Книга Большая книга ужасов 63 (сборник) - Елена Арсеньева

– Ага, – обалдело кивнул Никита. – А вы откуда знаете?!

– Я этнограф, не забывай. Кандидатскую диссертацию писал по нанайской мифологии. Сейчас над докторской работаю.

– А у нее тема какая? – спросил Никита, очень радуясь, что разговор принял такое взрослое, такое серьезное направление.

– «Шаманская болезнь», – ответил Вальтер. – Слышал про такую?

– Понятно, – прошептал Никита.

У него вдруг перехватило горло.

Он не знал, что это за штука – шаманская болезнь, но с шаманами уже успел познакомиться, и даже очень близко! Тот черный, косматый, который ломился в его дверь, а потом швырял за горы за леса домового и дзё комо и оживлял старые, до дыр вытертые шкуры, – этот шаман точно был больной! Злостью своей больной!

– Вот уж не думаю, что тебе это понятно! – рассмеялся Вальтер. – Да и ладно, зачем тебе знать такие ужасные вещи? Но давай-ка решим, что нам теперь делать. По идее, я, конечно, должен сейчас повернуть в обратный путь и вывести тебя из тайги. Но никак не могу этого сделать! Я ведь не зря именно сегодня сюда приехал. Я этого дня ждал… очень долго ждал. Именно сегодня…

Он осекся. Огляделся.

Поднялся, подошел к столу, взял холодную картофелину, откусил разок, сморщился, швырнул в угол.

– Однако твои экстрасенсы явно решили морить тебя голодом! – усмехнулся Вальтер. – Припас скудноват… Да и постель у тебя могла быть помягче. Ты что, уже вторую ночь на этих голых досках проводишь?

– Нет, тут сначала шкуры лежали: волчья, медвежья и коровья, ее ихакса зовут, но сегодня ночью они все ушли в тайгу, когда домового выгоняли, – простодушно ляпнул Никита – и в тот же миг прикусил язык.

Всё! Теперь Вальтер уж точно решит, что он чокнулся! Вон как прищурился… смотрит как врач на безнадежного пациента.

– Ага, – спокойно сказал Вальтер. – И это тоже были глюки, наведенные экстрасенсами? Или… не глюки?

– Я не знаю, – вздохнув, признался Никита. – Я совсем запутался, честно!

– Может быть, попытаемся распутать вместе? – предложил Вальтер. – Давай для начала поедим – только не эту гадость, я ненавижу картошку в мундире, особенно холодную! У меня нормальная еда с собой. Какао полный термос. И пока будем есть, ты мне все расскажешь. А потом решим, что нам делать.

Вальтер, конечно, был не такой проворный, как Сиулиэ, которая вмиг и печку растопила, и картошки наварила, достав ее, наверное, из воздуха, – но все равно минут через десять Никита ел бутерброды с ветчиной, сыром, тёшей[24], хрустел яблоком, глотал горячее какао и рассказывал, рассказывал обо всем, что с ним случилось, – начиная со звонка в дверь и заканчивая издевательским мычанием ихаксы.

Он ни словом не обмолвился только о том, что видел на тропинке призрак мамы.

Сам не знал почему. Наверное, потому, что это было как бы между ним и мамой. Их общая тайна. И никому нельзя было ее открыть, даже такому хорошему ее знакомому, как Вальтер Солгин.

Хотя Никите очень понравился Вальтер. Понравилось, как серьезно он с ним, с мальчишкой, говорит – как со взрослым.

Выслушав, Вальтер долго молчал. Никита суетливо помогал ему убирать со стола, выбросил вчерашнюю картошку и черемшу на задворки избенки, среди засохших будыльев[25].

Кормить Подю в присутствии Вальтера было неловко, да и печку больше не топили – так что бог огня все равно спал и не обижался.

– Значит, шаман и эта девочка велели тебе ждать усатого и бородатого чужака, а домовой сначала тебя сюда притащил, потому что ты какой-то там наследник, а потом хотел убрать отсюда, боясь за твою жизнь? – наконец спросил Вальтер.

Никита кивнул.

– Бред полный, – пробормотал Вальтер. – Ничего не понимаю! То есть вообще ничего! Откуда эти… аборигены, – он хмыкнул, – могли знать, что я сюда приеду?!

– Ну так ведь они же экстрасенсы, – робко сказал Никита. – Они мысли читают и все такое…

– Я тебя умоляю! – устало сказал Вальтер. – Зачем каким-то местным экстрасенсам читать мои мысли?! И при чем тут вообще ты? Каким боком тебя к моим делам привязали?! Или… Погоди-погоди…

Он открыл дверь, вышел на крыльцо, постоял, озирая окрестности, потом вернулся в избушку и сказал, пристально глядя на Никиту:

– Кажется, я понял. Это все затеяно ради того, чтобы не пустить меня к дереву.

– К какому дереву?! – непонимающе посмотрел на него Никита. – Здесь их целая тайга!

– О нет! Это дерево – одно. Одно на свете. Это Омиа-мони. Дерево душ.

– Чьих душ? – обалдело спросил Никита.

– Вообще всех, – нетерпеливо дернул плечом Вальтер. – Всех нерожденных душ! Да неужели тебе никогда не приходилось слышать про Омиа-мони? Разве Улэкэн ничего не говорила о нем?

Никита только хотел сказать, что в жизни не слышал ни про какое такое Омиа-мони, – но осекся.

– Ну? – насторожился Вальтер. – Говорила Улэкэн?

– Нет, – покачал головой Никита, – мама не говорила. Дзё комо говорил! Он сказал, что все изменилось, что теперь человек стал злой, как росомаха, и норовит даже дерево Омиа-мони погубить.

– А еще что? – настойчиво сказал Вальтер. – Что-нибудь еще этот дзё комо сказал?

– Он не успел. Появился шаман и начал его с домовым сначала всяко обзывать – ну, там, и отбросы они, и гнилые рыбьи потроха, и все такое, а потом как схватил их, как зашвырнул куда-то…

– Так, понятно, – вдруг хлопнул в ладоши Вальтер. – Значит, у нас имеются две враждующие стороны, верно? С одной стороны – домовой и дзё комо, которые пытаются спасти Омиа-мони, а с другой – шаман, которого они до ужаса боятся, но которому стараются помешать погубить Омиа-мони. Так?

– Вроде так, – растерянно согласился Никита. – Но при чем тут я? Они называли меня шаманом, мэргеном… а я кто? Никто!

– Ну почему же никто? – усмехнулся Вальтер. – Как минимум ты – сын своего отца.

– Значит, я правильно догадался! – вскричал Никита. – Значит, это папины враги меня похитили и навели на меня глюки! Только почему… почему эти глюки между собой борются? Домовой и дзё комо – против шамана?

– В психиатрии есть такое понятие – антагонистический бред, – пояснил Вальтер. – При нем вполне возможна борьба галлюцинаций.

– В психиатрии? – У Никиты даже голос сел. – То есть я псих?!

– Да нормальный ты, – отмахнулся Вальтер. – А вот эти – враги твоего отца – явно ненормальные, если решили, что меня можно к этому делу припутать.

Никита только глазами хлопал. Теперь он вообще перестал хоть что-то понимать!