Книга Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву - Руслан Хасбулатов

Затем мы с Ельциным обсудили основной вопрос: «Что же нам делать?» У нас нет войск, Украина и Казахстан нас не поддерживают, Прибалтика — не игрок, эти три республики СССР «списали со счета» — они нам не союзники. Несколько позже мы узнали, что все эти три республики вместе со своими лидерами замерли в страхе, ожидая жестокой расправы, несравнимой с событиями 20 января. Так что здесь рассчитывать на помощь вообще не приходилось.

Я. Что у нас есть? Это, по сути, один фактор — поддержка народа, как единственная наша опора — если нам удастся его поднять. Точнее, если позволят лидеры ГКЧП. Я сказал, что на первом этапе ГКЧП (коль скоро мы с ним, Ельциным, все еще не арестованы), скорее всего, применит по отношению к нам «мягкий вариант» давления. В надежде, что мы с вами, Борис Николаевич, попросим пощады, согласимся с их основными требованиями. Поэтому, если мы не будем репрессированы в ближайшие часы, — пока мы не прибудем в Парламентский дворец, — у нас появляется возможность для организации сопротивления…

Ельцин. Что вы имеете в виду? Вывести народ на улицу? Это было бы хорошо, но вряд ли нам это позволят сделать!

Я. Поэтому надо быстро, на весь мир заявить, что мы, руководители России, заявляем о своем сопротивлении Янаеву и его группе, узурпировавшей власть у президента Горбачева. Поэтому нашим первым лозунгом должно быть требование вернуть Горбачева в Кремль. Но все это — повторяю — в том случае, если нас с вами немедленно не арестуют.

Ельцин. Да нет, Руслан Имранович! Я не буду защищать Горбачева. Он мне столько крови попортил… Пусть «они» делают с ним, что хотят. «Горбачев сам привел ситуацию к такой разрядке», и он, Ельцин, не будет требовать его «восстановления» в президентской должности, если он на самом деле «сидит».

Я, откровенно говоря, внутренне был удивлен такой примитивностью суждений собеседника. Поэтому возразил: «Речь идет не том, чтобы вы помогли Горбачеву. Речь идет о том, что данное требование к путчистам может помочь стране, да и вам лично, и мне тоже — сохранить наши жизни, обеспечить победу над путчистами. В этом — суть нашего требования немедленно вернуть Горбачева в Кремль».

Ельцин молчит. Далее я развил свою мысль, подчеркнув два следующих момента.

Первое. Путчисты, зная, что вы ненавидите Горбачева, меньше всего ожидают такого шага с нашей стороны. Они ждут чего угодно, но не требования немедленно вернуть в Кремль президента Горбачева. Это вам понятно, Борис Николаевич! Здесь ключевой элемент всей нашей тактики борьбы!

Второе. Нас с вами в народе считают «нарушителями» Конституции СССР. Представляете, какая мощная волна поддержки наших действий развернется, когда люди узнают, что Ельцин, несмотря на свою антипатию к Горбачеву, во имя закона и справедливости требует возвращения в Москву изолированного путчистами Горбачева? Это надо отразить в нашем воззвании к народу, которое мы с вами должны немедленно, без промедления написать и распространить в стране. Пока такая возможность имеется.

«Согласен, Руслан Имранович, так и будем действовать», — сказал Ельцин. Он полностью согласился с такой тактикой.

Времени у нас вообще не было, поэтому наше обсуждение было энергичным. Когда мы согласовали эти положения, в комнату стали заходить наши соратники и помощники. Первым пришел взволнованный Иван Степанович Силаев, который хотя и не находился в поселке, но сумел добраться раньше других, живших здесь же, по соседству; затем прибыли Руцкой, министры Ярошенко и Полторанин, советник Ельцина Бурбулис, депутат Шахрай. К концу совещания подъехал Собчак.

Первое совещание российского руководства. Обращение «К гражданам России!»

Ельцин сказал собравшимся, что времени мало, надо быстро решить вопрос о подготовке одного документа, о чем мы уже с Русланом Имрановичем договорились. Это должно быть «Обращение к народу». Что мы скажем в этом документе? Он посмотрел на собравшихся. Все молчали. Повернул голову в мою сторону. — Что?

Я сказал, что это должен быть лаконичный (две-три страницы текста), очень четкий и жесткий документ, в котором надо отразить несколько моментов. Первый — квалификация действий Янаева и его группы как государственная измена и путч. Второй — абсолютная невозможность для Российской Федерации какой-либо поддержки действий этой группы. Третье — требование немедленно освободить из-под стражи президента Горбачева и дать ему возможность исполнять свои обязанности. Все молчали.

Бурбулис. А зачем нам надо выступить в защиту Горбачева? Он сам — главный виновник происшедшего.

Полторанин. Я согласен с Геннадием Бурбулисом. В «документе» не стоит его вообще упоминать…

Ельцин. Вы не правы. Но нет времени дискутировать. Надо отразить наше требование и вернуть Горбачева в Кремль. Руслан Имранович прав. Пишите!

Я (Полторанину). Михаил Никифорович, Вы у нас главный журналист. Пишите.

Он стал искать ручку в своих карманах и никак ее не найдет. Я достал свою ручку и протянул ему, придвинув стопку бумаги. Все впились взорами в Полторанина — с чего он начнет? Не получается — дрожит рука.

«Дай сюда мою ручку, — невольно со злостью вырвалась у меня фраза, — у меня руки не дрожат/» Так я и написал тот текст, который уже к вечеру того же дня, 19 августа 1991 г., распространился по всему СССР в рукописном виде, написанный моей рукой. По ходу мне делали замечания, кое-что я учитывал; но писал быстро — надо было спешить.

Подписали, надо быстро отпечатать. Некому. На даче у Ельцина не было пишущей машинки (не говоря уже о компьютере), но ксерокс имелся. Мы размножили написанный мною текст и вручили каждому из присутствующих, вполне допуская, что некоторых из нас могут арестовать. Одновременно попросили множить и распространять документ всеми возможными средствами, чтобы он попал в СМИ немедленно.

Пока мы обсуждали свой план борьбы с заговорщиками из Кремля и писали документ, к нам поступали сообщения о появлении у Архангельского какого-то воинского подразделения на джипах (как позже я узнал, это было подразделение группы «А»)… Это было уже весьма опасно. Собравшиеся высказывали самые разные идеи… Я сказал, что здесь задерживаться нельзя, надо скорее выезжать в Москву. Там мы сможем более детально ознакомиться с обстановкой. К тому же у меня на 10 часов было назначено заседание Президиума Парламента. Вышел на улицу и тут же столкнулся с подъехавшим Собчаком. Он спросил меня: «Что мне делать, Руслан Имранович?»

Я ответил: «Немедленно возвращайтесь в Ленинград. Я наделяю вас полномочиями подчинить войска округа, МВД и КГБ. Возьмите наш первый документ по организации борьбы с ГКЧП — «Обращение к народу». Не задерживайтесь. В Москву не возвращайтесь.;.» На огромной скорости помчался в Москву. Вслед за мной Ельцин, Силаев и др. Через 15 минут после моего отъезда в наш дом зашли военные, спросили меня. Племянница сказала им, что я выехал рано утром в Москву…