Книга Круглые кубики - Анна Мосьпанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Работал, значит?
– Ну да. А воды нет. А дома только жена, и она не может починить… И как ему утром на работу идти в таком виде? – начала я путаться в показаниях. – И вообще не может же он теперь спать лечь таким?
В этот момент из-за угла вышел давешний восточный человек с полотенцем через плечо и широкой улыбкой.
Хорошо, что не на бедрах. Полотенце, в смысле. Мыслишка такая мелькнула. Молоточек в руках супруга убеждал в правильности хода мыслей.
– Спасибо вам большое! Ой… – Глаза навыкате стали как у совы, которую в целях зоологического эксперимента сняли с дерева и поместили в аквариум. – Я сейчас все объясню. Я сосед ваш. Вас не было, и я решил зайти… помыться. То есть я не это хотел сказать. Я хотел зайти, когда вы были, но вас не было… Ой…
Мужик дико покраснел, почему-то двумя руками передал мне полотенце и бочком прошел мимо мужа.
Мы оба начали тихо сползать по стенке от хохота. Муж обнял меня покрепче одной рукой, а другой продолжал кокетливо поигрывать молоточком. Словно остро заточенным мечом. Точь-в-точь самурай, ей-богу.
Бедолага натянул свои туфли, испуганно протянул Михаэлю руку и прошептал:
– Надеюсь, вы ничего не подумали? Я только мылся здесь! И вы приходите к нам мыться, если надо!
Ой… я хотел сказать… и если немытым, тоже приходите. В смысле не мыться, а просто так… Ой! Что ж это я…
И, окончательно запутавшись – немецкий и так-то не ахти, а тут еще и стресс, – не договорив фразу, быстро выскользнул за дверь.
Как мы не разбудили хохотом весь дом – не знаю.
– Ты почто его молоточком пугал, супостат? – насупила я брови.
– Профилактически, – усмехнулся доктор Миша. – Я должен охранять твой покой в горе и в радости. А молоточек для этого как нельзя кстати…
В горе и в радости, да. В тот вечер, когда мы стояли, обнявшись, в коридоре и, перебивая друг друга, повторяли реплики несчастного соседа, я вдруг вспомнила совсем другого мужчину и совсем другую историю – сладко-пронзительную, приторную и одновременно очень острую. Она, та история, оставила странное послевкусие. Вот там мой муж действительно должен был бы приревновать. Да не просто, а по-взрослому.
Должен был бы. Но мы же договаривались. В горе и в радости.
Произошло это почти десятилетие назад. В тот день, который перевернул мир. Не только наш маленький уютный мир для двоих, но и жизни сотен тысяч людей по всему свету.
11 сентября 2001 года мы купили первую в жизни новую машину. Именно 11 сентября 2001 года. Точнее, 11 сентября мы забрали ее, сияющую, из салона и обкатывали по полной программе. Приехали домой под вечер – с шампанским, фруктами, шоколадом. Праздновать. Гуляй, рванина! Наконец-то смогли себе позволить приличный автомобиль! Не какой-то хлам, прошедший через десять рук, а пусть и небольшой, но совершенно новенький «Фольксваген Гольф» темно-зеленого цвета. Цвет я сама выбирала, руководствуясь исключительно художественными предпочтениями. Хочу как в сказках у Бажова, сказала. Малахитовую шкатулку хочу!
Хочешь – будет тебе шкатулка, сказал Миша.
Вот в тот самый день мы и объезжали нашего нового скакуна.
Когда, накатавшись, вернулись домой, сразу почувствовали – что-то произошло. Мои мама с папой с перепуганными, перекошенными лицами застыли перед телевизором. Помню их, сидящих рядышком на диване и перебивающих друг друга, торопящихся донести до нас, пребывающих в своем пропитанном запахом бензина мире, вести из другой реальности.
Не успела я толком понять, что случилось, как позвонила давняя подруга. Последние несколько лет мы практически не общались. Она жила в Сан-Франциско, я в Германии. Новая жизнь, новые друзья. Изредка перезванивались – вот и все общение.
– Ты помнишь Левку? Ну, твоего Левку?
– Левку?
– Да, того самого. Думаю, он мог быть там… ну, ты понимаешь… Мы, никто из нас, не может до него дозвониться. Он со вчерашнего дня в Нью-Йорке. В одной из башен у их компании офис.
Не помню, что она дальше рассказывала. Вообще ничего не помню. Было ощущение, что кто-то с бешеной скоростью крутанул большое колесо обозрения в Парке культуры и мы оказалась на самом верху, в кабинке, на огромной высоте. Мы – это я и Левка.
Левка. Кудрявый очень высокий черноволосый мальчик в очках. Говорили, его ждет блестящее научное будущее.
Говорили, он будет гениальным математиком. А он увлекся компьютерами, изучал неизвестный мне «Бейсик» и мечтал поступить в Технион в Израиле. А я мечтала уехать с Левкой на край света, на Кудыкину гору, куда Макар телят не гонял. А пусть и в Технион, не один ли леший. Что это за Технион такой и почему Левке надо именно туда, я особо и не вникала. Главное – вместе.
В последний момент пасьянс не сложился. Струсила я, не Левка. Левка звал с собой, я отказалась. Как вышло, так вышло. Точнее, вышла я. Зачем-то выскочила замуж – бегом-бегом, чтоб задушить, и задавить, и разрубить одним ударом.
Мы не теряли друг друга из виду, но и не общались плотно. Редкие письма. Редкие фотографии. Через общих знакомых доходили слухи – Левка отслужил в армии, блестяще отучился в Технионе, женился-развелся, оказался в Америке. Я тоже выходила замуж, разводилась, снова выходила. Между делом оказалась в Германии. Училась, работала, знакомилась с новыми людьми. Жила.
Друзья рассказывали о каких-то невероятных Левкиных успехах. Его взяли в великолепную фирму, бонусы такие, что закачаешься, карьера блестящая, сил много и все впереди.
Ни один из нас спустя годы, пожалуй, не жалел, что не сложилось, но рвать эту тоненькую, на ладан дышащую ниточку почему-то не хотелось. Что-то в этом было, такое…
У любых отношений есть срок годности, который рано или поздно истекает. Циферки, выбитые на упаковке. Годен до… Наш срок истек. Но осталось послевкусие. Нежное, насыщенное и очень острое. Как у дорогого сыра. Мы не хотели его лишаться.
Когда у нас появились мобильные телефоны, мы обменялись номерами – просто так. Иногда от него приходили смешные СМС. Я писала короткие, ни к чему не обязывающие ответы. Левка просто где-то был – и это было здорово. Здорово было знать, что у него все хорошо. Я очень любила своего нового мужа, и мне отвечали взаимностью. Но это ведь было совсем другое.
Левка ведь не был конкурентом. Это же просто прошлое. К прошлому ревновать вроде даже глупо. И, тем не менее, я не рассказывала мужу о кудрявом мальчике в очках. Почему – не знаю. Не рассказывала и все.
Левка… По тому, как я дернулась, как изменилось выражение лица, мама, сидевшая рядом и всегда бывшая в курсе моей очень запутанной многоходовой личной жизни, показала глазами – выйдем покурить?
Было страшно и почему-то дико холодно – в теплый, солнечный сентябрьский вечер у меня зуб на зуб не попадал, я никак не могла прикурить и сосредоточиться тоже не могла, и объяснить, о ком речь.