Книга Ночь печали - Френсис Шервуд

— Офицеры, на помощь! Почему никто сюда не идет?!

Первым прибежал Исла, сжимая в руке обнаженный меч. Он готов был услужить Кортесу.

— Этот негодяй, каналья, он пытался убить меня, Исла, а Малинцин умоляет его отпустить.

— Может быть, она с ним в сговоре? — предположил Исла.

— Кортес, смилуйся! — взмолилась Малинцин.

— Бог милостив, но не я.

— И это правильно, — согласился Исла.

— У Лапы Ягуара ничего нет. Он совершенно безобиден. Отпусти его.

— Чтобы он опять попытался убить меня?

Стражники нервно переминались с ноги на ногу. В комнату вбежал Агильяр.

— Ах, Агильяр, наш славный малый, потерпевший кораблекрушение! Какое наказание полагается убийце?

Агильяра разбудили как раз в тот момент, когда он впервые за долгое время уснул. Ему снилось, что он на корабле, крепком корабле в спокойных водах, но где-то вдалеке сгущаются тучи. Когда он в последний раз был на настоящем корабле в открытом море, внезапно начался шторм. Волны, высокие, словно церковь, били по палубе, будто мечи. Животные на борту вопили, как женщины, а матросы молились Спасителю. Но море никому не повиновалось, и ничто не могло остановить его. Иссиня-черная волна налетела на корабль и перевернула его. Агильяра смыло с палубы и отнесло далеко от остальных. Тьма небес и воды была столь непроницаемой, словно Агильяра отбросило в те времена, когда Бог еще не произнес: «Да будет свет!» Казалось, ему суждено умереть в одиночестве и пустоте, и он не видел ни пяди земли, чтобы взойти на нее. Ему едва удавалось держать голову над водой. Он чувствовал, что тонет, но сопротивлялся, пытался поплыть, беспорядочно бил по воде руками. Утонуть — это ужасно. Он представлял, как пузырьки воздуха будут подниматься над его телом, а само тело пойдет ко дну, словно брошенная бутылка, и рыбы сожрут его плоть. И тут, отбросив все эти страхи, он внезапно успокоился. Он был уверен в том, что сейчас умрет, и потому перестал сопротивляться, покорившись смерти. Ну же, где ты, смерть, я готов. Не все еще было завершено в его жизни. Все находилось в беспорядке, но это уже не имело никакого значения. Мелочи не имели никакого значения. Его уже ничто не волновало. В этот момент он увидел большую доску, проплывавшую прямо рядом с ним. Ухватившись за доску, он обвил ее руками и ногами. А затем он заметил светлую полосу песка в темноте.

— Но вы живы, команданте, — сказал Кортесу Агильяр.

Лапа Ягуара был не очень-то приятным парнем, но он представлял небольшую угрозу, меньшую, чем даже Куинтаваль.

— Мне едва удалось выжить! — воскликнул Кортес. — Донья Марина спасла меня.

— Я лишь подняла руку, и нож упал. Я никого не спасала.

— Нет, спасла.

После кораблекрушения, как только Агильяр смог поднять голову с влажного песка, он принялся искать других выживших. Раздувшиеся трупы матросов подносило к берегу, словно связки поленьев, обломки корабля качались на воде, будто детские игрушки. Агильяр сделал себе домик из пальмовых веток, с лихорадочным восторгом обсасывал лапы крабов, а через три дня увидел женщину на берегу, собиравшую водоросли. Тогда он подбежал к ней и с того момента уже не знал, что делает, потому что он никогда не спал с женщиной и радовался тому, что видит живого человека, а так уж случилось, что это была женщина. Он не осознавал своих действий. С того времени, со времени его рабства, которое он воспринимал как справедливое наказание, он мог понять любой, даже самый отчаянный поступок. Просто на тебя что-то накатывало из самой глубины души, предопределяя исход событий, в то время как все могло сложиться по-другому.

— Он не собирался убивать вас, Кортес.

— Человек с ножом входит в мою комнату… Да ладно тебе, Агильяр!

— Нет, не собирался, — настаивала Малинцин.

— Не вмешивайся в это дело. — Исла выводила из себя вся эта мерзкая ситуация. Этот командир, эта шлюха, этот мясник. — Если бы эта дрянь убила Кортеса, обвинили бы тебя, Малинче. А может быть, вы все это спланировали вместе, ты и Лапа Ягуара.

— Нет, Исла, ничего мы не планировали. — Малинцин знала, что Исла ненавидит ее со страстью, граничившей с безумием.

— Возможно, он собирался убить и тебя, Малинче.

— Нет-нет, не собирался, Исла.

Агильяр знал, что Исла не любит Малинцин, да и вообще никого не любит.

— Малинцин чиста сердцем и разумом, — сказал он. — А этот индеец ничего не знает. Его мысли помутились.

— Я уговариваю их пощадить твою жизнь, — прошептала Малинцин Лапе Ягуара на языке майя. — Сделай жалобный вид.

— Чтоб тебе в подземный мир провалиться.

— Лапа Ягуара, послушай меня, скажи что-нибудь, хоть что-то. Тогда я передам им, что ты шел в кухню и случайно забрел в эту комнату. Тебе просто кровь ударила в голову.

— Лучше бы она окропила мне руки, — ответил Лапа Ягуара.

— Он говорит, что уже поздно. Где кухня? Он хочет развести костер для того, чтобы начать готовить завтрак.

Стражники смотрели на нее с недоумением.

— Я проведу его. — Малинцин поспешно набросила плащ Кортеса.

— Постой, донья Марина.

— Я прошу только об одном, Маакс, — вмешался Лапа Ягуара. — Я хочу, чтобы меня принесли в жертву как воина, а не казнили как обычного преступника.

— И что теперь, он умоляет о спасении своей ничтожной жизни? — спросил Кортес. — Но ты же понимаешь, что, пытаясь убить меня, он и тебе добра не желал, донья Марина.

— Ты ничего не понимаешь, Маакс, — сказал Лапа Ягуара.

— Я понимаю, что никто не хочет умирать.

— Ты не понимаешь серьезности угрозы, Малинцин. Нас уничтожат, как майя, так и ацтеков. Уничтожат всех нас, живущих в лесах, на равнинах и плато, тех, кто обитает на севере и юге. Если мы не будем сопротивляться белым сейчас, они уничтожат всю нашу страну и весь наш народ. Мы не просто потерпим поражение, у нас не просто сменится император и появятся новые подати. Ничто уже не будет так, как раньше. Наш прах развеют, наши храмы разрушат, книги сожгут, а искусство уничтожат. Наш мир станет невидимым, и мы даже не останемся здесь как духи. Тебе кажется, что ты вновь стала принцессой. Ты привязана к человеку, которого считаешь сильным. Ты идешь по узенькой дорожке своей ничтожной жизни и цепляешься за безопасность, как мартышка за фрукты. Ты тоже превратишься в ничто, а ведь это хуже смерти.

— Но ведь это ты умрешь, Лапа Ягуара, и у тебя не будет жизни. Вообще не будет жизни.

— Я уйду к солнцу. И воины станут петь мне хвалебные песни.

— Ты ошибаешься.

— О чем вы говорите? — возмутился Кортес. — Мое терпение подходит к концу.

Агильяр и Исла до сих пор стояли без дела, а стражники по-прежнему держали Лапу Ягуара.