Книга Лишь пять дней - Джули Лоусон Тиммер

Они посидели в тишине несколько минут, а потом Брэй спросил:

— Как вы думаете, что мне делать?

— Я уже два дня губы кусаю. Это доставляет мне буквально физическую боль, — выдохнул Скотт. — Ты сказал, что хочешь моей поддержки, я пообещал, что поддержу. И жена приказала мне молча выполнять обещание. Ты уверен, что действительно хочешь услышать мое мнение?

— Пожалуйста.

— Я считаю, что миссис Джонсон совершенно права. Я думаю, ты должен продолжить обучение. Не только ради себя, но и ради Куртиса. Я знаю, ты считаешь, что лучше все бросить и приглядывать за ним, потому что ты — его семья. И я восхищаюсь тобой, потому что такая мысль пришла тебе в голову. Но, Брэй, я в два раза старше тебя, и то с ног сбился, присматривая за ребенком этот год. Он отличный малый, но…

— Я знаю, с ним непросто.

— Это так. Если бы мне было тридцать, было бы еще тяжелее, не говоря уже о двадцати. Особенно, если бы я был один. Нас двое, и были ночи, когда мы так уставали, что едва не засыпали еще во время ужина. Это очень изматывает. Домашние задания, дисциплина, приготовление обедов, стирка, уборка и вообще все! Добавь еще мою основную работу и отсутствие помощи! Представь это в двадцать лет!

Брэй медленно кивнул.

— Я могу испортить все для нас обоих.

— Любой может все испортить. Но, может быть, тот, кто уже делал это раньше… у него все получится?

— Понятно, — прошептал Брэй, — я понимаю, что вы имеете в виду. Но если я отдам его людям, которых я совсем не знаю? Я не представляю, как смогу потом жить.

— Понимаю.

Они посидели в тишине некоторое время, пока Скотт не сказал:

— Я тоже не хочу, чтобы ребенок жил с чужими людьми.

Он сделал глубокий вдох, потом еще один, пытаясь унять нервную дрожь. Затем вытер руки о джинсы, и еще раз. Поднялся, подошел к камину, поставил напиток на полку. Снова поднял стакан. С виски в руке повернулся к дивану, где смущенный двадцатилетний парень, следивший за каждым его движением, нетерпеливо ожидал продолжения.

Поднес стакан к губам, почувствовал, как жидкость обжигает горло. Узел, туго завязанный в животе все эти дни, начал понемногу растягиваться. Было ли это из-за виски, или потому, что он наконец решился сказать то, о чем каждая клетка его тела вопила все эти дни?

Скотт откашлялся.

— А что, если ты не будешь отдавать его незнакомцам? Что, если… ты оставишь его мне?

— Но… я думал, — Брэй был в замешательстве, — я думал, Лори не хочет… с ним так сложно, кроме того, еще и малышка скоро родится.

— Может, она передумает? — ответил Скотт, быстро отводя взгляд. Потом сделал еще один глоток, пытаясь утопить в нем все сомнения.

— Вы сделаете это? Оставите его до…

— До бесконечности! До того времени, как ты получишь диплом, даже если профессионалы сойдут с ума и не возьмут тебя в команду. Или до тех пор, пока ты не выйдешь на пенсию после игры в НБА, если они таки окажутся умнее и быстро схватят тебя! Или вообще навсегда, если ты захочешь жить своей жизнью, иметь семью. Я пойму и это. Любой бы понял тебя. И ты всегда сможешь навещать брата. Приезжать на День благодарения, Рождество, так же, как в прошлом году. Ты сможешь забирать его на неделю, или две, или на все лето. Как захочешь. Ты все равно будешь его братом. Но тебе не придется постоянно чувствовать ответственность за то, что ты вряд ли сможешь делать идеально. Ты не окажешься в ловушке. Ты не будешь чувствовать, что предаешь его и себя.

— Да, я именно это и чувствую, — прошептал Брэй, проведя огромной ладонью по макушке. — Я чувствую себя плохо, чувствую, что я плохой брат, плохой человек. И признаю это. Да, все, что вы сказали, я ощущаю. Понимаю, что попал в западню. Вчера в машине я так глупо хвастал, что сделаю все для своей семьи, что я не такой человек, чтобы бросить брата на произвол судьбы. И вот я делаю именно это. Я не хочу испортить его жизнь. Мне двадцать, тренер, и я понятия не имею, как растить ребенка. Я все испорчу! Ему и себе!

— Я поговорю с Лори, посмотрим, что получится, хорошо?

— Да, — прошептал Брэй, вытирая щеки. — Но если она откажет… Я не хочу, чтобы вы об этом беспокоились. Я сейчас плачу, как ребенок, но это потому, что был такой длинный день и Куртис так много плакал, и потому, что я прощался с мамой. И все эти мысли… Но это не ваши проблемы, тренер, а мои. Я с ними справлюсь и приму любое необходимое решение. — Голос его задрожал, он уставился в пол, потом поднял глаза и встретился со взглядом Скотта. — Все будет в порядке!

— Я знаю. Просто пока не принимай решения. Дай мне время, я прикину, что могу сделать. Дай время до завтрашнего вечера. Осталось совсем чуть-чуть до шоу машин-монстров. Шоу завтра утром. Если я не смогу ничего придумать, то в понедельник ты поедешь на слушание и сообщишь судье свое решение. Договорились?

Брэй кивнул. Но его плечи сотрясали рыдания.

— Эй! — Скотт обнял парня за широкие плечи. — Вообще-то тебе должно было полегчать, а не наоборот.

— Мне лучше, я чувствую… Я даже не могу это описать! — Юный баскетболист смахнул слезы, но они продолжали течь. — С тех пор как я услышал новость о маме, я думал, что моя жизнь окончена, понимаете? А теперь вы говорите, что я могу вернуть свою жизнь! И Куртис тоже, уже во второй раз, тренер. Во второй раз вы спасаете нас, тренер, жертвуя собой!

Скотт открыл рот, чтобы ответить, но не смог подобрать слова.

Глава 40 Мара

После ланча со Стэф и Джиной Мара по меньшей мере дюжину раз хваталась за телефон, чтобы позвонить родителям. Только еще раз попрощаться, говорила она себе. Еще одна возможность сказать Лакс, как сильно она ее любит. Еще раз поговорить с родителями. Еще раз услышать их голоса. Но, набрав номер, она клала трубку еще до того, как раздавался гудок. Если она еще раз услышит их голоса, она не сможет осуществить план.

Они с Томом ехали по шоссе, направлялись на ужин. Мара кусала губы, думая о Томе, Лакс и родителях, о том, как Пори и Нейра завтра будут вручать подарки, как приведут Лакс.

Зная свою маму, Мара подозревала, что сегодняшний вечер будет посвящен праздничному торту. Они покрывают его глазурью и украшают. Маре становилось дурно, когда она представляла, как они хлопочут в кухне Нейры, пекут ее любимый торт, как Лакс аккуратно его украшает.

— Любимая, посмотри, какой изумительный закат, — сказал Том, и Мара была благодарна ему за то, что он прервал этот молчаливый сеанс самоистязания. — Видишь? — Он повернул зеркало так, чтобы и она увидела оранжево-красный шар с полосками желто-мангового цвета, плавно опускающийся за их спинами. Пара облачков пламенела пурпуром.

— Ух ты! — пробормотала она, но так тихо, что он не разобрал.

— Тебе видно?

Она кивнула и заставила губы растянуться в улыбке.