Книга Право на месть - Александр Мазин

– Старому в смысле возраста или в смысле, что есть и новый? – пошутил Андрей.

– Можешь не ревновать – ему почти семьдесят. Но класс – всегда класс. Знаешь, сколько стоит его консультация? Пятьсот долларов в час.

– Ну, это без базара! – Ласковин, имитируя «нового русского», сделал вид, что достает бумажник.

– Обойдемся,– сказала Наташа.– Он был другом моего отца и уж с меня точно денег не возьмет. Человек из прошлого. Тогда честь была честью!

Ласковина эта ее фраза слегка задела.

– Да,– сказал он.– Мой-то учитель просто струсил!

– Дурак! – воскликнула Наташа.– Ты – дурак! Ничего ты не понимаешь! Вячеслав в сто раз смелее тебя! И честнее! Мало он для тебя сделал, да?

– Может, я и впрямь чего-то не понимаю,– с расстановкой произнес Ласковин.

Ему вспомнилось, как они втроем сидели на этой кухне. Наташа, Слава и он. И как хорошо Наташа и Зимородинский понимали друг друга.

– Может, мне уйти? – холодно спросил Ласковин.

– Как хочешь.

Наташа изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать.

– У него жена и двое детей,– сказал Ласковин.– Хотя какая разница!

– Ты… злой! – Наташа вскочила и бросилась в комнату.

Ласковин остался на кухне.

«Одно к одному»,– подумал он с ожесточением.

Никому нельзя верить. Посмотрим, явится ли завтра Митяй? Небось, тоже найдется причина, чтобы отвалить. Ну ничего, Ласковин и сам управится. Надо будет – всех положит. Зря, что ли, два месяца стрелять учился?

Ласковин прислушался. В комнате было тихо. Что ж, сегодня он будет спать на кухне. Если не зовут, Андрей не навязывается.

Ласковину приснился отец Егорий. Он сидел и читал Библию. А Андрей стоял поодаль и смотрел. Комната была знакомая, но не угадать, в каком доме. И огонь горел прямо на полу. Костер.

Губы отца Егория двигались, но слов не было слышно. Так продолжалось долго. Но Андрей не устал и не заскучал.

Наконец Потмаков поднял голову. Лицо у него было недовольное. Он погрозил Ласковину пальцем и что-то произнес.

Андрей покачал головой: я не слышу.

И вдруг понял, что сказал ему отец Егорий.

«Не хвались завтрашним днем, потому что не знаешь, что родит тот день».

Но день еще не настал, и ночь еще не закончилась.

Примерно в половине четвертого пополуночи серый неприметный «рафик» остановился у забора детского сада. Из него вышли четверо. Вышли и, пройдя через двойной ряд голых черных деревьев, цепочкой подошли к подъезду.

Их никто не видел, кроме старой бродячей собаки, которая на всякий случай отбежала подальше.

Четверо поднялись, не воспользовавшись лифтом, хотя нужная им квартира располагалась достаточно высоко.

Здесь, на площадке, один из них расположился поодаль, а трое столпились у одной из дверей. Первый из них приложил к ней ухо.

– Его там нет,– негромко сказал тот, что остановился поодаль.– Но ты поосторожнее.

– Не сомневайтесь,– ответил тот, что прислушивался.– Все будет тип-топ. Эй, встань-ка здесь! – велел он соседу.– Сюда, вплотную, чтоб из глазка ничего не увидать.

И подтолкнул его к двери напротив.

Но тот уперся.

– Да спят все! – прошептал он.– Нечего трястись!

– Встань как сказал! – прошипел первый.– Или сам будешь фатеру подламывать!

– Делай что сказано,– поддержал стоящий поодаль, и третий немедленно подчинился.

Заслоненный его спиной от постороннего взгляда, первый вынул связку отмычек, пластиковую масленку и принялся за замок.

Возился долго. Минут сорок. Двое других нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Но тот, что поодаль, не пошевельнулся ни разу. Стоял как статуя.

Наконец замок поддался.

– Фу-у-ух! – облегченно вздохнул взломщик.– Вот зар-раза!

– Второй,– напомнил тот, что поодаль.

– Эт плевое дело! – бодро ответил взломщик. Имя его было – Кирилл, но последние лет пятнадцать звали его Смычок.

И действительно, через несколько минут отпер дверь. Тот, что стоял поодаль, вошел первым. И сразу направился в комнату. Он двигался так уверенно, словно бывал здесь не раз и темнота ему – не помеха.

Остальные двигались осторожней. Последний не забыл запереть дверь.

– Свет,– распорядился главный.

Смычок щелкнул выключателем.

В комнате, прямо на полу, прикрытая пледом, лежала женщина.

Когда вспыхнула люстра, женщина проснулась, приподнялась и, моргая, уставилась на вошедших.

– Вот те раз,– пробормотал один из них.– Галка!

Когда женщина узнала вошедших, испуг на ее лице сменила радость. Разбитые губы растянулись в улыбке.

– Отец Константин,– тихо, с облегчением проговорила она.– Я знала, знала!

Крепко сжав губы, Лешинов смотрел на нее. Под этим пронизывающим взглядом радость сошла с покрытого кровоподтеками лица женщины.

Лешинов шагнул вперед, ногой сбросил с нее плед. Женщина была совершенно голая. Руки ее сковала короткая цепь, петлей обвившая батарею.

Лешинов смотрел на нее сверху, засунув руки глубоко в карманы плаща.

Женщина почуяла недоброе.

– Нет,– проговорила она и попыталась отползти, насколько позволяла цепь.

Ее спутанные волосы наполовину закрыли лицо. Лешинов разомкнул тонкие губы:

– Ты предала нас, правда?

– Нет,– чуть слышно прошептала женщина. Зрачки ее расширились. Она свернулась клубком, подтянув колени к груди.

– Не лги мне,– мягко, ласково произнес Лешинов.– Ты знаешь: я вижу правду.

– Нет… Да… Да!

Галя потянулась, пытаясь коснуться ноги Лешинова, но тот отступил, и рука женщины схватила пустоту.

– Святой отец! – проговорила она в полном отчаянии.– Я звала вас! Я так звала! Он такой страшный, такой страшный! Я не могла, не могла…

– Ты предала нас,– так же негромко произнес Лешинов.– Ты предала Бога. Ты раскаиваешься?

– Да-да-да! – быстро, в исступлении выкрикнула Галя.– Я раскаиваюсь, раскаиваюсь! Прости меня. Господи! Прости меня, святой отец!

– Раскаиваешься… – задумчиво произнес Лешинов.– Это хорошо, что ты раскаиваешься. А его мы накажем…

Лешинов задумчиво глядел на нагую женщину, и у той появился проблеск надежды. Она даже дышать перестала.

– Накажем,– Лешинов размышлял вслух.– Но не станем убивать. Мы приведем его к смирению. Он согрешил в неведении, и мы наставим его на истинный путь. Путь раскаяния. И простим его. И примем…