Книга По воле Посейдона - Гарри Тертлдав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернувшись домой, он удивился — и слегка встревожился, — обнаружив там Гилиппа и его римлянина-управляющего.
— Менедем говорил, что ты завел себе зверушку — рыжеволосую шлюху, — сказал торговец вяленой рыбой. — Откровенно говоря, не понимаю, что ты в ней нашел.
— Мне нравится все необычное, — ответил Соклей. — Что привело тебя сюда, господин?
— Я хочу, чтобы у меня появилось больше шансов завести по крайней мере одного павлина.
Птенцы бегали по двору, пища и время от времени останавливаясь, чтобы проглотить жука, зернышко или клюнуть друг друга. Интересно, гадал Соклей, понравилось бы Гилиппу держать во дворе взрослого павлина? Но это, в конце концов, не его забота.
Менедем поймал пару птенцов и похромал обратно к Гилиппу со словами:
— Конечно, выбирать тебе, о почтеннейший, но я думаю, что эти двое — самые большие, самые сильные птенцы из всех, которые у нас сейчас есть.
Как бы в подтверждение этих слов один из птенцов клюнул его в руку. Менедем выругался.
Гилипп рассмеялся.
— Они очаровательны, — сказал он. — А что такое с твоей лодыжкой?
Соклей вздрогнул, услышав этот вопрос, а потом постарался принять равнодушный вид.
Менедем непринужденно засмеялся.
— Споткнулся о собственные ноги, а еще о гальку, — ответил он. — Чувствую себя дураком. Мы прошли сквозь страшный шторм в Ионическом море, и я мог устоять на ногах, как бы ни раскачивалась палуба и какой бы мокрой она ни была. А стоило сойти на твердую землю — и вот, такой конфуз.
— Не повезло, — согласился Гилипп.
Соклей рассматривал его краешком глаза. Лицемерил их гость или нет? Он ведь тоже был торговцем; Соклей не мог сказать, насколько Гилипп искренен.
— Я куплю птенца, который тебя клюнул, — сказал тот. — Но излови для меня еще и того крапчатого.
Крапчатый птенец не хотел быть пойманным, и Менедему пришлось за ним гоняться. Пока юноша хромал по двору, Гилипп не спускал с него глаз. По лицу торговца вяленой рыбой немногое можно было прочитать, но Соклею не понравилось то, что он там увидел. Гилипп уделял слишком пристальное внимание больной лодыжке его двоюродного брата. Интересно, сильно ли нашумел Менедем, покидая дом через окно второго этажа? Похоже, вполне достаточно, чтобы пробудить подозрения Гилиппа, когда тот увидел, что родосец прихрамывает.
Наконец после долгих ругательств Менедем поймал крапчатого птенчика и принес его Гилиппу.
— Вот он, господин. Теперь делай с ним все, что захочешь, можешь его хоть зажарить.
— Не за такую цену.
Гилипп повернулся к Титию Манлию, который тихо стоял рядом, тоже наблюдая за Менедемом. По лицу раба Соклей и вовсе не смог ничего прочитать. Знал ли он? А если знал, рассказал ли хозяину?
— Заплати ему, — велел рабу Гилипп.
— Да, господин.
Римлянин вполне мог бы быть говорящей статуей. Он с непроницаемым видом протянул Менедему кожаный мешок.
— Здесь столько же денег, что и в прошлый раз.
— Мне следовало бы выторговать побольше. Эти птенцы крупнее, — проговорил Менедем.
Гилипп резко покачал головой.
— Едва ли.
Менедем посмотрел на двоюродного брата.
Соклей тоже покачал головой, едва заметно, как бы говоря, что сомневается, что Менедему сойдет такое с рук. С легким вздохом Менедем произнес:
— Ну не важно. Сейчас пересчитаю монеты, и после этого можешь забрать птиц.
Соклей сел на землю рядом с братом, чтобы помочь побыстрее сосчитать деньги. Тарентцы чеканили красивые драхмы с изображением вооруженного всадника, держащего копье, с одной стороны монеты, и человека верхом на дельфине — с другой. Некоторые говорили, что тут якобы изображен Арион, другие утверждали, что это герой, чьим именем был назван Тарент.
— Все верно, — сказал Соклей Гилиппу, когда подсчеты были закончены. — Мы очень тебе благодарны.
— У вас есть то, что я нигде больше не могу раздобыть, — ответил Гилипп.
Он кивнул Титию Манлию.
— Пошли.
И они ушли; каждый нес по птенцу.
Едва за покупателями закрылась дверь, Соклей сказал:
— Думаю, он знает. Или, по крайней мере, подозревает. Ты видел, как он за тобой наблюдал?
— Сомневаюсь, — ответил Менедем. — Какой бы человек стал занимался делами с тем, кто перепихнулся с его женой?
— Есть такие, — заявил Соклей. — Теофраст называет их «ироническими»: такие люди болтают с теми, кого презирают, дружески ведут себя с теми, кто клевещет на них, и восхваляют в лицо тех, кого оскорбляют за спиной. Они опасны, потому что никогда не признаются, что делают.
— Эти люди не настоящие эллины, если хочешь знать мое мнение, — возразил Менедем.
— Что ж, согласен, — ответил Соклей, — но это еще не означает, что их не существует, И не делает их менее опасными.
Но Менедем легкомысленно отмахнулся.
— Ты слишком беспокоишься.
— Надеюсь, — ответил Соклей. — Но, боюсь, я беспокоюсь слишком мало.
* * *
Менедем перестал заходить в дом Гилиппа, хотя теперь у него имелся отличный повод для визита — проверить, как там поживают птенцы. Он считал, что Соклей ошибся: Гилипп вряд ли настолько страдал недостатком самоуважения, чтобы быть вежливым с соблазнителем жены, — но Менедем все же решил не рисковать понапрасну.
«Если Филлис захочет сделать еще одну попытку, она знает, где меня найти», — решил он.
Он продал последнюю взрослую паву и еще четырех птенцов богатому землевладельцу, жившему за пределами Тарента.
— Пусть меня склюют вороны, если я знаю, что буду с ними делать, — сказал этот человек. — Но, по-моему, будет забавно, если в моем сарае будет бегать павлин. Я видел павлина, которого купил самнит, и решил приобрести такого же. Я думаю, что хоть один из купленных мной птенцов наверняка окажется самцом.
— Конечно. — Менедем не собирался с ним спорить, ибо получил за птиц порядочно серебра. — И ты сможешь разводить павлинов и продавать их сам: мигом вернешь то, что заплатил мне, да еще получив прибыль.
— А ведь и правда! — воскликнул землевладелец.
Менедем не был так уж в этом уверен.
Когда проданные ими птенцы вырастут, множество людей в Таренте и вокруг города станут разводить павлинов. А значит, будет продаваться все больше и больше птиц и цена на них непременно упадет. Но если землевладелец не понимал таких простых вещей сам, Менедем не собирался ему это объяснять.
Землевладелец купил повозку, запряженную волами, и заодно пару клеток. Клетка для павы оказалась маловата, но он все равно посадил туда птицу. Когда он уезжал, ось повозки скрипела громко и раздражающе, почти так же вопили павлины.