Книга Декабрист - Максим Войлошников

— Примерно поздней весной. К этому времени мы успеем все подготовить. Как у вас с деньгами?

— Увы, я почти на ноле! — Сухинов развел руками.

— Вот вам триста рублей на обзаведение. — Ломоносов достал кошелек с серебром и протянул Сухинову. — Потратьте их с умом. Заводите знакомства, прощупывайте каторжных и обязательно постарайтесь сколотить небольшую группу, которая сможет стать ядром мятежа. Без этого вам не удастся раздуть его пламя. О нас, о нашей цели — ни слова! Связь держать будем через нарочных.

Они крепко пожали друг другу руки на прощание, и каждый разошелся в свою сторону. Все трое отлично понимали, что дело, за которое взялся Сухинов, — это работа смертника.

— Дадим знать своим? — предложил Лисовский, кивнув на дымящую внизу казарму.

— Ни за что. Могут случайно выдать и все кончится плачевно.

…Вернувшись в Сретенскую через несколько дней, они занялись закупками. С трудом раздобыли доски, пригодные для строения судна; купили пилы, топоры, рубанки, молотки, буровы, гвозди, смолу, порох и свинец для охоты. Взяли хлеба, вина, клюквы и квашеной капусты, чтобы предотвратить цингу. Ломоносов приобрел в лавке какую-то подранную старую книгу о Китае, как видно оставшуюся от кого-то из ссыльных. Затем они наняли подводы и со всем этим добром снова двинулись на Амур.

Вновь пересекали границу они уже в феврале. Урядник, всегда лично принимавший мзду и проникшийся некоторым доверием к сообщнику, спросил Ломоносова, не хочет ли он пушки, если на его заимку попробует напасть шайка китайских хунхузов. Он показал в сарае старую трехфунтовую пушку без лафета и попросил за нее пятьдесят рублей. Петр попросил добавить десять ядер, и они сошлись на тридцати. Пушку погрузили на сани, и ее легко везла одна лошадь. …В это время стояли сильные холода, и дорога на Амур была трудной. Наконец усталые, с обмороженными лицами, они добрались в Албазин и в целости привезли все закупленное добро. Увидев среди встречающих новые лица, Петр удивился. Как оказалось, к маленькой русской колонии прибилось еще шестеро — часть промышляла браконъерством, другие — беглые ссыльные, каким-то образом выживавшие в трущобах Приамурья, в то время как их товарищи весной устраивали массовые забеги на запад, к Байкалу. Лица новичков были не самые ласковые, да бывалым солдатам к таким однокотловцам не привыкать.

Выросла уже отдельная кухня — чтобы не подвергать избу опасности пожара. Прибывших товарищей угостили кашей, напоили чудно крепким чаем. На вопрос: «Откуда это лакомство?» — Окулов слегка потупился. Оказалось, остававшиеся в заимке люди раз сходили за обледеневший Амур, в местечко Ляньфу, несколькими верстами выше Албазина, выменяв и купив проса и чая у китайских подданых. А без этого, пожалуй, продовольствия могло и не хватить с учетом прибавившихся едоков.

Прохлаждаться без дела Окулов, впрочем, никому не давал — новых впрягли в работу вместе со всеми. Уже возвели большой навес у берега со стенами из плетенки, чтобы без помех строить судно. Плетенку утеплили снежными кирпичами, на манер эскимосского иглу.

Получив материалы, Чижов, Окулов и семеро других моряков воспряли духом и начали, благословясь, судостроительные работы. Ломоносов провел совещание флотских, на предмет выбора типа судна. Сложность задачи была в том, что вначале надо было спуститься на две тысячи верст по Амуру, славному своими мелями, а затем, на том же судне, идти по морю, известному нередкими тайфунами. Флотские офицеры склонялись к тому, чтобы для плавания по реке и последующего выхода в море построить судно по проекту голландского гукора. Небольшое, с коротким (саженей семь в длину) и широким корпусом, неглубокой (примерно шесть футов) осадкой (надеялись, что в полную воду оно везде пройдет по Амуру), круглым носом и кормой. Гукер имеет две мачты, причем грот стоит посередине палубы, а бизань — на своем месте на корме, так что кажется, будто судно потеряло фок-мачту. Вместо таковой служит длинный бушприт с выдвижным утлегарем, дававший место мощному косому парусному вооружению. От парусов на верхних стеньгах решено было отказаться за скудостью приобретенного такелажа и трудностью подъема высоких мачт. Недостаток парусности должны были восполнить поднимаемые на кормовых гафелях косые трисели. Гукоры, как морские суда, были достаточно хорошо управляемы и обладали замечательной мореходностью. Они и появились у голландцев в средневековье как рыбачьи лодки, а затем выросли в размерах. Чижов быстро составил отличный чертеж на листах бумаги, предусмотрительно доставленной из Сретенской Ломоносовым.

Сподвижникам Петра предстояло повторить подвиг моряков экспедиции Беринга. Разбившись на Командорских островах, те сумели из обломков судна построить гукор, на котором вернулись на Камчатку! Только готовых материалов у людей Ломоносова был не избыток…

Все, кто не занимался охотой, помогали морякам в работе, но рабочих рук все равно не хватало… К сожалению, лучшего судостроительного дерева — дуба, — у них под руками не было. Впрочем, амурский кедр мог служить достойной заменой. Заранее были срублены и притащены кедры на киль и мачты, теперь вытесывали бимсы и гнули на кострах шпангоуты из кривых стволов. Вскоре киль оброс шпангоутами, соединенными поверхку бимсами, точно китовый скелет, затем стали нашивать корпус из досок. Все это было делом тяжелым и долгим. А время подгоняло — на постройку оставалось лишь несколько месяцев.

Между тем суровая их жизнь шла своим чередом. Никому из десятка с лишним новых товарищей решено было не раскрывать подлинной цели, а главным делом объявлялось плавание на Сахалин, где будто бы полно зверя и можно обогатиться, продавая пушнину китайцам. Чтобы никто из участников нападения на Петропавловку не проболтался в пьяном виде, выдачу винных чарок поставили под жесткий флотский контроль, а если кто напьется — обещано было Ломоносовым спустить того в прорубь.

Вручив морякам привезенную пушку, Петр сказал Чернякову:

— Ну, вот тебе и игрушка.

Для судна сделали лафет для орудия на катках. Предусмотрели пушнечные порты в фальшбортах, чтобы можно было перетаскивать легкое орудие и вести огонь с разных курсов. Сколотили для пушки и наземную волокушу, как в старину заведено было у казаков. Сшили из полотна два десятка картузов для зарядов, приготовили и несколько картечных выстрелов. Пушку Черняков любовно вычистил и произвел пробный выстрел ядром на двести сажен, показавший полную пригодность орудия.

К апрелю месяцу судно было обшито, настелили палубу. Корпус стали смолить — приятный запах смолы проникал в заимку.

Пора было готовиться к нанесению удара. Для операции Ломоносов отобрал двенадцать человек — причем Чижов, Окулов, Черняков и половина бывших матросов оставались при судне и для команды новыми людьми. Оставался и полковник Башмаков. Только один местный уроженец, охотник Никодим Зырянов, был взят им в качестве проводника. В середине апреля небольшой отряд выступил из заимки вверх по Амуру.

Глава 51

Агент

— Эдуард! — Николай Павлович, облаченный в измайловский мундир, повернулся к генерал-адъютанту Адлербергу. — Ко мне обратился лейб-медик Виллие: он напомнил о том, что в Шлиссельбургской крепости уже четырнадцать лет сидит английский агент Медокс. Надо бы его выпустить и пристроить к делу. Скажи Бенкендорфу, чтобы занялся. Потом доложишь мне…