Книга Тезка - Джумпа Лахири

Это — последняя вечеринка, которую устраивает у себя Ашима. Дом на Пембертон-роуд, в котором она прожила двадцать семь лет, дольше, чем где бы то ни было в своей жизни, продан, больше ей не принадлежит. Покупатели — семья молодого американского профессора по фамилии Уокер, он женат, у них маленькая дочка. Уокеры планируют перепланировку дома: когда они приходили сюда в последний раз, оба наперебой рассказывали ей, что собираются сделать: снести стену между кухней и гостиной, врезать лампы в подвесные потолки, заменить ковролин паркетом, а террасу превратить в крытую веранду. Ашиму охватила грусть, когда она услышала, что ее дом будет изменен до неузнаваемости, она потом очень долго переживала, пока не поняла: все, что ни делается, делается к лучшему, нет смысла цепляться за прошлое. Жаль, конечно, что имя ГАНГУЛИ исчезнет с почтового ящика, что надпись «Соня», которую дочь накорябала на двери маркером, когда научилась писать, сотрут, а отметки роста детей, которые муж делал ежегодно, закрасят белой краской.

Теперь шесть месяцев в году она будет проводить в Индии, жить в семье брата, где для нее уже приготовлена комната. Это та модель жизни, о которой они мечтали с Ашоком. В Калькутте она будет жить у младшего брата Раны, у него просторная квартира, две дочери, взрослые, но еще незамужние. Там у нее будет собственная комната. Весну и лето она будет проводить в Америке — жить у дочери, у сына, у близких друзей. Так и будет она скитаться, как перекати-поле, не привязанная ни к чему, свободная, как пушинка одуванчика. Она наконец-то выполнит предназначение, заложенное судьбой в ее имени: Ашима — бескрайняя, беспредельная, принадлежащая всем и никому. Грустно уезжать, но теперь, когда Соня выходит замуж, оставаться в этом доме для нее не имеет смысла. Соня! Она почему-то уверена, что этот мальчик сделает ее дочь счастливой. Он так трогательно смотрит на Соню.

Свадьба должна состояться через год в Калькутте. А вот Мушуми так и не смогла сделать счастливым ее сына. И подумать только, ведь именно она настояла на том, чтобы они встретились! Теперь она до конца своих дней будет жить с чувством вины перед сыном. Хорошо еще, что они все-таки развелись, а не продолжали жить вместе, как это сделали бы бенгальцы старшего поколения.

Ей осталось побыть в одиночестве лишь пару часов — Соня с Беном отправились на станцию встречать Гоголя. Ашиме приходит в голову, что теперь она останется одна только в самолете, одна совершит перелет, который раньше всегда совершала с мужем и детьми. Теперь такая перспектива ее не пугает, она научилась жить в одиночестве, смиренно и не жалуясь, радуясь тому, что предлагает ей жизнь. И когда она вернется в Калькутту, это будет уже другая Ашима, не та девочка, что уезжала из Индии тридцать четыре года назад. Хоть она все еще носит сари, теперь у нее американский паспорт, в сумочке — водительские права и карточка страхового свидетельства. А все же приятно будет вернуться назад, в тот мир, где не надо одной готовить угощение на двадцать — тридцать человек гостей. Подумать только, ей больше не придется лепить двести крокетов. Их можно будет купить в ресторане. Слуги доставят их домой в корзинках, и на вкус они будут безукоризненны.

Ашима кладет на бумагу последний крокет, она закончила даже немного раньше намеченного времени. Она встает, проходит в столовую, поднимает крышки блюд, которые уже ждут гостей: дал, покрытый хрустящей корочкой, которую разобьет ложкой первый нетерпеливый гость, алу гоби — блюдо из запеченной цветной капусты, баклажаны с перцем, жареная баранина с зеленым горошком. Десерт — сладкий йогурт и пантуа — уже стоит на кухонном столе. Обычно к началу праздника Ашима так уставала, что у нее и ложка в горло не лезла, но сегодня она оглядывает приготовленные кушанья с радостным ожиданием — ей хочется сесть за стол вместе с гостями и отпраздновать начало новой жизни.

Ашима зажигает палочку благовоний и идет по дому, помахивая ею, из комнаты в комнату. Она рада, что решила устроить эту прощальную вечеринку для своих детей, для своих друзей, заранее решила, что именно она будет готовить, составила список продуктов. Им с Соней три раза пришлось ездить в супермаркет, она забила весь холодильник продуктами. Да, приятно было вновь заняться готовкой — это гораздо веселее, чем по камешкам разбирать жизнь, которую они строили более тридцати лет! Последние недели Ашима готовила дом к продаже, каждый вечер бралась за новый комод или ящик, чистила, сортировала и выбрасывала, выбрасывала… Собрала тюк одежды для Сони, другой тюк для Гоголя, еще штук десять коробок на раздачу друзьям. Надо не забыть сказать гостям сегодня, чтобы каждый забрал что-нибудь на память, хоть лампу, хоть стул. Да и Соне с Беном кое-какая мебель не помешает, у них большая квартира.

Ашима поднимается наверх — принять душ и переодеться. Стены дома теперь совсем голые, какими были сразу после их переезда сюда, лишь фотография Ашока висит в гостиной — ее Ашима снимет последней. Перед фотографией Ашима останавливается и несколько раз водит дымящейся палочкой перед лицом мужа, пока его не заволакивает белая дымка. Тогда она идет в душ, пускает горячую воду, настраивает термостат, чтобы не ежиться от холода, вылезая из ванны на резиновый коврик. Некоторое время она просто стоит под струей воды, потом медленно намыливает волосы и свое начинающее полнеть пятидесятитрехлетнее тело, теперь ей каждое утро приходится принимать препараты кальция. Ноги ее гудят от бесконечного хождения по лестницам, голова тоже гудит — она суетится с самого утра. Смыв мыло, Ашима глядит в зеркало, стерев дымку пара рукой, на свое лицо, лицо вдовы. «Нет, большую часть жизни я все-таки была замужем, — быстро поправляет себя Ашима. — А когда-нибудь, надеюсь, стану бабушкой, буду прилетать в Америку с чемоданом связанных вручную маленьких свитеров и носочков, а потом, через два-три месяца, в слезах улетать обратно».

И вдруг ей становится так горько, так невыносимо тяжело, что она отворачивается от зеркала и плачет. Она плачет по мужу, что оставил ее одну скитаться по миру, плачет по грядущим годам, которые представляются ей бесконечной серой чередой. Ей хотелось бы проспать их, а не прожить. Зачем он бросил ее, не попрощавшись? Что-то подсказывает Ашиме, что ее переход в иной мир не будет таким легким. Тридцать три года она тосковала по Индии. А теперь она будет тосковать по работе, по женщинам, с которыми подружилась в библиотеке, по гостям и вечеринкам. По дочке, они внезапно так сблизились с Соней: вместе ходили по магазинам, ездили в кинотеатр «Браттл» в Кембридже, где показывали старые фильмы, готовили индийские блюда, которые Соня ненавидела в детстве. Она будет тосковать по стране, где она научилась любить своего мужа. И хотя его пепел был развеян над Гангом, для нее он навечно связан с этим домом, с этим городом.

Ашима глубоко вздыхает и, расправив плечи, снова глядится в зеркало. Нет смысла плакать, да и некогда. Через несколько минут она услышит шум открывающейся двери в гараж, голоса детей на лестнице, а она еще не причесана, не накрашена. Позор! Она втирает крем в ноги и руки, тянется за персикового цвета халатиком, который ей когда-то подарил Ашок. Его она тоже отдаст, нет смысла тащить его в Индию. В том влажном климате махровая ткань будет сохнуть несколько дней. Наверняка это Соня выбрала халат, упаковала, а муж только написал ее имя на открытке. Она не винит его за это. Любовь и привязанность по большому счету не нуждаются во внешних проявлениях. А все-таки интересно было бы прожить свою жизнь так, как живут ее дети: встретить мужчину, влюбиться, выйти замуж по любви, пройти путь, обратный тому пути, который они прошли с Ашоком. Она так долго сопротивлялась навязанной ей американской жизни — как иронично, что только после его смерти она научилась ценить и любить свою вторую родину, свой маленький мир, который она создала сама и который теперь разрушала, чтобы построить еще один, в новом месте. Ашима вдевает влажные руки в рукава халата, затягивает на талии поясок. Халат ей чуть короток, чуть маловат. Но все равно теплый, мягкий, приятный.