Книга Ночной поезд - Барбара Вуд

Макс проницательным взглядом сверлил неподвижное лицо Шукальского и пытался силой своего хищного взгляда смутить этого самоуверенного человека. Но Шукальского не удалось запугать. Устремив на командира «Einsatzgruppe» точно такой же каменный взгляд, он встал и почти дерзко сказал:

– Ну что ж, господа, тогда идемте.

Отец Вайда увидел, как следом за группой вышел Ян Шукальский, остановился на верхней ступеньке и почесал в затылке. Священник тихо сказал:

– Все в порядке, Анна, он подал сигнал. Гости идут сюда, в больницу.

Оба сделали уколы морфина семи отобранным пациентам.

Шукальский предложил пройтись пешком, и все обрадовались возможности побыть на свежем воздухе под лучами солнца. Пока впечатляющая группа людей шествовала по тихой улице, одни солдаты сидели в танках, другие стояли, облокотившись о грузовики. Они смеялись, перешептывались, прикидывая, сколько времени понадобится, чтобы уничтожить этот город. Доктор Шукальский, едва заметно хромая, возглавлял группу из тринадцати человек и все время вел шутливую беседу с шедшими рядом с ним врачами, задавал им профессиональные вопросы и демонстрировал полную уверенность в себе. Чтобы дать морфину подействовать, он тянул время, показывая интересный в архитектурном отношении костел Святого Амброжа, обращая внимание гостей на причудливые мощеные улицы Зофии и даже рассказал анекдот о том, как на центральной площади города сооружали конную статую Костюшко.

Пока коллега Марии Душиньской занимал часть группы, она замедлила шаг, поравнялась с Максом и как бы невзначай заметила:

– Я вижу у тебя новый костюм, герр штурмбаннфюрер. Так сегодня должен выглядеть хорошо одетый бизнесмен из Данцига?

– Мой дорогой доктор, хорошо одетый бизнесмен из Данцига носит эту униформу уже три последних года.

– Должна сказать, что она очень впечатляет. Ты в ней напоминаешь петуха. Хотя я и не припомню, чтобы ты часто ходил с таким важным видом.

– Будь осторожна, liebchen. Я воюю не с тобой. Эта униформа и рейх означают все в моей жизни. Ты лишь средство для достижения цели.

– Память изменяет мне, герр штурмбаннфюрер. Мне вроде бы кажется, что в последнюю ночь, которую мы провели в моей спальне, я была не только средством для достижения цели.

Гартунг рассмеялся.

– Не ты первая, liebchen, не ты последняя. Признаться, ты у меня была не единственной за те четыре дня, которые я провел в Зофии.

Если бы он ударил ее, даже тогда было бы не так больно. Стараясь идти уверенным шагом, Мария держала плечи прямо, а голову высоко.

– Значит, ты был очень занят, правда?

– Я был так занят, что тебе трудно представить. Помнишь того цыгана?

Мария резко остановилась.

– Что ты сказал?

Не очень любезно взяв ее за руку, Макс сказал:

– Давай не будем задерживать группу. Я расскажу о том цыгане. Все, что он говорил вам, – правда. Это моя группа уничтожила его сородичей. Когда ты сказала, что один из них спасся и рассказывает всем, что с ним произошло, я ведь должен был что-то предпринять, правда?

Мария с трудом сосредоточила взгляд на спине лаборанта, который шел прямо перед ней.

– Что же ты сделал? – услышала она свой голос.

– В ту ночь мне удалось пройти в больницу – помнишь, когда я отправился за шампанским? Затем я прокрался в палату и задушил этого цыгана подушкой. И очень кстати, ибо он узнал меня.

– Понятно…

После этого они молча продолжили путь к больнице. Когда все входили через парадную дверь, доктор Шукальский взглянул на часы. Ему удалось растянуть прогулку на пятнадцать минут – этого более чем достаточно, чтобы морфин подействовал.

Сначала он показал инспекционной команде забитый до отказа первый этаж, где лежали обычные больные. Затем все познакомились с кухней и лабораторией.

– Господа, я весьма восхищен смелостью, какая требуется, чтобы вот так войти в район эпидемии лишь потому, что возникло подозрение, – сказал доктор Шукальский. – Полагаю, вы все обладаете иммунитетом от тифа.

Врачи, молчавшие последние десять минут, один за другим едва слышно ответили:

– Я нет.

– Я тоже.

Шукальский задержался на минуту и поднял брови.

– Это правда? Господа, тогда я вдвойне поражен. Я понимаю, что у вас могут быть подозрения, но подвергать себя опасности заразиться тифом, чтобы доказать свою правоту, кажется мне безрассудным шагом.

Все взглянули на Макса Гартунга. Его лицо оставалось бесстрастным.

– Тогда все в порядке, – сказал Шукальский. – А теперь я покажу вам лежащих у нас больных с самой тяжелой формой тифа. Из-за эпидемии мы лечим больных на дому, в больнице у нас просто не хватает места. Но эти требуют постоянного ухода. Так вот, поскольку глупо подвергать вас всех опасности заразиться, почему бы вам не выбрать тех, кто пойдет со мной и возьмет пробы крови для лабораторных анализов?

– Это блеф, – возразил Гартунг. – Мы пойдем все вместе.

Мюллер, молчавший с тех пор, как они покинули нацистский штаб, не выдержал:

– Макс, возможно, это и блеф, но я не хочу подвергать всех людей потенциальной возможности заразиться тифом лишь ради того, чтобы ты доказал свою правоту. Двоих достаточно. Доктор Краус, пойдемте со мной. И вы тоже, – сказал он, указывая на одного из лаборантов. – Остальные пусть подождут здесь.

Пока все поднимались наверх к изолированной палате, отец Вайда, слыша приближение гостей, умышленно разлил мочу по полу.

Прежде чем все достигли второго этажа, Шукальский сказал:

– Сейчас я должен предупредить вас. Поскольку эпидемия унесла не одну жизнь, в нашей больнице остро не хватает штатного персонала. Доктор Душиньская и я обладаем иммунитетом лишь потому, что раньше переболели тифом. Ну вот, мы пришли.

Группа поднялась на лестничную площадку, и все были явно шокированы, почувствовав ужасный запах. Входя в палату, они первым делом увидели ни на что не реагировавших пациентов, которые тяжело дышали под грязными простынями, и усталого согбенного священника, который причащал безнадежного больного.

– Смотрите под ноги, – предупредил Шукальский.

Шесть человек – Мария и Ян, Мюллер и его два ассистента, и, наконец, Гартунг, настоявший на своем присутствии, – шли меж двух рядов коек.

Шукальский предложил:

– Доктор Мюллер, выберите любого пациента по собственному усмотрению, и я сниму с него простыни, чтобы вы могли осмотреть больного. Конечно, вы вряд ли захотите прикасаться к нему или подходить слишком близко, поскольку нам не удалось полностью избавить его от вшей.

Немцы указали на одного больного, и когда с того сняли простыни, оба врача не могли скрыть своей тревоги. Они увидели, что тело умирающего бедняги покрыто классической сыпью тифа. Заметив выражение их лиц, Шукальский мысленно взмолился: «Спасибо Богу за трихлороуксусную кислоту». Они подошли к следующему больному. Тот был почти в коматозном состоянии с пепельного цвета кожей и сильно потел.