Книга Одиссея варяжской Руси - Михаил Серяков

Следует отметить, что истоки представлений, согласно которым носитель верховной власти тесно связан с божественной птицей, которые определили выбор имени первого русского князя, указывают не только на Прибалтийскую Русь, а на саму изначальную прародину нашего народа на Волге. Как установил чешский лингвист К. Махек, с филологической точки зрения славянский Рарог является заимствованным из иранского Веретрагна. В иранской мифологии он был богом войны и однажды явился Заратуштре в десяти различных обликах, одним из которых была птица Варагн. Как следует из Авесты, эта птица была очень тесно связана с хварно — мистической сущностью царской власти. Ею первоначально обладал Йима, первый царь в иранской традиции. Когда же он согрешил, то, согласно «Замйад-яшту», данная мистическая сущность разделилась на три части и покинула его. Первую часть схватил Митра, третью — Кэрсаспа, а вторая досталась Трайтаоне:

Когда второй раз Хварно

От Иимы отлетело,

Ушло оно от Иимы,

Потомка Вивахванта,

Летя как птица Варагн.

Тогда схватил то Хварно

Наследник рода Атвьи

Трайтаона могучий…{727}

Теснейшие славяно-иранские контакты уже в древнейший период объясняют, почему наши далекие предки заимствовали от иранцев это понятие. Из приведенного выше гимна следует, что обладателем хварно считался Трайтаона, образ которого, как уже было показано выше, оказал самое непосредственное влияние на славянского Траннона-Трояна, отца Руса. Поскольку Вэртрагна-Рарог оказывается тесно связанным не просто с богатством и удачей, а с самой сущностью верховной власти, становится понятно, почему его культу придавали такое большое значение как правители Прибалтийской Руси, так и ободритские князья.

Рис. 25. Ладожский цилиндр IX в.

Рис. 26. Два двузубца на ладожском цилиндре

В завершение обратимся к еще одной важной находке. В «большом доме» в Ладоге, построенном около 881 г., был найден небольшой деревянный цилиндр диаметром 19 и высотой 15 мм, на боковой поверхности которого были изображены летящий сокол и плетеный крест (рис. 25). На тот момент данный дом был самой крупной постройкой в городе. В самом здании, не испытавшем каких-либо катастроф, были обнаружены золотой перстень, фрагменты двух стеклянных кубков, амулет в форме топорика, две весовые гирьки, 211 бусин и 32 куска янтаря. Поскольку они были рассыпаны по полу, то, по всей видимости, не представляли большой ценности для его обитателей, связанных с торговлей. На основании этого Е.А. Рябинин сделал вывод, что в данном доме находились не просто купцы и дружинники, но располагалась резиденция ладожского наместника и, возможно, путевой дворец Вещего Олега. «В любом случае археологически выявленный объект в Ладоге, который, судя по архитектурным деталям, мог по праву называться дворцовым зданием, хронологически полностью соответствует эпохе княжению Олега»{728}. Следует отметить, что «большой дом» в Ладоге по конструктивным особенностям сопоставим с княжеской резиденцией в Старграде{729}. Однако самое интересное заключается даже не в этом, а в изображении птицы на найденном в нем деревянном цилиндре, бывшем, судя по всему, игральной фишкой или гадательным жребием.

Нечего и говорить, что норманисты незамедлительно постарались истолковать эту находку в своем ключе. В.И. Кулаков поспешил отнести ладожское изображение ко второму типу по своей классификации, изображавшему петуха как птицу-жертву в «стиле Борре»{730}. Поскольку читатель сам может определить, на кого именно больше походит найденное в Ладоге изображение — на жертвенного петуха или летящего сокола, — стоит обратить его внимание на другой аспект данной находки: на теле птицы был изображен двузубец, а точнее, целых два двузубца (рис. 26). Самый крупный был образован сочетанием головы и крыльев, что напоминает нам волинский цилиндр со знаком Рюриковичей (см. рис. 23). Более мелкий расположен на животе птицы и, поскольку линии соединены, это не может быть изображением ее лап. Сочетание двух двузубцев с образом сокола уникально и аналогов не имеет. Возможно, подобная необычная композиция была обусловлена опекунством Вещего Олега над Игорем, и далеко не случайно, что этот предмет был найден в резиденции ладожского наместника, который мог быть путевым дворцом самого Олега.

Хоть ПВЛ и не определяет степень родства Олега с Рюриком и Игорем, она тем не менее содержит весьма характерную фразу: «Оумершю же Рюрикови. предасть княжение свое Олгови. от рода ему суща»{731}. Более поздние источники либо повторяют эту формулировку, либо называют Олега племянником Рюрика: «Истася (Игорь) после отца своего двою леть, и держа подъ игоремъ великое княженiе племянникъ рюриковъ олегь»{732}. Поскольку княжеский род в Древней Руси носил патриархальный, а не матриархальный характер, очевидно, что брат жены Рюрика, каким его ошибочно считает Иоакимовская летопись, в отличие от его племянника, едва ли мог считаться с этой точки зрения членом рода первого русского князя. Между тем Олег гордо заявляет Аскольду и Диру: «Азъ есмь роду княжа»{733}, а также заключает договор с Византией от своего собственного имени, а не от имени Игоря. Подобные действия со стороны сына Синеуса или Трувора, бывшего гораздо более старшим, чем сын Рюрика, являлись вполне правомерными в «лествичной» системе Древней Руси. Если на найденном в ладожском дворце цилиндре действительно были изображены княжеские знаки Олега и Игоря, то данное обстоятельство не только подтверждает слова летописи о том, что Олег был из рода Рюрика, но позволяет конкретизировать утверждение летописца тем, что это был род, имеющий своей священной птицей сокола. Указания летописца о том, что испуганные греки приняли Олега за святого Дмитрия, а славяне прозвали его Вещим, «так как были люди язычниками и непросвещенными», говорят о том, что этот преемник Рюрика воспринимался окружающими как носитель сверхъестественной силы. Это полностью согласуется с рассмотренным выше представлением о божественном происхождении рода Рюриковичей и также говорит о том, что Вещий Олег по своему происхождению принадлежал к династии русских князей.

В связи с деятельностью преемника Рюрика необходимо упомянуть оборонительные сооружения Киева, которые были возведены в конце IX–X в. и не имеют аналогов ни у полян, ни у их ближайших соседей. Исследование особенностей их строительства привело К.А. Михайлова к следующему выводу: «На мой взгляд, техника строительства Старокиевского городища наиболее близка своеобразным традициям славянских укреплений Северной Германии и польского Поморья, но в первую очередь она соотносится с самыми ранними укреплениями Новгорода на Рюриковом городище. (…) Безусловно, укрепление Новгородского городища предшествуют киевским укреплениям. Одинаковые условия сооружения двух крепостей и необычная техника строительства, которая не получила дальнейшего развития в древнерусской фортификации, указывают на одну и ту же группу строителей. Вероятно, обе крепости возводил один и тот же коллектив»{734}. География и датировка возведения обеих укреплений полностью соответствует летописному известию о походе Олега с севера на юг и переносе в Киев столицы Руси. Едва ли следует подробно говорить о том, какое огромное значение имели крепости для зарождающейся русской государственности. С их помощью контролировались окрестные земли и проходящие по ним торговые пути, в них князь и его дружина хранили свои сокровища и в случае необходимости могли отсидеться от нападения врагов или при восстании собственных подданных. Другими словами, крепости являлись оплотом княжеской власти. В свете того, что захоронения, распространение тех или иных вещей и т.п. можно связать с дружиной первых варяжских князей лишь с большей или меньшей степенью вероятности, то обе крепости, возведенные в сменявших друг друга центрах власти, являются единственным археологическим признаком, который мы с полной уверенностью можем соотнести с пришедшей из-за моря варяжской русью. То, что в обеих случаях применялась западнославянская техника строительства укреплений, в очередной раз показывает, кто же составлял основную часть дружины Рюрика и Олега. Западнославянские наконечники стрел, найденные на Рюриковом городище, говорят о том, что выходцы из этого региона были не только строителями, но и воинами в этой крепости.