Книга Нас предала Родина - Константин Семенов

В принципе, он почти этого и ожидал. После церкви без купола, после шестнадцатиэтажки, похожей теперь на обломанный зуб, после сплошных руин на месте «Алмаза», после полностью развороченного проспекта. После новогоднего пожара, наконец.

Ожидал.

И все же…

Взгляд скользил по уродливой куче и не видел ничего: ни проживших век кирпичей, ни обгорелых кусков кровельного железа, ни полуразложившегося трупа собаки. Перед глазами вставали высокие полутемные комнаты с пробивающимися через закрытые ставни лучиками солнца. В лучиках кружились в затейливом танце пылинки, пахло теплом и уютом, и издалека-издалека, из невообразимой бездны веков звал его мамин голос: «Боря, сколько раз тебе повторять! Обедать!»

Борис поставил сумку на землю, отмахнулся от Аланбека и, балансируя на обломках, залез на кучу. Среди обломков что-то мутно блеснуло, Борис с трудом наклонился, откинул кирпич, и на руку легла почти не обгоревшая дедовская медаль.

«Карр!» — завистливо удивилась ковырявшаяся у собачьего трупа ворона.

Боевики ушли ночью, тихо и незаметно, и тогда стало ясно: все. В убежище за дверьми с надписью «боевиков нет» все замерли в тревожном ожидании. Но прошло еще дня два, пока по проспекту не проехал первый БТР, и только тогда появились солдаты.

Аланбек уговаривал подождать еще немного, но Борис уперся. Осколок кирпича врезался во время «концерта» ему точно между лопаток, несколько дней он еле двигался. Спина болела и сейчас, но ждать больше не было никаких сил.

Вышли утром.

Прошли по разбитому, усеянному осколками, проспекту Ленина мимо разбитых и обгоревших домов; перед мостом Борис не выдержал и свернул налево, к родительскому дому.

К тому, что от него осталось.

— Боря, — тихо сказал Аланбек, и Борис вздрогнул, — хватит. Пошли.

О Культпросветучилище напоминали одни разбитые стены, дальше было еще хуже. Вместо шестиэтажного дома перед мостом возвышались два этажа сплошных руин, узнать, где здесь был маленький магазин, а где кафе, было абсолютно невозможно. Трамвайные рельсы на мосту засыпало грязью, асфальта почти не было.

Зато было кое-что новое: бетонная коробка с бойницами — блокпост. Рядом стояли трое военных и внимательно оглядывали прохожих. Двое замызганных мужчин подозрений, видимо, не вызвали, и Борис с облегчением ускорил шаг.

Зря.

— Стоять! — вышел из-за блокпоста молодой офицер в камуфляже. — Документы!

Сзади подошли еще двое, такие же молодые, дерзко-веселые.

— Туманов? — военный посмотрел на фотографию, потом на Бориса, опять на фото. — Ишь ты, а на рожу — настоящий чех. Что ж ты, падла, с чеченом вместе ходишь? Продался?

— Мы живем рядом, — сказал Борис.

— Живете? — вкрадчиво улыбнулся офицер и вдруг заорал: — А может, воюете? Раздевайтесь!

— Что? — не понял Борис.

— Раздеться! — демонстративно дернул автоматом офицер. — Оба! Суки!

Аланбек снял плащ первым.

— Все снять, до пояса!

Военный, преувеличенно морща нос, осмотрел плечи и недовольно бросил:

— Одевайтесь! Свободны… пока.

От Сунжи налетел холодный ветерок, обнаженная кожа тут же покрылась «мурашками». Но ветерок принес еще кое-что, и это «кое-что» было очень приятным. Борис потянул носом, покрутил головой, определяя направление, и застыл, не в силах отвести взгляд. Так и стоял, пока одевался: с повернутой в сторону головой и мечтательным выражением на лице.

А в десяти метрах, на бетонном блоке сидели двое солдат и ели из банок тушенку.

Ушли проверяющие, пнув напоследок сумку, оделся и сделал шаг вперед Аланбек, а Борис все стоял. Живот свело судорогой, нос втягивал давно забытый запах, а зрачки бегали вниз и вверх, следя за движениями ножа. От банки в рот, от банки в рот, от банки в рот…

Солдат, словно почувствовав взгляд, поднял глаза, посмотрел на Бориса, отвернулся. Опять поглядел, отвернулся. Борис смотрел.

— Эй, дед, — позвал солдат, — иди сюда! Ты, ты! По-русски хоть понимаешь? Иди, не бойся!

Борис медленно подошел, остановился. Солдат открыл стоящий рядом мешок, вытащил банку тушенки и протянул Борису.

— Бери, дед, бери, не бойся! Что, обшмонали вас? Ну и правильно — это ОМОН, у них работа такая. Давай, дед!

Ирина. Саратов

— Так, а куда подарок ставить?

Женя втащил телевизор в комнату и застыл, оглядываясь: ничего подходящего в комнате не наблюдалось.

— О, класс! — восторженно воскликнул Славик. — Дядя Женя, я сейчас с кухни табуретку принесу!

Женя осторожно водрузил старый ламповый телевизор на табурет, сомнительно оглядел неустойчивое сооружение.

— Надо вам с дачи столик привезти. Да, Ира, шикарные ты нашла «апартаменты». Одни соседи что стоят: они вообще трезвые бывают? А дырки! Это что — для вентиляции? Не, так жить нельзя!

Вика на секунду перестала шептаться с Ириной, повернулась к мужу.

— Женя, успокойся! Ира уже новое место нашла. И вообще — надо им еще шкафчик где-нибудь найти. И диван.

И снова повернулась к Ирине.

— Ира, даже не думай отказываться. А пока вот!

И вытащила из сумочки тонкую пачку фотографий.

«Это тебе, мы себе копии сделали. Тут не только мои, еще Лара прислала», — тараторила довольная Вика, но Ира уже ничего не слышала. Прошлое ударило неожиданно, как выстрел снайпера, и так же метко.

В самое сердце.

Сколько раз она об этом жалела. Сколько раз кляла себя, что в сумке не нашлось места для фотографий. Пусть не для всех, но ведь можно же было подумать. Целая коробка осталась, вся жизнь. Фотографии, записная книжка с первыми Славкиными словами, кассеты с его голосом. «Мамоцка, слусай, какую мы песенку выуцили! Сто тебе снится, клейсел Авлола, в день, когда солнце встает над… Мамоцка, давай в Ленинглад поедем!»

Ничего не осталось.

Ирина осторожно взяла фотографии, повернула к свету. Из далекого черно-белого Грозного глянула на нее улыбающаяся черноволосая девушка. В глазах навсегда застыло счастье, руки крепко обнимают светловолосого карапуза. И их обоих обнимает Борис.

Славик на утреннике в детском саду в костюме зайчика. Одно ухо понуро свисает вниз: слабо подкрахмалили. Как он, бедный, переживал!

Опять она. Яркое солнце, шляпа, открытый купальник. Желтый он был, точно. Ярко-желтый. Черное и желтое. Борис говорил, что она похожа на осу.

А это…

Белое платье, распущенные волосы, блики цветомузыки, Борис со съехавшим набок галстуком.

«Czy warto było kochać nas?..» — ударило в голове. И тут же, из немыслимой дали, уверенно шепнул родной голос: «Warto!Конечно, warto, Ира!»