Книга Бульдог. Экзамен на зрелость - Константин Калбазов

Едва только переступив порог дома, Петр услышал отдаленный плачь ребенка. Горластый. Спальня на втором этаже, да еще и дверь наверняка закрыта, а его все равно слышно. Хм. А может и ее. Девки, они то же ой как голосисты. Интересно, а кому он больше обрадуется? Петр прислушался к себе и понял, что будет рад кому угодно, лишь бы с Анной все было в порядке.

— Ну чего сидишь, будто и не родня?

Петр, опустившийся на стул, и ушедший в свои думы, даже вздрогнул от неожиданности. Повел ошалелым взглядом и остановил его на милой бабушке, вполне еще живой и подвижной. А главное, ведущей себя настолько вольно, что не всякий высокородный такое себе позволит.

Однако, память безошибочно подсказала кто именно перед ним. Это была Аничкина мамка. Таки позволялось много, очень много. Анна рассказывала, что родители и помыслить не могли, поднять на нее руку, а вот мамка, та сарафан задирала и не раз. И ведь и батюшка, и матушка об этом ведали, но упорно оставались в неведении.

Так что, ничего удивительного, что она не стушевалась и перед императором. Что ей звания и положение, когда речь идет о ее кровиночки. Именно что кровиночки. Хотя не она ее рожала. Но ее молоком девочка вскормлена. А как такое дело, то она ей родная и никак иначе.

Все это в мгновение ока пронеслось в голове Петра, а в следующее, он уже подхватился, направляясь к лестнице. Ага. Как же. Разбежался. Кто же тебя так просто отпустит.

— Куда? — Схватила его за руку мамка.

— Так. Туда, — растерянно ответил Петр.

— Туда-а. Поди умойся с дороги сначала. Ну чего смотришь? Пошли уж, горе ты мое луковое.

— Авдотья, ты бы хоть сказала.

— А чего тебе сказать-то милок? — Словно не понимая, чего именно от нее требуется, удивилась бабушка.

— Как там Аня?

— Хорошо все с ней, — как видно довольная тем, что новоявленный папаша в первую очередь поинтересовался ее девочкой, ответила Авдотья. А потом добавила, — И сыночек в порядке.

Процесс умывания оказался недолгим и вскоре Петр был уже в спальне, откуда поспешили удалиться все лишние. Анну уже успели привести в порядок, хотя бледность никуда не делась. Смотрит на вошедшего мужа с нескрываемой радостью. Еще бы тут и материнская радость, и чувство удовлетворения от честно исполненного долга. С первого раза подарить отцу сына, а государству наследника. Не это ли ее первейший долг?

Петр поискал взглядом ребенка. Да вот же он. Туго спеленатый, лежит рядом с матерью. Он его сразу не заметил, потому как во все глаза смотрел на Анну. А тут белый кулечек, на фоне белых же простыней, одно только красное личико и видно.

Мгновение, и преодолев расстояние до кровати, Петр опустился на колени, поцеловав жену. Потом, повинуясь скошенному взгляду жены, взглянул на ребенка.

Спит. Дыхания даже не слышно. Личико не просто красное, но где-то даже и страшненькое. Хм. На других деток взглянешь, так те просто на загляденье. Интересно, это он такой невезучий? Или детки все такие после рождения?

— Что, не глянулся? — Разлепив ссохшиеся губы, прошептала Анна.

— Да просто… — Растерянно начал было Петр, но Анна, положив на его губы свою ладонь, заставила замолчать.

— Сейчас глупость сморозишь, потом жалеть будешь. А то что, выглядит сейчас не очень, так чего же ты хотел. Не одна я мучилась, и ему вместе со мною досталось.

— Кхм. Анечка, я наверное плохой отец, — устыдившись своих мыслей, произнес Петр.

— Ты не плохой отец. Ты просто пока не знаешь, что значит быть им. Вот увидишь, второму будешь радоваться так, что о всем дурном позабудешь.

А дурное уже само улетучивалось из головы. Вот чем дольше он смотрел на младенца, тем больше он ему нравился. Поначалу-то растерялся, ожидал увидеть иную картину, но сейчас пелена с глаз спадает. Ну да, все именно так. Видно же, что намаялся бедолага и теперь отдыхает от трудов тяжких.

В какой именно момент его охватила волна нежности, Петр не понял и сам. Она затопила его всего без остатка. Повинуясь какому-то наитию, он склонился над младенцем и поцеловал в лобик. В нос ударил мягкий и дурманящий запах чистого безгрешного тела и молока. Отец даже на пару секунд уткнулся носом в пеленки и потянул воздух носом, желая до краев насладиться новыми, ранее неведомыми ароматами…

— Ну как ощущения? — Поинтересовался Туманов, у вошедшего Петра. Попыхивая трубкой у окна кабинета.

Князь вообще-то должен был задержаться в столице. Было на нем еще несколько поручений. Но как видно, сумел со всем управиться быстро. А может, все дело в том, что еще со времен службы смотрящим, у него были самые обширные знакомства, в том числе и среди смотрителей почтовых станций. Если свежих лошадей не было ни для кого, то для него обязательно одна сыщется.

Поэтому, ничего удивительного, что он, в буквальном смысле этого слова, нагнал императора. Да Петр и не удивился. Скорее воспринял как должное. Все же, князя отличала искренняя и безграничная любовь к сестре, поэтому его нахождение здесь скорее закономерность. Опять же, семью не видел больше полугода.

— Признаться, непонятные ощущения, — потерев нос, ответил Петр.

— Мне это знакомо, — кивнул Иван, как более опытный товарищ, начинающему.

Петр прошел к открытой шкатулке с трубками и табаком. Туманов, с пониманием улыбнулся. Государь курил редко, и всякий раз по поводу. Правда и курить долго не мог. Потянет пару раз, закашляется, да отбросит в сторону. Но это верный признак того, что он сейчас не в себе.

— Тьфу, гадость, — пыхнув пару раз, как обычно чертыхнулся Петр.

— И к чему каждый раз ступать на одни и те же грабли? — Удивился Иван.

— Так ведь, запах табака нравится, если не накурено так, что топор вешать можно. Вот каждый раз и думаю, а вдруг. Но вдруг не случается.

— Чудной ты порой, Петр Алексеевич.

— Ладно, об этом. Докладывай, как там и что?

Дополнительных пояснений, что именно хочет услышать Петр, Ивану не требовалось. Ясное дело что текучка, задержавшая Туманова, государя не интересовала. Поэтому, он сразу перешел к главному.

— Посланник к кардиналу убыл. Думаю, преимущества в одну неделю ему хватит, чтобы подготовиться. Опыт у него изрядный, разберется, что там и к чему.

— Не попадется?

— Не тот человек, — уверено покачал головой Иван.

— Сделает?

— Этот, сделает.

— Савин? — Утвердительный кивок Туманова, — Сколько ему уже?

— Тридцать четыре, государь.

— Не стар. Не знаешь, отчего Ушаков его так не жалует? Я уж сколько раз порывался за преданность особо наградить, да Андрей Иванович все противится. А Ушакова обижать, поощряя людей через его голову, не хочется.

— Так он не только по отношении к Савину противится. Он вообще против того, чтобы служащих Канцелярии, большим рублем задабривали. Потому как считает, что служить потребно с честью. За золото же верность не купишь.