Книга Игрушка для императора - Сергей Костин

— Ладно, — выдохнул воздух спертый, — Простые стрелы хоть остались?

— Этого добра навалом.

— Тогда пусть ближе подходят.

Еще не все карты раскрыты. Впереди у нелюдей полоса серебряная, остриями ощетинившаяся. Король на славу постарался, понатыкал, словно ежиками дорогу умостил. Не пожалел серебра на гвозди. А в каждом гвозде чья-то смерть таится. Ждет, приготовившись.

— Как только перейдут через дорожку серебряную, стреляйте.

— Без вопросов, сир варркан, — ухмыльнулся леший, — Пострелять наш народ умеет и любит.

И заголосил свистом молодецким, отдавая распоряжения.

На стенах засуетились, отбрасывая в стороны луки дальнобойные. В ближнем бою, да на коротком расстоянии более арбалеты боле пригодны. К ним, соответственно, стрелы поменьше, да поубойнее. Броню железную может и не пробьют, а кожаную запросто. Да и позор тому стрелку, кто не способен со ста шагов острие в цель неприкрытую вогнать. Заплюют свои же, если узнают о конфузе таком.

Отряды нелюдей приближались. Уже отчетливо видны их лица, их глаза. Видно, как натянуты жилы рук, сжимающие оружие. Как жадно взирают они на стены, рассматривая вожделенное мясо врага. И под ноги себе взглянуть даже не подумают.

Когда первые шеренги наткнулись на серебряную полосу, пытались они затормозить, остановиться. Да разве сдержишь массу, вперед стремящуюся. Все равно что ту же волну морскую на берегу в руках задержать. Смяли их, смяли ряды первые. Да и вторые тоже. Да что говорить, рядов двадцать разом полегло.

А серебряное пламя поглощает тела торопливо, словно знает, что впереди у него большая добыча. И богатая, хоть поля и не сеяны да не паханы.

А двадцать первый ряд благополучно прошел. По той же одежде, да железу, острия серебряные прикрывшие. Знать бы, попросил бы Короля до самых стен землю серебром ощетинить. Да что теперь рассуждать, когда времени нет, да и не предвидится.

Звякнули первые арбалеты, выпуская на волю быстрые стрелы.

Серебром засвистел воздух, наполнился гулом непривычным, звоном тихим и чистым.

Вот уж где есть им разгуляться, поискать в толчее добычу желанную.

И стали загораться костры серебряные, без всякого порядка, а как придется. То по краям, то подальше, в тучу серую. Много костров, может быть тысячи тысяч. И не успевали догореть, как на их место заступали новые.

Серебро уже сыпалось со стен без всякого разбора. Отправлялись стрелы с последними напутствиями, с пожеланиями, хорошо слышимые среди непонятного молчания нежити и недоуменного гомона защитников.

Но слишком много их. Слишком много. До самого солнца простираются. И нет ни числа, ни края заветного. Когда увидев который, можно вздохнуть с облегченьем, вытереть пот со лба и сказать, ну вот и край виден, значит делу конец.

Первые нелюди подскочили к стенам, бросились на нее, пытаясь вскарабкаться по щербинкам да щелям, оставшимся от последних атак. Да только не зря я ночью творил заклинания, не зря силу тратил, опутывая стены крепости паутиной волшебной, для чуждого тела противной.

Отлетали тела от стен, силой неведомой отбрасываемые. Падали вниз, где уже ждали клинки сотоварищей задранные, да стрелы, цели не нашедшие. Не долетая до земли загорались, вспыхивали.

— Твоя работа, сир?

— Моя.

— Добрая работа, сир. Добрая.

Леший аккуратно прицелился, шепнул слова прицельные, почти матерные, спустил курок.

— Вот так! — отметил путь стрелы, отыскал серебряную искру, — Знай зеленых. Мы еще с вами, сир варркан, по чарочке заветной выпьем. За победу нашу. За стрелы наши серебряные.

Да только не придется выпить нам, товарищ мой леший. Потому, как поздно заметил я стрелу вражью, ржавую. Ту саму, что на излете вонзилась в сердце твое, заставив поперхнуться на полуслове.

Леший крякнул удивленно, взглянул на красное солнышко, улыбнулся улыбкой лешего, который только сейчас узнал нечто очень важное, и сполз по стене, оставляя на ней широкую зеленую полосу.

Я часто видел, как умирают люди. Видел я смерть друзей и смерть врагов. От моего меча не раз отправлялись на тот свет порождения тьмы. Но почему-то именно эта смерть, улыбчивого лешего задела меня больнее всего. Словно дурная стрела не его, меня ударила в сердце. Ведь не за себя умер, за нас, дураков. За короля своего, который ему ни кум, ни сват. И вспомнит ли король имена тех, кто вступился за него во времена лютые?

Когда-нибудь, если раньше смерть не придет ко мне, я встречусь с душой лешего. Мы не смогли выпить с ним по чарочке за победу, но сможем поговорить о веселых днях сражений.

Спалив несколько тысяч и почувствовав, что простым приступом стены замка не взять, армия нежити отхлынула ненадолго, перегруппировалась и бросилась вперед с удвоенной решительностью. Но только сейчас, вместо того чтобы слепо лезть под стрелы и магию, она выдвинула вперед оборванные отряды, которые тащили абордажные лестницы. Под прикрытием стрел, ежесекундно сгорая от серебра, они приставили их к стенам, дав возможность основным силам ринуться вперед не опасаясь стен, которые сжигали тела только от одного прикосновения.

На головы нападающих продолжали сыпаться серебряные стрелы, полилось расплавленное серебро. Но я видел, что это уже не задержит нелюдей. Монстры ни практически ни теоретически не знают страха. Прут вперед, не думая о собственной жизни. Словно тараканы карабкаются вверх, истекая слюной и зло пожирая глазами тела тех, кто несет им смерть.

Первые группы просочились сквозь серебряный поток, расчищая путь остальным, и уже те, кто нетерпеливо переминался у подножия стен, визжа и рыча от нетерпения, торопливо ринулись вперед. И некому было остановить это безумие.

С каждой секундой редели ряды защитников. Мой натренированный на смерть взгляд то и дело замечал, как в последнем броске, в последнем ударе, иногда безумно, иногда с усмешкой, исчезали под многочисленными телами монстров защитники.

Я бросался в стороны разные. Хотел объять необъятное. Хотел успеть везде. Но каждому не помочь. И от каждого не отвести смертельный удар. Слишком много их, проклятых.

Первыми полегли домовые. Их короткие ножи, более пригодные для отрезания хвостов обнаглевшим домашним котам, ничего не могли сделать против мощных дубин и длинных, с руку длинной, мечей. Домовые умирали молча, пытаясь в последние секунды жизни забрать с собой как можно больше нелюдей. Но их мохнатые тельца разрывались на куски и тут же исчезали в ненасытных, голодных желудках нежити.

Вслед за домовыми наступила очередь мертвяков. Словно почувствовав, что именно мертвяки причиняют нелюдям больший вред, чем кто-либо, нежить организованными толпами набрасывалась на каждого из защитников. Сминали, заваливали и восторженно визжали, радуясь легкой победе. И как бы славно и отважно не сражались мертвяки, численный перевес всегда оказывался не на нашей стороне.