Книга Драккары Одина - Андрей Зайцев

Рагнар огляделся в легком замешательстве. Он должен сойти на берег — это не обсуждается. Но кого взять с собой? Самых сильных бойцов. Рогнвальд, Гуннар, Виглиф... Кто еще? Олаф, Олаф... Для серьезного боя, если таковой случится, рус еще не годится. Но Рагнар думал о другом. Если он погибнет, а Олаф вернется домой живым, и тогда... О том, что будет даль­ше, думать не хотелось. Значит, Олаф. И его тень — Хафтур. Старый викинг в любом случае может оказаться полезным. Он много видел и много пережил.

— Инегельд, — сын Стейнара строго обратился к старому другу своего отца. — Ты остаешься на «Драконе». Я возьму с собой лишь несколько человек.

Инегельд казался равнодушным. Он сознавал, что иначе и быть не могло. Двое вождей никогда не идут в стан чужаков. Это закон. Он даже знал, кого именно возьмет с собой Рагнар. Но один человек вызывал у него сомнение.

— А как быть с Ульбертом? — Инегельд смотрел в спи­ну проводнику, который пробирался на корму, минуя ряды гребцов.

— Он останется здесь, — Рагнар ничем не выдал своего волнения. — Если мы не вернемся, убей его...

* * *

Предводителем людей князя Людовита был высокий, ши­рокоплечий мужчина лет сорока или чуть старше. Его окруже­ние называло своего вожака — Брониш. Из оружия викингам разрешили взять только мечи, но и Брониш имел только меч. Его люди были одеты в рубахи и штаны, вытканные из льна, в руках держали боевые топоры. Викингов оглядывали с любопытством, но без признаков страха и уважения. Дитфен говорил Рагнару, что викинги из Уппаланда в последнее время перешли от набегов к торговле. Они же нанимались в дружины венедских и русских князей.

Когда люди Рагнара подошли к замку Людовита, солнце начало клониться к закату, опускаясь на верхушки деревьев. Еще вступая в лес, Олаф подумал о том, что с этого момента они целиком находятся во власти людей князя, и эту неуве­ренность он заметил в остальных викингах. Даже Рогнвальд, которому по духу следовало быть берсерком, и тот чувствовал некую обеспокоенность, бросая взгляды на молчаливых дру­жинников местного правителя.

Замок князя был окружен рвом с водой, а старая кладка крепостной стены как будто говорила о древности рода, ко­торый правил здесь. На самом же деле, предки князя проис­ходили из другой области, а этот замок — наследие прошлых времен. Говорили, что когда-то, несколько веков назад, это была крепость готов, которые начинали свой великий путь по дорогам Европы, только что встряхнувшейся после тяжелой поступи римских легионов.

Сам Людовит, которому минуло чуть больше пятидесяти лет, постоянно враждовал с соседями. Но не было вождя, который смог бы одолеть его. От своего отца он унаследовал неукротимый нрав и волю, прибавив к этому умение дого­вариваться. Он знал языки многих народов: саксов, данов, франков, германцев, которые после распада империи Карла Великого, создали свое государство рядом с землями венедов. Отец Людовита был неграмотен, но сына сумел выучить, а учителями у него были люди разных племен. И потому были ему знакомы обычаи и франков, и византийцев, и руссов. Знал он и грамоту, которую создали салунские братья, Кирилл и Мефодий. Он даже видел их в молодости, когда попал к моравскому князю Ростиславу, при дворе которого они тогда жили. Своей любовью к знаниям князь Людовит опровергал сложившееся в ту эпоху мнение христианского мира о неве­жестве языческих вождей.

Когда ему доложили о том, что норманн по имени Рагнар прибыл на своем корабле в его землю и хочет посвататься к его дочери, Ягмире, тонкая усмешка тронула губы князя. Он посмотрел на своего верного помощника Калеба, и тот лишь склонил голову, на которой не было ни одного волоска.

— Этот Рагнар — упрямец, — сказал князь. — Он, как и все эти норманны, морские бродяги, уверен в том, что достаточно только появиться, как любая женщина должна целовать ему ноги...

— Он, кажется, не свей? — припоминал Калеб, который также был в Хедебю в момент встречи норманна с дочерью князя. — И не дан?

— Он — норвег. Я слышал о них, — продолжал размышлять Людовит. — У них десятки князей, или как они их называют — конунги. Сейчас один из них, некий Харальд по прозвищу Хорфагер, задумал объединить всех, но... дело это трудное.

— Насколько мне известен их нрав, они никогда не объединятся, — высказал предположение Калеб, советник и доверенное лицо князя, его второе «Я», его тайный наперс­ник, знающий о Людовите все или почти все. Он был родом из Моравии, а отец его, знакомый с догмами христианства, долгое время жил в Константинополе.

— Смогли же даны собрать Великую армию и завоевать королевства Британии, — усмехнулся Людовит, поигрывая кинжалом с богато инкрустированной драгоценными кам­нями рукоятью. Любовь к оружию была одной из страстей князя. — А как тебе участь Эллы, этого несчастного короля Нортумбрии? Иногда мне кажется, что история делает гримасы, чтобы... чтобы мы могли лучше понять, откуда что взялось. Мировой океан — вот начало всех начал. И тот, кто достигнет его предела, станет новым Богом...

* * *

Князь принимал гостей в огромном зале, где был уста­новлен длинный пиршественный стол, уставленный всякой снедью. Рагнар, не привыкший к подобным вещам, был по­ражен убранством зала, богатой одеждой приближенных князя и той пышностью, с которой тот задавал пир. От него не укрылось то равнодушие, с которым Людовит принял его подарки, среди которых была и часть добычи, взятой у людей Дитфена. Молодой сын ярла узнал лысого советника князя, кое-кого из телохранителей и дружинников. Но Ягмира пока еще не появилась.

Людовит говорил с Рагнаром на языке данов, и они хорошо понимали друг друга. Калеб все это время хранил молчание. Но Рагнару казалось, что тот все понимает.

Еще он обратил внимание на странного карлика, который вел себя раскованно, ничем не затрудняясь. Он бегал по залу, что-то кричал, строил гримасы, но никто как будто не обращал на него никакого внимания.

— Посмотри на этого карлика? — Олаф наклонился к плечу сидевшего рядом Хафтура. — Клянусь Тором, убийцей Великанов, он слишком много себе позволяет...

Олаф и представить не мог, чтобы кто-то вот так дерзко вел себя на пиру у ярла Стейнара.

— Я слышал о привычке валландских конунгов держать при себе дурачков убогих, которые своими шутками веселят пирующих, — ответил Хафтур, глядя, как слуга князя разливает напиток по кубкам.

Поначалу викинги не решались прикасаться к питью, боясь быть отравленными, но князь Людовит, заметив это, приказал одному из своих слуг отведать из разных чаш. Слуга остался жив, и викинги, расслабившись, взяли кубки в руки. Кроме крепкого эля у князя подавали вино, к которому норманны были непривычны. Только Хафтур когда-то, во времена своих странствий по Европе, не раз пил вино и успел оценить его вкус.

— Пьется легко и напоминает мед, но... все-таки что-то другое, — сказал Олаф, поставив на стол пустой кубок.

— Там, на юге, в землях вокруг Ромейского моря, растет такой плод, похожий на наши лесные ягоды, зовется виноград, из него и делают вино, — пояснил Хафтур, по привычке зорко оглядывая всех присутствующих.