Книга Дикий мир нашего тела. Хищники, паразиты и симбионты, которые сделали нас такими, какие мы есть - Роб Данн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом они опять принялись за подсчеты. Теперь они считали и пересчитывали фунты будущих урожаев. Единственное, чего они не смогли сделать, – это перевести вес зерна и овощей, а также другую пользу от своих «висячих садов» в долларовый эквивалент. Но тут на помощь студентам пришли данные, полученные в ходе проведенного в Торонто исследования (обошедшегося в три миллиона долларов). Ученые архитектурного факультета университета Райерсона подсчитали, что если озеленить все крыши в Торонто, то можно получить существенную экономическую выгоду. Задержка дождевых вод позволит сэкономить сразу 118 миллионов долларов. Снижение нагрузки на канализацию уменьшит расходы еще на 46 миллионов. В холодном Торонто и в не менее холодном Нью-Йорке озеленение крыш позволит сэкономить также и на отоплении. По предварительным подсчетам выходило, что первоначальная экономия составила бы около 300 миллионов, а затем десятки миллионов ежегодно[136]. Площадь крыш в Нью-Йорке больше, чем в Торонто (хотя ее никто никогда не измерял), и экономия, несомненно, тоже должна быть намного больше. И все это помимо выгод, которые можно получить от выращивания сельскохозяйственных культур!
Но Депомье, сохранивший остатки реализма, задал студентам простой вопрос: «Сколько жителей Нью-Йорка вы сможете накормить? Сколько человек из восьми миллионов смогут воспользоваться благами „крышного“ сельского хозяйства?» Студенты были уверены, что после подсчетов получат впечатляющий ответ – может быть, миллиона три, а может, и все население города. Реальность повергла их в шок. Урожай с крыш составил бы два процента от всего продовольствия, в котором нуждается Нью-Йорк. Два процента – это капля в море. Это все равно что дать экологически чистый плод манго человеку, нуждающемуся в мешке зерна.
Депомье мог бы теперь оставить студентов один на один с реальными масштабами – гигантским спросом и бесконечно малым возможным предложением. Но что-то подтолкнуло его к другому решению. Он поставил перед студентами следующий вопрос. «А если мы превратим в сады и поля все здания целиком? Что, если мы воспользуемся достижениями гидропоники, создадим в домах биомы и вертикальные фермы, расположив их на стенах и даже внутри стен, вспомнив, что и естественные леса имеют вертикальную структуру организации?» Студенты к тому времени еще не успели остыть и отказаться от великой идеи, поэтому этот легкий толчок снова заставил их с головой окунуться в работу.
До этого момента Депомье играл в студенческих изысканиях пассивно-созерцательную роль. Он помогал своим ученикам, направлял их, но их одержимость нисколько не затрагивала его самого. Он подумывал о смене преподавательского амплуа, тешил себя надеждой получить курс паразитологии и снова заняться глистами. Если бы в то время Национальный научный фонд выделил ему финансирование, Депомье не задумываясь бросил бы своих студентов на произвол судьбы. Но никаких денег Диксон не получил и, поставив перед учениками задачу, стал все больше и больше увлекаться возможными решениями, против собственной воли все глубже погружаясь в проблему. Он даже начал говорить об этом с женой за ужином, рассуждая, что можно сделать, вооружившись слабой надеждой и горстью семян.
Мысли о новом проекте захватили Депомье. Он начал присматриваться к зданиям Манхэттена. Эти здания были заполнены человеческими телами и организмами, питавшимися за их счет, – глистами, клещами, бактериями и мухами. Эти существа не давали людям взамен ничего полезного для жизни, они только брали. Каждый день в эти дома с помощью лифтов, лестниц и трубопроводов доставляли тысячи фунтов еды и миллионы галлонов воды, и приблизительно такое же количество отходов ежедневно сливалось в канализацию. Каждый дом высасывал соки из земель, расположенных вдали от города, высасывал жизнь из живой природы. Это то, что Депомье знал всегда, и это знание рисовало ему мрачную картину будущего – истощенные поля, вырубленные и распаханные леса и нищая жизнь, которую влачат бедные крестьяне во всем мире от Индии до Бразилии. Он осознавал все это, но несмотря ни на что, ветряные мельницы новых идей упорно вращались в его голове. Незаметно для себя Депомье оказался захвачен студенческими мечтами. Он совершенно не собирался успокаиваться, он жаждал поднять свой деревянный меч и принять вызов.
Что надо сделать для того, чтобы выращивать много еды в городах, причем выращивать так, чтобы превратить город в нормальную экосистему, которая не только потребляет, но и отдает? Депомье начал набрасывать эскизы на салфетках в кафе. Он перестал просить гранты на исследования глистов. Жизнь изменилась против его воли – ландшафты, знакомые с детства и к которым он привык за свою профессиональную жизнь, сменились совершенно иными пейзажами. Они напоминали то, что люди когда-то считали проложенными на Марсе каналами. Оставалось лишь надеяться, что эти новые ландшафты не окажутся такими же иллюзорными.
Депомье и его студенты (в отличие от Дон-Кихота) вдохновлялись некоторыми реальными моделями, но таких моделей было немного. Одним из вдохновителей стал Фредерик Олмстед, который, вернувшись домой после гражданской войны, построил самые большие американские парки – в Чикаго, Нью-Йорке, Нью-Джерси и других городах. Правда, Олмстед был совсем не похож на Депомье. Олмстед строил парки по заказам городов и получал деньги от их властей. Он создавал ландшафты, взывавшие к нашим древним чувствам и предпочтениям, засевая лужайки травой и располагая деревья в виде небольших рощиц. Но его парки не приносили ни доходов, ни урожая. Они, как и музеи, содержались на средства налогоплательщиков. Кто-то ведь должен платить за стрижку деревьев и расчистку прогулочных дорожек. Траву, между прочим, тоже нужно подстригать. Когда-то это с успехом делали овцы, но теперь мы стрижем траву машинами и при этом платим за бензин. Это было не совсем то, чего хотел Депомье, хотя величие замысла Олмстеда было ему по душе. В конце концов, Олмстед смог преобразить лицо современного города, а значит, это в принципе возможно. Это означало, что один человек, вооруженный планом, может сформировать отношения людей друг с другом и с остальной природой – на годы, века и даже тысячелетия.
Другие модели были позаимствованы не у архитекторов, агрономов или дизайнеров, а у животных. Муравьи-листорезы целиком и полностью зависят от самостоятельно выращенной еды, не имея никаких альтернатив и запасных вариантов. То же самое можно сказать и о термитах. Ни одно из этих сообществ уже не способно вернуться к охоте и собирательству – как, впрочем, и мы. Эти насекомые зависят от грибов, произрастающих на листьях, приносимых в муравейник. Этой пищей общественные насекомые кормят своих личинок и куколок, которыми изобилуют их рассеянные по тропическим лесам и саваннам колонии. В сельском хозяйстве муравьев-листорезов, термитов и других насекомых, успешно выращивающих себе пищу, интересно то, что они делают это там, где живут, в сердце своих городов. Они разводят свои сады в контролируемых условиях, там, где им несложно избавиться от вредоносных микроорганизмов. Можно только гадать, какие эволюционные механизмы привели к осуществлению такого сценария. Трудно представить себе, например, муравьев, выращивающих грибы где-то в отдалении от муравейников и сталкивающихся с трудностями, с которыми встречаемся мы на наших фермах. За пределами гнезда в изобилии водятся микробы. Если ферма находится вдали от жилья, то увеличивается расстояние, которое надо преодолеть, чтобы накормить детей. За пределами гнезда может быть либо слишком жарко, либо слишком холодно. Внутри муравейника легче ухаживать за грибами, их можно нянчить, как любимых детей. Достаточно сказать, что, принимая во внимание некоторые (или все) перечисленные причины, каждый раз при возникновении сельского хозяйства все занимавшиеся им виды делали это в месте своего проживания – все, кроме людей. Мы – единственные животные, фермы которых находятся вдали от нашего жилья. Мы разделили наш мир на те места, где производится еда, и на места, где мы ее потребляем и производим отходы (то есть в наших городах). Ни одно животное в мире, кроме людей, не селится рядом с отходами жизнедеятельности вместо того, чтобы жить неподалеку от еды. Муравьи, термиты и жуки, вздумай они устраивать свои города по образу и подобию наших, давно бы вымерли.