Книга Департамент нераскрытых дел - Рой Викерс

– Разумеется, нет! Я хотел сказать… нет, спасибо. Увольте!

– Полно вам, мистер Магган! Посещение вас взбодрит, поднимет настроение. Я совершенно уверена: визиты друзей и родственников больным только на пользу!

– Меня достаточно взбодрила ночная сиделка, разбудив на рассвете. Да и вы… перед обедом. Дайте-ка вспомнить… а, принесли молоко, хотя я и не просил. И кстати, – проворчал Гарольд, – визит этой женщины меня только расстроит. Так что, хорошенько подумав, я решил ее принять. Будьте любезны, проводите ее ко мне.

Дороти Колмор принадлежала к старинному аристократическому роду. Семья откупилась от нее весьма щедрым годовым содержанием, которое обеспечивал трастовый фонд.

Отнюдь не злая, отзывчивая и даже добросердечная, неизменно полная самых искренних и чистых намерений, она отличалась, однако, вопиющей безответственностью.

При виде ее светло-пепельных кудрей, напомнивших ему о катастрофе, Магган на мгновение ощутил животный ужас, искалеченную ногу пронзило болью.

– Я пришла сказать, что полностью признаю свою вину: была пьяна. – В тихом низком голосе мисс Колмор звучало раскаяние. – И не прошу вас меня простить.

Простить? Подобная опасность Маггану определенно не угрожала.

– Пожалуйста, не казните себя, мисс Колмор, – проговорил Гарольд подчеркнуто вежливым тоном, не скрывая, впрочем, сарказма. – Уверяю вас, я… смотрю на вещи беспристрастно и не виню никого лично. Спасибо, что зашли.

Последняя фраза была произнесена едва слышно, с полуприкрытыми веками, так, словно боль мешала ему продолжить.

Его слова так задели девушку, что она бросилась к двери и выскочила из палаты, не заботясь о том, что подумают сестры и сиделки. Несколько минут Магган, вообще-то добродушный и веселый малый, пролежал в задумчивости, озадаченный собственной злобной выходкой, но вскоре мысли его переметнулись на сиделок – как бы покрепче им досадить, но тонко, не слишком грубо, чтобы не к чему было придраться. В голове его зрели планы один другого коварнее.

Однако сиделки все равно жаловались друг другу на капризы больного. Отголоски этих пересудов достигли ушей Мюриель, и та, ко всеобщему удовольствию, стала навещать мужа в два раза чаще. Ее визиты смягчали раздражительность Гарольда, после ухода Мюриель тот оставался в благодушном настроении еще час, а то и дольше. Ему нравилось, когда она садилась чуть поодаль от кровати, чтобы он мог видеть ее всю, с головы до ног. Одно ее присутствие действовало на него умиротворяюще. Иногда Гарольд расспрашивал жену о покупках, о доме, о саде и охотно слушал ее воркование.

– Забери меня отсюда, дорогая. Это место сводит меня с ума. Дома я быстро приду в себя.

Гостиная превратилась в спальню Гарольда, а к французскому окну подвели пандус для кресла на колесах. К несчастью, не успев освоиться в домашней обстановке, он заболел воспалением легких. В доме водворились две опытные сиделки, но это не спасло положения: они не могли обеспечить беспомощному больному столь же тщательный уход, как в клинике.

Сиделки оставались, пока доктор не объявил, что жизнь Маггана вне опасности. Тогда Мюриель, повысив плату кухарке и уборщице, полностью взяла заботу о муже на себя.

Первая ночь без сиделок (обычно больной отходил ко сну в половине десятого) прошла превосходно. Уютно устроившись на подушках, Гарольд неторопливо думал о том, что в нежных заботливых руках Мюриель скоро вновь станет самим собой. В эти приятные мысли незаметно вплелась музыка Пуччини из оперы «Мадам Баттерфляй», такая тихая, что вначале Гарольд принял ее за игру воображения. Лишь потом ему пришло в голову, что звуки доносятся из комнаты Мюриель, где играло радио. Он погрузился в приятную дремоту, и несколько минут спустя уже спал.

Появившись в комнате на следующее утро, Мюриель заметила явное улучшение.

– Выглядишь чудесно, Гарольд! Похоже, ты хорошо провел ночь.

– Я… – Он хотел сказать, что ночь была изумительной, ведь она началась с «Мадам Баттерфляй».

– Вначале измерим температуру! – заявила Мюриель, сунув ему в рот градусник, что на время лишило его способности говорить, потом наклонилась, пощупала пульс, в точности как сиделки, только те еще и кряхтели.

Время вышло, и, поднеся к глазам термометр, она радостно воскликнула:

– Всего на полградуса выше нормы. Это замечательно! Теперь, когда здоровый сон восстановился, ты быстро окрепнешь.

– Я вовсе не уверен, что хорошо выспался! Раз уж ты упомянула об этом, дорогая… настоятельно тебя прошу включать радио, когда я уже сплю, а не пытаюсь уснуть, сражаясь с бессонницей!

Ночью Гарольд и вправду лежал без сна, ругая себя последними словами за то, что сорвал злость на бедняжке Мюриель. Он любил ее так же сильно, как прежде. Ее кроткий милый нрав вызывал у него изумление и восхищение. Эта добрая, великодушная женщина казалась ему самим совершенством, но всю следующую неделю он изводил ее мелкими придирками, не слишком грубо, разумеется, чтобы не дать повода для обиды, – теперь Магган изрядно поднаторел в этом искусстве и мог считаться подлинным знатоком. Однако ни одна его стрела не попала в цель, природное добродушие служило Мюриель щитом. Она лишь снисходительно улыбалась в ответ на оскорбления мужа, словно речь шла о шалостях капризного ребенка. Поглощенная заботами, она не обращала внимания на его выходки. Ее былая тревога сменилась безмятежностью.

Магган поправлялся медленно, и когда уже был на полпути к выздоровлению, вновь появилась Дороти Колмор. Она испытывала неловкость и вдобавок чувствовала себя обманутой, ведь ее лишили заслуженной награды за самоуничижение.

– Простите, я не могу впустить вас к нему, – сказала Мюриель. – Гарольд понемногу поправляется, но недавнее ухудшение сильно его расстроило. Посетители его смущают. Он становится нервным и раздражительным.

– О, я понимаю! – с чувством отозвалась Дороти. – Что говорят доктора? Когда ждать…

– Месяца через два-три Гарольд снова встанет на ноги, но ему придется считать себя инвалидом довольно долго – возможно, годы. Вдобавок всегда есть опасность, что он снова сляжет с воспалением легких.

– Я должна помнить об этом денно и нощно! – В раскаянии Дороти, несмотря на налет театральности, была известная доля искренности. – Я превратила вашего мужа в калеку, а вас – в сиделку. Мне было бы легче, если б вы ударили меня в ответ. Скажите хотя бы откровенно, что ненавидите меня.

– Не говорите глупостей, мисс Колмор! – Сочувствие в голосе Мюриель смягчило резкость слов. – Если это принесет вам облегчение… авария дала мне ощущение собственной нужности, которого я никогда прежде не испытывала. Гарольд ужасный пациент. Самые опытные сиделки, привыкшие терпеть всевозможные причуды больных, с трудом его выносят. А мне это под силу. И я могу заставить Гарольда соблюдать предписания врача, что часто не удавалось сиделкам!

– Ах как вам, должно быть, тяжело, – проговорила Дороти. – У вас есть дети?