Книга Заградотряд - Сергей Михеенков

Непростой ему попался человек, этот Расписной Лапин. Взводный приказал присматривать за ним особо: мол, бывшие уголовники перебегают на ту сторону, чуть что – руки вверх… Вот не было заботы Отяпову, когда простым бойцом был, так на ж тебе – «секельки» в петлицы и ответственность за целое отделение. Смотри за ними, обучай владеть оружием, приглядывай, чтобы самострел не сделали. Морока…

К ночи землянка была готова. Взвод потянулся на отдых. В окопах остались только наблюдатели и дежурные при пулемёте.

Гридников со своими калужанами отрыл ещё один окоп – в зарослях кустарника, во впадине, где начиналась лощина, уходящая в сторону леса. Лощина та шла немного наискось, так что, в случае необходимости, он со своим расчётом мог свободно, не обнаруживая свой маневр, перетаскивать пулемёт левее и прикрывать стык с соседним взводом. Там же окопались бронебойщики, оба расчёта.

Когда отделение ушло в землянку, Отяпов пошёл по ходу сообщения, чтобы ещё раз убедиться, что всё ладно.

Уже смеркалось. Левее, примерно в километре, гремело и перекатывалось эхом в глубину леса и по всему болоту. Там, видать, либо наши наступали, либо контратаковали немцы.

Прошел мимо наблюдателя. Тот стоял, привалившись плечом к столбу, и жевал сухарь.

– Что, Никитин, сладок сухарь?

– Ещё как, Нил Власыч.

Все его так звали – Нил Власыч. Какой он им «товарищ ефрейтор»? Ефрейтор… И слово-то какое-то не наше, не русское, а больше германское…

– Всё тихо?

– Тихо.

– Затвор-то не примёрз?

– Да нет.

– Дай-ка посмотрю. – И Отяпов отвёл затвор винтовки Никитина. Винтовка неновая, уже, видать, побывала в бою. Патрон был в патроннике, и Отяпов, убедившись в готовности бойца и его винтовки к самым решительным действиям, осторожно толкнул боеприпас на место. Затвор ходил мягко. Смазку Никитин, как он им приказал ещё в эшелоне, протёр насухо. Калужане оказались людьми покладистыми и в военном деле сноровистыми. Не хуже тульских. Но те, пожалуй что, победовей.

– Смотри вон за тем склоном. Там у них окопы. Совсем близко.

– Да я уже понял. Мелькали там, котелками гремели. Сейчас затихли.

– Тоже наблюдают. Вот ты, Никитин, стоишь, и за германцем наблюдаешь. А он, германец, тоже там стоит и за тобой наблюдает. Вон, ракеты начал пускать. Ты, голову-то, пока она горит, убирай. Снайпер может работать. Если будет какое сомнение, кинь гранату. Понял? Только подальше. Чтобы своих не зацепить.

Ночью отделение Отяпова подняли по тревоге. Ничего такого тревожного не оказалось. Просто из роты отряжали взвод на переноску боеприпасов.

Носили мины для тяжелых миномётов.

Тропинка была проложена прямо по Шатину болоту, через лес. Там, в лесу, находился склад боеприпасов, хорошо замаскированный в оврагах среди вековых елей. Чтобы не демаскировать склады, днём туда никто не ходил, не ездил. Снаряды, мины и прочие огнеприпасы на позиции артиллеристов и миномётчиков доставлялись в тёмное время суток. Ночь в феврале дольше дня, и до рассвета бойцы успевали сделать по Шатину болоту от складов на позиции по три-четыре ходки.

Тропинка под ногами прогибалась. Особенно когда возвращались назад, с двухпудовой ношей. Мины перевязывали за хвосты ремнями, перекидывали через плечо или через голову и – вперёд. Дистанция десять шагов.

Хруп-хруп ледок под ногами. Впереди идущий вытягивает шею из-под врезавшегося в плечи ремня, смотрит в глубину белого болота, покрытого пятнами от попаданий снарядов и мин. От них тянет тухлой болотиной. Чёрные полыньи парят, мороз им нипочём, словно изнутри их подогревает сама нечистая сила, прилетевшая сюда с Зайцевой горы.

Отяпов поправил сползшую вниз левую мину, заодно пощупал, ладно ли затянуты узлы. Подумал, тоже поглядывая в белое поле: летом, должно быть, тут полно утей. Гнездятся. Выводят утят. Корма полно. Укромно. Кустарник. Камыш. Узлы на хвостах мин надо было проверять постоянно, не развязались бы…

Впереди идущий начал сбиваться с ноги, вихлять и замедлять ход.

– Стёпин! – окликнул его Отяпов. – Не спи, гад ты такой! Угробишь себя и нас!

Разговаривать на тропе запрещено. Но Стёпин, идущий впереди, явно задремал и в таком ненадёжном состоянии может наделать беды куда хуже.

Стёпин оглянулся, махнул рукой: мол, всё в порядке, не сплю.

Не сплю…

Стёпин тоже калужский.

Стёжка начала отворачивать влево. Обходили полынью, из которой торчали покрытые инеем жерди. На жердях обрывки тряпья. Начальник склада, когда проводил инструктаж, рассказал: три ночи тому назад задремал на ходу боец, упал, мины ударились одна о другую и произошёл взрыв.

Отяпов посматривал за идущим впереди до самого конца болота. На твёрдом догнал бойца и ударил его кулаком между лопаток:

– Ты что, чёртов сын!..

– Виноват, Нил Власыч. Больше не повторится.

– Смотри…

До общего подъёма успели пару часов поспать. Спали, даже не разуваясь. Зарылись в солому в углу землянки и тут же дружно, как сыны от одной матери, захрапели.

И приснился Отяпову сон. Будто идёт он по гречишному полю. Гречиха цветёт белым цветом. На вишнёвых стебельках тяжёлые гроздья цветков. Эх, какой урожай будет, думает Отяпов! А солнце над полем такое жаркое, доброе, на всё хватает его тепла – и на гречишное поле, на цветы, на лес, млеющий среди зноя тёмно-зелёными соснами и бархатистыми осинами, на его, Отяпова, чтобы он не мёрз посреди февральского болота. Но это ещё не весь сон. Самое радостное в нём было то, что краем поля, только с другой стороны шла женщина. Отяпов смотрел на неё и вроде бы узнавал, а вроде бы и нет. Решил окликнуть по имени. Имя он вроде как тоже знал. Набрал в грудь воздуха, чтобы осилить крик… Но тут его толкнули в бок. Разбудил какой-то гад распоследний из отделения…

– Вставай, Нил Власыч. Каша пришла.

Каша – дело неотложное. Надо подниматься. А в глазах стояли, холодили веки слёзы. Так жалко, что сон не досмотрел!..

Только успели управиться с кашей, зашевелился весь полк. Доскабливали котелки уже в ячейках.

А на гряде высот, по гребню и скатам, уже поднимались чёрные столбы взрывов. Неужели артподготовка? Сердце у Отяпова заколотилось. Он оглянулся на своих. Лица у всех посерели, вмиг осунулись. Поняли, что сейчас будет.

Артиллеристы ещё покидали снарядов по гребню высоты. Взводный выскочил на бруствер, поскользнулся на обледенелом скате, упал, выронил свой пистолет. Поднялся, снова полез на бруствер. Пистолет ему подали.

– Вз-зв-во-од! – закричал он, не теряя решительности. – За мно-о-ой!..

Левее, натужно ревя моторами, шли три танка. Две «тридцатьчетвёрки» мощно пробивали в снегу глубокие туннели. За одной из них, немного отстав, шёл Т-40.