Книга Битвы третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии - Бэзил Генри Лиддел Гарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он ответил: «Думаю, ограниченный успех все еще был возможен, во всяком случае, мы вполне могли выйти на Маас и, возможно, даже занять плацдарм за ним». Однако в процессе дальнейшего обсуждения он признал, что столь запоздалый выход на Маас принес бы больше проблем, чем преимуществ.
«Не успели мы начать движение, как началось контрнаступление союзников. Я позвонил Йодлю и попросил передать фюреру, что намерен отвести войска, оказавшиеся на острие образованного нами клина, на линию Ларош – Бастонь. Но Гитлер категорически запретил этот шаг назад. Поэтому мы не отошли вовремя, а были отброшены назад беспрерывными атаками союзников и понесли никому не нужные тяжелые потери. 5 января ситуация обострилась, и я начал всерьез опасаться, что Монтгомери отрежет обе наши армии. И хотя впоследствии мы сумели избежать этой опасности, многие люди были принесены в жертву. Благодаря приказу фюрера «ни шагу назад» на завершающей стадии операции мы понесли более тяжелые потери, чем на начальной. Таким образом мы быстро приближались к окончательному краху – в конце войны мы уже не могли позволить себе такие огромные потери».
Итог заключительного этапа войны Мантейфель подвел в двух предложениях: «После провала в Арденнах Гитлер начал «войну капрала». Больше не было планов грандиозных сражений, только множество боев местного значения».
Далее Мантейфель рассказывал: «Осознав, что Арденнское наступление зашло в тупик, я хотел начать общее отступление – сначала на исходные позиции, затем на Рейн. Но Гитлер ни о чем подобном и слышать не желал. Он предпочел пожертвовать своими главными силами в безнадежном сражении на западном берегу Рейна».
С этим мнением согласился и Рундштедт. Он также дал понять, что никогда не видел смысла в этом наступлении. «Каждый шаг вперед в Арденнском наступлении растягивал наши фланги, делал их чрезвычайно уязвимыми для контрударов союзников». Свой рассказ Рундштедт сопровождал показом некоторых действий на карте. «Я хотел остановить наступление на самой ранней стадии, когда стало очевидно, что его цель не может быть достигнута. Но фюрер яростно настаивал на его продолжении. Это был Сталинград номер два».
Арденнское наступление показало абсурдность известного военного афоризма о том, что «лучшая защита – это нападение». Оно оказалось худшей из защит, поскольку ликвидировало шансы Германии на сколь бы то ни было серьезное сопротивление. С тех пор большинство немецких командиров думали не о том, как остановить наступление союзников, а недоумевали, почему они не наступают быстрее и не закончат, наконец, опостылевшую всем войну.
Они оставались на своих постах, потому что не хотели изменять присяге, да и полицию Гиммлера нельзя было сбрасывать со счетов, но втайне молились об освобождении. В течение последних девяти месяцев войны среди командиров все чаще возникали разговоры о способах контакта с союзниками и капитуляции.
Все немецкие военные, с кем мне удалось побеседовать, в один голос твердили, что выдвинутое союзниками требование «безоговорочной капитуляции» затянуло войну. Все говорили, что, если бы не это, они, а также их войска (еще более важный фактор) были готовы сдаться раньше. Несмотря на строгий запрет, военные регулярно слушали радио союзников, но, к сожалению, в пропагандистских передачах ничего не говорилось об условиях заключения мира, что вполне могло подтолкнуть немцев к отказу от дальнейшей борьбы. Упорное молчание союзников по интересующему всех вопросу на первый взгляд подтверждало правоту нацистов, всячески запугивающих ужасами плена. Так неявно пропаганда союзников помогла нацистам заставить немецкие войска и весь народ продолжать войну уже после того, как все они были готовы сдаться.
Гитлер – каким его видели молодые генералы
Во время одной из бесед с Мантейфелем о наступлении в Арденнах он высказал свое мнение о Гитлере, причем оно существенно отличалось от характеристики, данной фюреру старыми генералами. По-моему, его стоит привести, поскольку это поможет лучше объяснить причины его взлета и падения.
История о том, как Мантейфель привлек внимание Гитлера, тоже достаточно занимательна. В августе 1943 года он принял командование 7-й танковой дивизией – в 1940 году ею командовал Роммель. Она входила в группу армий Манштейна. В ту осень русские перешли Днепр и взяли Киев, откуда довольно быстро достигли польской границы. У Манштейна не было резервов, чтобы справиться с этой проблемой, поэтому он поручил Мантейфелю собрать все, что он сможет найти, и нанести импровизированный контрудар. Мантейфель прорвался в тыл наступающих русских, стремительной ночной атакой выбил их из Житомирского узла и затем проследовал в северном направлении, чтобы снова взять Коростень. Разбив свои не слишком мощные силы на некоторое количество маленьких мобильных подразделений, он сумел создать впечатление большой армии. Неожиданный отпор вынудил русских остановиться.
Далее Мантейфель усовершенствовал свой метод проникающих рейдов – мобильные группы врезались между колоннами русских и затем наносили удар с тыла. «Все мы были удивлены отсутствием зависимости русских от нормальной системы снабжения. Во время «внутренних» рейдов мы ни разу не встречали колонны со снабжением, зато нередко обнаруживали следующие за ударными частями штабы и центры связи. Проникающие рейды доказали свою высокую эффективность в деле создания неразберихи и паники в стане противника. Конечно, для операций такого рода необходимо, чтобы танковая дивизия везла с собой все необходимое, чтобы не зависеть от связи и снабжения». (Совершенно очевидно, что Мантейфель успешно применил на практике методы, впервые продемонстрированные генералом (позже бригадным генералом) Хобартом и 1-й танковой бригадой в 1934–1935 годах в Сэйлсбери-Плейн. Тогда Хобарту так и не удалось убедить британский Генеральный штаб в том, что такая форма стратегии имеет практическое значение.)
Гитлер был восхищен новаторством молодого генерала и возжаждал узнать о нем и его методах побольше. Поэтому Мантейфель и командир его танкового полка полковник Шульц получили приглашение провести Рождество в ставке в Восточной Пруссии. Поздравив Мантейфеля, Гитлер заявил: «В качестве рождественского подарка я дам вам 50 танков».
В начале 1944 года Мантейфель получил под командование специальную усиленную дивизию «Великая Германия» (Gross-Deutschland), с которой направлялся на разные участки фронтов, чтобы остановить прорыв или вызволить немецкие части, попавшие в западню. В сентябре после того, как он сумел пробить дорогу для немецких частей, окруженных на Балтийском побережье в районе Риги, Мантейфель получил большое повышение – стал командиром 5-й танковой армии на западе.
В 1944 году Мантейфель встречался с Гитлером чаще, чем другие командиры, – фюрер приглашал его в ставку, чтобы обсудить срочные поручения или проконсультироваться по проблемам ведения танковой войны. В результате Мантейфель стал «своим человеком» у Гитлера, что настораживало, даже пугало старых генералов.
«Гитлер был личностью магнетической и несомненно обладал даром внушения. Это ощущали все визитеры, явившиеся, чтобы убедить его в чем-то. Они всегда начинали бойко отстаивать свои убеждения, но быстро сдавались, поскольку никому не удавалось устоять перед этим неординарным человеком. В итоге посетители обычно уходили, согласившись с мнением, противоположным их собственному, да еще и удовлетворенными этим. Что касается меня, в конце войны я хорошо узнал фюрера и умел с ним разговаривать, не давая ему отвлекаться от темы и не забывая о своих задачах. В отличие от многих я не боялся Гитлера. После успешной атаки на Житомир, привлекшей его внимание, он часто приглашал меня в ставку для консультаций.
