Книга Хранительница тайн - Кейт Мортон

У него не было сомнений, что доктор и Вивьен встречаются в мансарде старого дома, где никому не придет в голову их искать. На сей раз фотоаппарат был у него с собой. Куда лучше сделать настоящий уличающий снимок, чем назначать свидание в надежде заснять что-нибудь якобы инкриминирующее. Кроме того, это означало, что Вивьен и впрямь изменяет мужу, что слегка успокаивало совесть. Правда, еще предстояло отправить Вивьен письмо (а это, как ни крути, называется «шантаж»), но он уже готов был себя переломить.

Вивьен открыла дверь и вошла. Тогда Джимми шагнул вперед, на ходу снимая колпачок с объектива, выставил ногу, чтобы дверь не закрылась, и поднял фотоаппарат, готовясь нажать на спуск.

Однако то, что он увидел в видоискатель, заставило его опустить аппарат.

24

Ферма «Зеленый лог», 2011 год

В субботу утром сестры Николсон (за исключением Дафны, которая была в Лос-Анджелесе на съемках, но обещала прилететь в Лондон «как только меня отпустят») перевезли Дороти в «Зеленый лог». Роуз переживала, что не может отыскать Джерри, Айрис, которой всегда надо было чувствовать себя главной, объявила, что уже звонила ему в колледж. Там сказали, что Джерри уехал «по очень важному делу», и пообещали оставить ему сообщение. Пока Айрис вещала, Лорел машинально вытащила телефон и принялась вертеть его в руках, гадая, почему до сих пор нет никаких сведений о докторе Руфусе. Однако она сдержалась и не стала набирать рабочий номер брата. Джерри действует своими методами, в своем темпе, да и трубку наверняка не возьмет.

К двенадцати Дороти уложили в постель, и она тут же уснула; венчик седых волос на темно-малиновой подушке казался ангельским нимбом. Сестры переглянулись и молча решили ее не будить. Выглянувшее солнце припекало не по сезону, и они устроились на скамье-качалке; было хорошо сидеть в саду, уплетать булочки, которые испекла Айрис, отгонять мух и радоваться последнему в этом году теплу.

Выходные прошли спокойно. Сестры читали или тихонько разговаривали, один раз даже начали играть в «Скрэббл», но не закончили партию (Айрис, как всегда, возмутилась, что Роуз помнит столько редких двухбуквенных слов). Однако бо́льшую часть времени они просто по очереди дежурили рядом со спящей матерью. Лорел думала, хорошо, что они перевезли маму домой. Дороти всегда любила «Зеленый лог» – нелепый, старый, приветливый дом, который увидела случайно и полюбила с первого взгляда. «Я всегда мечтала о таком доме, – частенько повторяла она и всякий раз широко улыбалась. – Когда-то я думала, что упустила свой шанс, но в конечном счете все устроилось как надо. Я сразу поняла, что хочу жить здесь…»

Интересно, думала Лорел, что вспоминала мама, подъезжая сюда в субботу? Тот ли далекий день в сорок седьмом году, фермера, наливавшего им с папой чай, птиц, смотревших из заколоченного камина, себя молодую, бегущую от прошлого? Или Дороти думала о лете шестьдесят первого и том, что от прошлого не скроешься? А может, Лорел все нафантазировала и это была просто старческая слезливость?

Так или иначе, переезд из больницы очень утомил Дороти; почти все выходные она спала, ела мало, говорила еще меньше. Лорел, когда пришло ее дежурство, мечтала, что мама проснется, откроет усталые глаза, узнает старшую дочь и возобновит прерванный разговор. Что же все-таки она взяла у Вивьен Дженкинс? Явно именно в этом – ключ к разгадке. Генри был абсолютно прав, утверждая, что его жена погибла не случайно, что ее преследовали мошенники. («Мошенники» во множественном числе, отметила Лорел. Что это – просто фигура речи, или мама действовала в сговоре с кем-то еще? Может быть, с Джимми, которого любила и потеряла? Не здесь ли причина, по которой они расстались?) Впрочем, оставалось только ждать понедельника, потому что мама молчала. Лорел, глядя, как ветер колышет над спящей оконные занавески, думала, что мама, возможно, уже прошла через невидимую дверь туда, где призраки прошлого не могут ее потревожить.

Только раз, в ночь на понедельник, Дороти вновь посетили страхи, мучившие ее последние недели в больнице. Роуз и Айрис разъехались по домам. Лорел пришлось вскочить и на ощупь искать в коридоре выключатель. Сколько раз мама вот так же бежала на ее крики, чтобы прогнать ночных чудовищ, а потом долго сидела, гладя дочку по голове, и шептала: «Ш-ш-ш, маленькая моя. Ш-ш-ш, все хорошо». Несмотря на все, что Лорел узнала за последнее время, она считала своим почетным долгом утешить маму, как та когда-то утешала ее. И правильно, что эта обязанность легла именно на старшую дочь. В какой-то мере она искупает то, что сбежала из дома, что не была тут, когда умер отец, что всю жизнь думала только о себе и своем искусстве.

Лорел забралась к маме под одеяло и прижала ее к себе – крепко, но бережно. Дороти была в испарине, ночная рубашка взмокла от пота, сухонькое тело дрожало.

– Это я виновата, Лорел. Я виновата во всем.

– Ш-ш-ш, – утешала дочь. – Все хорошо.

– Она погибла из-за меня.

– Знаю, знаю. – Лорел вспомнила Генри Дженкинса и его уверения, что Вивьен обманом заманили туда, где она погибла. – Не надо, мама. Все давно в прошлом.

Дороти задышала ровнее, и Лорел задумалась, какое же странное чувство – любовь. Она выяснила о маме столько плохого, а любит ее все так же крепко. Страшная правда не уничтожила дочернюю привязанность… Да, но крах иллюзий раздавил бы Лорел, если бы она ему поддалась. Крах иллюзий, стыд и беспомощность. Не то чтобы Лорел ждала от матери святости. Она не ребенок и, в отличие от Джерри, не думает, будто Дороти Николсон каким-то чудом окажется ни в чем не виновна, просто потому, что она – их мать. Вовсе нет. Лорел – реалистка, она понимает, что мама – живой человек и когда-то совершала дурные поступки, в точности как сама Лорел. Однако картина прежней жизни Дороти, которая складывалась у Лорел в голове, все тягостные последние открытия…

– Он пришел за мной.

Лорел настолько ушла в свои мысли, что слабый мамин голос заставил ее вздрогнуть.

– Что такое, мам?

– Я пыталась спрятаться, но он меня разыскал.

Лорел поняла, что мама говорит о Генри Дженкинсе. Разговор вновь приблизился к тем событиям шестьдесят первого года.

– Его больше нет, мам. Он не вернется.

Шепот:

– Я убила его, Лорел.

У Лорел перехватило дыхание. Она зашептала в ответ:

– Я знаю.

– Простишь ли ты меня?

Этот вопрос Лорел себе даже не задавала и сейчас, в темной тишине маминой спальни, смогла выговорить только:

– Ш-ш-ш. Теперь все будет хорошо, мам. Я тебя люблю.

Несколькими часами позже, когда солнце только-только вставало над деревьями, Лорел передала эстафету Роуз и направилась к зеленому «мини».

– Снова в Лондон? – спросила Роуз, провожая ее по садовой дорожке.

– Сегодня в Оксфорд.

– А, в Оксфорд? – Роуз потеребила бусы. – Еще какие-то исследования?