Книга Особая группа НКВД - Сергей Богатко

Незнакомец достал из-под комбинезона пачку «своих» сигарет марки «Плюгар» и закурил, как показалось, без удовольствия. Но в долгу не остался — подарил фляжку со спиртом с наказом выпить потом среди своих.

В сумерках — взлет. Фронт близко, поэтому набор высоты производили над аэродромом до входа в облачность, и уже вслепую легли на курс. Вскоре стало заметно отраженное в облаках зарево пожарищ — линия фронта. Потом все померкло — не видно ни земли, ни звезд. Где мы? Это знает только штурман. Он пеленгует широковещательные станции Бухареста, Будапешта, Белграда, уточняя курс следования и путевую скорость.

В гуле и кажущейся неподвижности самолет все сильнее потряхивает. Консоли плоскостей и винты моторов начинают светиться от статических электроразрядов. Тряска беспорядочная, как на ухабах, и такой силы, что штурвал врывает из рук. У пилотов руки трясутся от напряжения, пот заливает лицо. Зеленоватые змейки сбегают по консолям. «Держись, Кусан, — сквозь зубы роняет командир, — а то еще из кабины вытряхнет». Тряска вдруг прекращается, переходит в качку, а фонарь пилотской кабины покрывается коркой молочного цвета. Обледенение… Впереди и слева нарастают всплески грозовых разрядов. Радиокомпас приходится отключить. Самолет все сильнее раскачивает и бросает в неопределенных направлениях. Как там здоровье «графа»? Он говорил, что плохо переносит болтанку. Но сейчас не до него. Кудряшову и Саденову трудно выдерживать курс, который по графику задает штурман. Решено обойти грозу с северо-запада с набором высоты. От груза льда самолету тяжело, и все в экипаже угрюмо молчат, как будто на своих плечах поднимают машину. На высоте 5500 метров стрелки докладывают, что временами в разрывах облаков видны звезды. Слева по-прежнему полыхают разряды.

Высота 6000 метров. «Приготовить кислородные маски!» Но последние обрывки облаков облизывают крылья, и машина выходит из зоны облачности. Болтанка кончилась, плоскости самолета, фонарь, блистера постепенно оттаивают, и взору штурмана открывается полная картина звездного неба. Внизу сплошная облачность с отдельными вершинами намного выше «потолка» самолета. И прежний вопрос: где мы?.. Румянцев пытается вновь настроить пеленгатор на широковещательные станции, но из-за сильных разрядов это не удается. Остается один, древнейший, способ определения местонахождения — астронавигация. Для этого нужны три вещи: звезды, секстант и точное время.

Астрономию Федор Румянцев любил с детства, и звезды не подводили его никогда. Вот они, старые знакомцы: Полярная звезда — для широты, а для долготы — Вега, Альтаир, Арктур, Альдебаран… Однажды к ним в авиадивизию прибыл в качестве инспектора профессор Куницкий. Он летал с Румянцевым, и очень удивлялся профессор штурману, сумевшему определить местоположение самолета с точностью до трех-пяти километров, тогда как допустимой считается погрешность в пятнадцать километров.

Румянцев достает секстант.

— Костя, начинаю звезды считать, — это предупреждение пилотам о необходимости строго выдерживать режим полета при астроизмерениях.

— Понял, — откликается Кудряшов. — Держу «Милашку».. Температура за бортом — 38° ниже нуля.

Но вот они, все шесть друзей, шесть звезд. Румянцев определяет их высоту. Точное время фиксирует по главным штурманским часам. Таблицы дают расчетное положение самолета на момент измерения высоты светила. Оказалось, что уклонились от маршрута следования примерно на 150 километров.

Гроза позади. Повеселевший Кудряшов ведет самолет к Дунаю со снижением, в слоистых облаках без болтанки.

«Как там пассажир, живой?» — спрашивает командир.

«А что ему, спит себе, — откликается стрелок-радист. Болтанка такая была. Я сам тут пару раз к гиг-пакету прикладывался, а этот, как с самого начала завернулся в чехлы, только пару раз с боку на бок перевернулся».

«Ну и артист этот граф Люксембургский! — качает головой Кудряшов. — Говорил, болтанку он не переносят… Приближаемся к цели. Буди «его сиятельство».

На высоте 1500 метров становится видна земля и справа по борту светится в ночи большая река. Это Дунай. По его изгибам штурман уже с абсолютной точностью определяет место самолета на карте. И теперь курс — на точку. Близится цель. Самолет снижается до трехсот метров. Команда для пассажира: «Приготовиться…» Одновременно Кудряшов уменьшает скорость до минимума. Сняты защелки, сырой ветер врывается из темноты. «Граф», свеженький, точно умытый, садится на край люка, свесив ножки в преисподнюю. Вот и цель.

«Пошел!» — скомандовал штурман. Подмигнув на прощанье Саденову, «граф» нырнул в черноту. Еще минут пять самолет шел по прямой для маскировки парашютиста. Затем: «Разворот. Курс 150». Это была ошибка. Штурман не учел, что до этого курс был 5, и Кудряшов произвел разворот не влево, а вправо, поэтому самолет выскочил точно на военный аэродром под городом Крайова, где выложен был ночной старт и что-то двигалось. Из-за внезапности, или приняли за своего, но осиное гнездо никак не прореагировало на это вторжение.

Над Болгарией небо было ясное, крупные поселки освещены, и ориентироваться было легко. Никто не преследовал. Вышли к Черному морю и пошли домой на почтительном расстоянии от берега. Рассвет застал над территорией, оккупированной врагом. Но тут выручила плохая видимость, низкие кучевые облака. Правда, Румянцеву опять пришлось постараться: и звезд не видно, и широковещательные радиостанции европейских столиц замолчали под утро.

Экипаж измучен — более одиннадцати часов в воздухе. Поташнивает — верный признак, что нервы на пределе. Зато горючего хватило, загрузка-то была — один пассажир. Но, видно, он того стоил. Когда подрулили к своей стоянке, сам командир части с нескрываемой радостью сообщил, что получена по рации «квитанция» — особо ценный пассажир добрался благополучно.

Возможно, они забыли бы о «графе Люксембургском». Для них стало привычным «делом развозить и сбрасывать одного в тридевятое царство, другого в тридесятое государство: в Германию, Польшу, Италию, Чехословакию, Румынию, Болгарию, Югославию, Грецию… «Квитанции» были всегда последним приветом. Больше летчики ничего не слышали о судьбе этих людей. Каково же было удивление, когда через пару месяцев встретили своего знакомого-незнакомца.

Он тоже обрадовался им, как родным.

«Живы еще?!» — еще издалека закричал «граф». Наверное, он посчитал такую встречу добрым знаком судьбы. Его новый маршрут лежал совсем в другую страну, и на нем, похоже, была пол комбинезоном совсем другая форма одежды.»

— Ну, как в прошлый раз приземлились? — спросил Румянцев.

— Снайперский сброс! — похвалил разведчик. — Третий мой вояж в Россию завершился весьма благополучно. Благодаря вашей любезности чуть ли не в каминную трубу родного дома попал…

Шутил, конечно. Штурман запомнил: не было никакого строения в той точке — горы, лес, узкая полянка на склоне…

— Вот мазурик, вот плетет! — добродушно ворчал Кудряшов.

И, как в первый раз, летчики отдавали должное смелости «графа», а он в ответ смеялся, качал головой, поражаясь везучести пилотов.