Книга Куклу зовут Рейзл - Владимир Матлин

— Вы подпишите здесь, — сказал следователь, поднял с пола листок и расправил его на столе. — Давайте телефон мужа, я позвоню.

По счастью, Василий оказался на месте.

— Это из милиции, — сказал следователь в трубку усталым голосом. — Жену вашу тут задержали. Да ничего с ней не случилось, не пугайся. Просто задержали за торговлю в неположенном месте. Оформлять будем за спекуляцию. Что будет? А я почём знаю, это суд решит. Ты вот что — жми домой скорей, там ребёнок некормленый, плачет. Жена когда вернётся? Вопрос о мере пресечения будет решаться в прокуратуре. Нет, не сегодня, не раньше завтрашнего дня. Так что на завтра советую взять отпуск. Как минимум, на завтра.

Валентина вернулась домой на второй день, её отпустили под подписку о невыезде. Было возбуждено уголовное дело по обвинению в спекуляции товарами широкого потребления, через пару месяцев было закончено следствие, материалы следствия и обвинительное заключение за подписью районного прокурора были переданы в суд.

Судебное заседание состоялось в ноябре 1966 года. В качестве свидетеля выступала тётя Рая, которая показала, что три мотка синей мохеровой пряжи подарила жене своего племянника Валентине Рабочевой на день рождения, поскольку ей, Валентине, «всегда хотелось иметь мохеровую кофту». Эти три мотка она купила на рынке у перекупщицы за тридцать шесть рублей. Другая свидетельница, сотрудница милиции Бовницкая, рассказала, как подсудимая пыталась продать ей три мотка мохеровой пряжи за тридцать шесть рублей возле универмага «Гагаринский». Прокурор объяснил присутствующим в зале суда, какое это опасное преступление — спекуляция и как она, спекуляция, подрывает экономическую мощь нашей несокрушимой советской экономической системы; он просил суд наказать спекулянтку Рабочеву В.И. лишением свободы на три года. Молодой адвокат, назначенный судом, пытался обратить внимание судей на то, что состав преступления, называемый спекуляцией, предполагает скупку товаров и перепродажу их по более высокой цене с целью наживы. В данном же случае, настаивал адвокат, никакой скупки не было, поскольку три мотка мохера подсудимая получила в подарок. Не было также и стремления к наживе, поскольку… Но тут председательствующая на заседании суда пожилая женщина с орденом «Знак Почета» на жакете прервала молодого адвоката:

— Ну уж вы нам тут не это… Что вы нам рассказываете? Ведь она получила мотки вообще задаром, а пыталась продать по двенадцать рублей, и это по-вашему не нажива? А что это такое?

Посрамленный адвокат под смешки публики кое-как закончил свою речь. А суд всё же проявил великодушие и вместо трёх лет лишения свободы, испрошенных прокурором, дал Валентине только два, «учитывая у неё малолетнего ребенка (девочка)», как было сказано в преамбуле приговора. Подсудимую взяли под стражу в зале суда сразу по окончании заседания.

Как её увозили, как она прощалась с дочкой, Валентина вспомнить не могла. Все эти дни прошли в каком-то тумане. Преобладало одно чувство — отчаяние. Что будет с Машей? Кто о ней позаботится? Как муж сможет заниматься ею и работать?

И снова на выручку пришла тётя Рая. Как некогда она взяла к себе племянника, сына репрессированной сестры, так и теперь она взяла к себе внучатую племянницу, дочь осуждённой спекулянтки. Но ведь теперь тете Рае было на двадцать семь лет больше… Конечно, Василий делал всё возможное, чтобы помогать ей и как можно больше времени проводить с Машей. Но всё-таки целыми днями девочка была с тётей Раей, а для пожилой больной женщины это было нелегко. Кошмарную зиму и последовавшее за ней жаркое лето Раиса пережила, что называется, стиснув зубы. Зато осенью им несказанно повезло: в честь пятидесятой годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции была объявлена амнистия и некоторые категории преступников были выпущены на свободу. Валя среди них…

Пока Валя сидела в лагере и забота о ребёнке была на тёте Рае, она держалась из последних сил. Есть на свете такие люди, для которых чувство долга и ответственность сильнее всего остального, даже болезней. Но как только девочка вернулась к матери, старые болезни навалились на Раю с прежней силой и даже хуже: последний год подточил её и без того слабое здоровье. Весной 1968 года она уже не могла выходить из дома и покупки для неё делал Василий. Осенью того же года она перестала вставать с постели. Рабочевы взяли её к себе, в свою комнатёнку в коммунальной квартире. Их соседи, инвалид Кукуев и одинокая женщина с ребёнком Таисия, тут же написали заявление в районное отделение милиции (копия в домоуправление) о том, что «у Рабочевых в настоящее время проживает человек (женщина) без прописки». Пришёл участковый, ознакомился с положением дел и объявил, что тяжело больной родственнице можно жить временно без прописки, учитывая, что постоянно она прописана в Киеве. Можно жить временно… Тётя Рая прожила после этого меньше месяца: в начале октября тихо умерла во сне.

Незадолго до своей кончины она сказала Василию:

— Нехорошо всё-таки, что мы про дядю Исаака ничего не знаем. Родственников забывать нельзя.

9

Нью-йоркская телефонная книга

Древнегреческий ученый Евклид был, конечно, прав: параллельные линии не пересекаются. Разве что где-то там, в бесконечности. Ну а если не в бесконечности, а здесь, на нашей замороченной планете, в наше время?..

Жизнь двух ветвей семьи Хайкиных из украинского местечка Захвылье развивалась параллельными линиями по обе стороны Атлантического океана. Рабочевы жили в Советском Союзе, Чайкины — в Америке. Старшее поколение уходило из жизни: Аркадий Рабочев, герой Гражданской войны, был расстрелян как враг народа ещё в 1937 году; Айзек Чайкин, видный профсоюзный деятель, доживал свой век на пенсии. Их сыновья, Василий Рабочев и Джино Чайкин, вступили в жизнь почти одновременно, оба учились в институтах, но не закончили (по разным причинам), оба женились: Василий — на Валентине Прошкиной, Джино — на Берте Леон, оба родили детей, оба сменили несколько профессий и оба худо-бедно устроили свою профессиональную жизнь: Рабочев в качестве специалиста по холодильным установкам, Чайкин как агент по торговле недвижимостью.

И тут произошло нечто, существенно подрывающее правильность утверждений Евклида: параллельные линии сошлись в одной точке. В семидесятых годах двадцатого века началась эмиграция евреев из Советского Союза, и в числе первых, протиснувшихся к выходу, была семья киевского инженера Рабочева. В августе 1975 года Рабочевы получили выездные визы и месяцем позже пересекли советскую государственную границу в районе станции Чоп.

В Нью-Йорк Василий Рабочев прилетел холодным осенним утром, как некогда, шестьдесят с лишним лет назад, приплыл сюда его дядя Исаак. Но, в отличие от дяди, Василий был встречен в аэропорту сотрудниками еврейской организации по устройству эмигрантов, а позже снял квартиру в бруклинском районе Брайтон-Бич. Там же, в Бруклине, в районе Бей-Ридж, жила в то время и семья Джино Чайкина. Параллельные линии пересеклись…

Но до того как двоюродные братья встретились, прошло ещё три года. Первое время в Америке Василий и слышать не хотел ни о каких родственниках, хотя Валя время от времени заводила об этом разговор: вот было бы хорошо иметь здесь родных, знающих американскую жизнь, они бы могли подсказать… Но Василий был непреклонен, говорил, что ему претит роль бедного родственника. О чём он не говорил Вале — это что… ну не то чтобы стыдился своего отказа принять то злополучное письмо двадцать с лишним лет назад, а, скорее, опасался, что родственник не поймет его мотивов.