кричала, оказавшись у окна в другой комнате. Бегать за ней следом мне как-то не хотелось Но вот голос несчастной послышался отчётливей:

— Тебе бы такое! Или плазма, или убийца, вот и весь выбор! А ведь уговаривала меня тётка уйти в монастырь, жаль, что не послушалась! Я ведь до конца надеялась… Сама бы попробовала свою проклятую психоаналитику! — громким криком закончила она и на миг замолкла.

Я немедленно этим воспользовалась, крикнув в свою очередь:

— И вовсе нет! И не правда! Это ты его довела! Выслушать не пожелала! Избегала парня, как зачумлённого, ни одному его слову не верила.

Если не любила, так бы и сказала, не мучила…

— Идиотка! — услышала я в ответ. — Я его любила! Ещё как любила! Я только хотела, чтоб он стал немного другим…

— Вот он и стал совсем другим…

— Я уже почти решилась выйти за него!

А теперь вижу! И это ужасно, ужасно, я такого не вынесу! Ну почему я с ним так.., так… И на кой мне понадобился Умберто Эко?

Это, должно быть, отозвались её упрёки в недостаточной начитанности Патрика, — догадалась я и высказала своё полное согласие с ней.

— Не знаю и тоже удивляюсь, на кой. И вообще, ты дулась и капризничала, когда он был, а теперь, когда его нет…

— И в этом тоже моя вина! — заливаясь слезами, Гражинка стремглав устремилась к балконной двери и распахнула её.

Я встревожилась.

— Не вздумай прыгать! Дворничиха и без того все время ругает меня, что из моих окон всякая гадость падает, а потом велит мне её убирать.

А Гражинку уже несло, она не могла остановиться. Я узнала, что с неё достаточно морального гнёта, и к черту интеллигентность и воспитанность, достаточно, она больше не выдержит. Нет, не станет она глотать отраву, просто постарается забыть и о Патрике, и обо мне. А ещё лучше — повернуть время вспять. Пусть он не убивает тётки, а она не капризничает, примет решение и выйдет за него. И как я не понимаю, какие муки она теперь испытывает? А ещё подруга называется! Нет, она с самого начала предчувствовала, что такое случится, вот и металась в своих чувствах, а теперь совесть её гложет и гнетёт со всех сторон!