Книга Правда сталинских репрессий - Вадим Кожинов

Впрочем, Е. Альбац может возразить, что, помимо самого верхнего «этажа», имелось множество руководящих сотрудников ОГПУ-НКВД, которые непосредственно осуществляли репрессии, и следует учитывать "национальные пропорции" не только на самом верху.

Документами, которые дали бы возможность точно выяснить эти «пропорции», мы пока не располагаем. Правда, не так давно киевский журнал "Наше минуле" опубликовал обширный свод "документов из истории НКВД УССР" (1993, N 1, с. 39–150), свидетельствующих, что на Украине евреи играли в репрессивных «органах» безусловно преобладающую роль. Но нас интересует центр страны, Москва, куда после 1917 года шел, по определению М.С. Агурского, "огромный приток еврейского населения", и множество евреев заняло чрезвычайно весомое положение "в ряде жизненно важных областей", к которым, понятно, относилось и ОГПУ-НКВД.

В самое последнее время ведущий специалист Государственного архива Российской Федерации Александр Кокурин и сотрудник общества «Мемориал» Никита Петров опубликовали статистические данные о национальном составе НКВД в 1937 году, — правда, только о периферийных его сотрудниках; приводимые цифры предваряет следующее уклончивое разъяснение: "Статистические данные о состоянии (на 1 марта 1937 года) оперативных кадров УГБ (то есть местных "управлений Госбезопасности". — В.К.) НКВД/УНКВД (кадры ГУГБ Центра, т. е. находившегося в Москве Главного управления ГБ, определявшего деятельность «органов» в целом, сюда не входят) выглядят так: общая численность — 23.857 человек… русские — 15.570 человек… евреи — 1.776 человек…"

При этом остается совершенно неясным, каков был удельный вес тех и других среди «руководителей». Количество сотрудников «низших» званий (сержант ГБ, младший лейтенант, лейтенант) или вообще не имевших звания составляло 22.271 человек (имеются в виду местные УГБ) — то есть 93,4 процента (от 23.857 человек), а количество сотрудников (опять-таки местных) с более или менее высокими званиями — от старшего лейтенанта ГБ (соответствовало нынешнему майору) до комиссара ГБ 1-го ранга (соответствовало генералу армии) — всего лишь 1.585 человек, то есть 6,6 процента.

И архивисты должны были бы, конечно, сообщить, какая часть из 1.776 евреев, являвшихся к марту 1937 года (то есть как раз ко времени широких репрессий) сотрудниками местных управлений ГБ, принадлежала к 22.271 носителю «низших» званий (и вообще не имевшим званий), а какая — к 1.585 носителям высших. Публикаторы сведений, похоже, предпочли затушевать это соотношение…

Еще более важны, конечно, данные о национальном составе Главного управления ГБ (в Москве), которые в публикуемый материал вообще "не вошли" (по всей вероятности, опять-таки из-за опасений публикаторов быть обвиненными в "антисемитизме").

Но точно известно, что в 1934–1936 годах во главе «центра» НКВД стояли два еврея и один русский (нарком Г.Г. Ягода и его заместители: 1-й — еврей Я.С. Агранов и 2-й — русский Г.Е. Прокофьев). В конце 1936 года впервые в истории ВЧК-ОГПУ-НКВД (о смысле этого — ниже) главой стал русский, Н.И. Ежов, Агранов остался 1-м замом, а из трёх действовавших с конца 1936-го новых замов — М.Д. Бермана, Л.Н. Вельского (Левина) и М.П. Фриновского — только последний не был, возможно, евреем (точных сведений о его национальности у меня нет). Далее, "Главное управление ГБ Центра" состояло к 1937 году из 10 «отделов» (охраны, оперативного, контрразведывательного, секретно-политического, особого и т. д.), и начальниками по меньшей мере 7 (!) из этих 10 отделов были евреи — Паукер, Миронов, Леплевский, Шанин, Слуцкий, Цесарский, Вейншток.

И все же вполне достоверной и полной картины национального состава НКВД пока не имеется, — хотя вместе с тем едва ли есть основания сомневаться, что дело обстояло тогда так же, как и в других "жизненно важных" областях.

Чтобы показать, сколь значительной была в 1930-х годах роль людей еврейского происхождения в жизни столицы СССР, обратимся к такой, без сомнения, важной области, как литература, — к доподлинно известному нам национальному составу Московской организации ССП (Союза советских писателей), точнее, наиболее «влиятельной» её части.

На первый взгляд может показаться, что это «перескакивание» от ОГПУ-НКВД к ССП неоправданно. Но можно привести целый ряд доводов, убеждающих в логичности такого сопоставления. Для начала вспомним хотя бы о том, что среди деятелей литературы того времени было немало людей, имевших опыт работы в ВЧК-ОГПУ-НКВД, — скажем, И.Э. Бабель, О.М. Брик, А. Веселый (Н.И. Кочкуров), Б. Волин (Б.М. Фрадкин), И.Ф. Жига, Г. Лелевич (Л.Г. Калмансон), Н.Г. Свирин, А.И. Тарасов-Родионов и т. д.

Далее, своего рода «единство» с ОГПУ продемонстрировала большая группа писателей, побывавшая в августе 1933 года в концлагере Беломорканала, чтобы воспеть затем работу «чекистов» в широко известной книге, где выступили тридцать пять писателей во главе с A.M. Горьким.

Уместно привести также позднейшие (конца 1950-х — начала 1960-х годов) рассуждения писателя B.C. Гроссмана о И.Э. Бабеле и других: "Зачем он встречал Новый год в семье Ежова?.. Почему таких необыкновенных людей — его (Бабеля. — В.К.), Маяковского, Багрицкого — так влекло к себе ГПУ? Что это — обаяние силы, власти?"

Особой «загадки» здесь нет, ибо Бабель сам служил в ВЧК, одним из наиболее близких Маяковскому людей был следователь ВЧК-ОГПУ и друг зампреда ОГПУ Агранова Осип Брик, Багрицкий же с чувством восклицал в стихах:

Механики, чекисты, рыбоводы,

Я ваш товарищ, мы одной породы… и т. д.

Уже из этого, полагаю, ясно, что «сопоставление» ОГПУ-НКВД и ССП того времени не является чем-то несообразным. Что же касается национального состава «ведущей» части писателей Москвы, о нем есть точные сведения. Речь идет при этом не вообще о писателях, а о тех из них, которые имели тогда достаточно высокий официальный статус и потому в 1934 году стали делегатами всячески прославлявшегося писательского съезда, торжественно заседавшего шестнадцать дней — с 17 августа по 1 сентября.

Московская делегация была самой многолюдной; из общего числа около 600 делегатов съезда (со всей страны, от всех национальностей) к ней принадлежала почти треть — 191 человек. (Следует иметь в виду, что в опубликованном тогда "мандатной комиссией" съезда подсчете указана цифра 175, но здесь же оговорено: "не все анкеты удалось полностью обработать", и, согласно поименному списку делегатов, от Москвы участвовало в съезде на 16 человек больше.)

Национальный состав московских делегатов таков: русские — 92, евреи — 72, а большинство остальных — это жившие в Москве иностранные «революционные» авторы (5 поляков, 3 венгра, 2 немца, 2 латыша, 1 грек, 1 итальянец; в кадрах НКВД, как мы видели, тоже было немало иностранцев). И если учесть, что население Москвы насчитывало к 1934 году 3 млн. 205 тыс, русских и 241,7 тыс. евреев, «пропорция» получается следующая: один делегат-русский приходился (3205 тыс, 92) на 34,8 тысячи русских жителей Москвы, а один делегат-еврей (241,7 тыс.: 72) — на 3,3 тысячи московских евреев… Из этого, в сущности, следует, что евреи тогда были в десять раз более способны занять весомое положение в литературе, нежели русские, — хотя ведь именно русские за предшествующие Революции сто лет создали одну из величайших и богатейших литератур мира!..