Книга Проходимец по контракту - Илья Бердников

— Знаете, Алексей, все не могу привыкнуть к этой цифровой технике, предпочитаю книги на живой бумаге читать, — чуть смущенно признался капитан, наливая в бокалы, стоящие на столе, какое-то очередное вино и слегка покачиваясь, что говорило о его немного чрезмерном увлечении крымскими нектарами, хотя это можно было списать и на небольшую килевую качку.

Я с удивлением рассматривал книжные полки, два офицерских кортика, висевших на небольшом восточном ковре рядом со стрелочными часами в виде позолоченного штурвала, иконы Христа и Николая-угодника в углу… Блики отраженного в воде солнца вертелись, врываясь из открытого окна, которое язык не поворачивался назвать иллюминатором, играли на позолоте часов-штурвала, окладах икон. Цари-императоры лукаво поглядывали на меня, словно наслаждаясь моим замешательством… Мне начало казаться, что я схожу с ума и все, видимое мной, лишь сон, плод фантазии, игры воспаленного воображения, разбуженного крымским вином.

Предложив мне присаживаться, капитан куда-то вышел, и я остался один наедине с императорами, вином и своей внезапно опустевшей головой.

Я устало опустился в уютное скрипнувшее кожей кресло, взял наполненный капитаном бокал, пытаясь понять, насколько я пьян и насколько серьезен мой диагноз. Прикрывши глаза от надоедливых солнечных бликов, я просто погрузился в уютную тишину этого кабинета, будто вырванного из абсолютно другого, далекого отсюда места и времени и вставленного, словно в насмешку надо мной, в недра сверхсовременного катамарана-авианосца. Казалось, что я могу сейчас проснуться и очутиться на своем стареньком продавленном диванчике, с кухни будет доноситься болтовня сестренки и шипение яичницы на сковороде. Я встану и, перекусив, побегу сквозь мрачное и слякотное зимнее утро на нелюбимую работу, где будет царить легкий предновогодний ажиотаж и озабоченные предстоящими пьянками и немного уже нетрезвые сотрудники будут безрезультатно пытаться занять друг у друга денег до аванса, но перед Новым годом деньги всем нужны, и пол рабочего дня мне придется выслушивать нытье и жалобы на нехватку средств пополам с поздравлениями с наступающими праздниками…

Я так ясно вдруг вспомнил предновогоднюю суету перед Центральным рынком, шумную толпу на остановке, пытающуюся втиснуться в трещавшие маршрутки со всеми своими огромными пакетами, полными всяческой снеди, выпивки и новогодних подарков. Ощущение наступающего праздника висит в воздухе, все говорят на повышенных тонах, и даже сыплющаяся с серого неба мокрая пакость не может загасить сияния глаз людей, ожидающих от наступающего Нового года чего-то нового, чистого, прекрасного, а может просто предвкушающих грандиозную попойку и не менее грандиозную драку, которую, уж будьте уверены, они не пропустят мимо себя. Даже чумазые воробьи как-то по-праздничному нахохлились и подпрыгивают, будто хороводы вокруг елочки водят.

Елок, к слову, тоже хватает: треть площади перед старым бывшим кинотеатром занята ароматными красавицами, короткими и длинными, пышными и не очень. Скучающие и потерявшие всякую надежду продавцы провожают грустным взглядом покупателей, но продажи у них на минимуме, да и что они хотели, выставляя такие ненормально раздутые цены, когда практически вся страна тратит свои сбережения в основном на провизию и водку, считая, что в этот-то раз можно обойтись, на худой конец, и сосновыми ветками, тайком выломанными в городском парке.

Повсеместно царит забота о еде: прохожие, уже забившие холодильники и балконы полуфабрикатами и готовыми блюдами, в судорожном ужасе, что чего-то не хватит, бегут на рынок, где их встречают пьяные с утра, но жаждущие хоть еще чуть-чуть заработать продавцы, и в супермаркеты, где в последнюю неделю тотальное повышение цен и даже не пахнет обещанными предновогодними скидками. Предвкушая мусорные баки, полные объедков, деловито снуют дворняги, и кто-то, потерявший бдительность в этом суетливом мелькающем угаре, уже бежит за лохматой шавкой, уносящей пакет драгоценной колбасы. Два бомжа, также захваченные общим праздничным вихрем, приседают и колотят друг друга по спинам в грязных куртках с испито-хриплыми воплями: «Витя, ты?!», «Вован!», «Сколько лет сколько зим, родной! С праздником тебя!» — И люди обходят их стороной, понимающе улыбаясь, хоть бомжи и загораживают всем проход своими восторженными приветствиями… Везде валяются неизменные мандариновые корки, пластиковые стаканчики от предновогодних тостов с друзьями, а завтра, первого числа, вперемешку с обгорелыми трубками использованных фейерверков, будут радовать глаз лужи священного в этот праздник оливье, слегка припорошенные редким стыдливым снежком…

Кто-то потянул из моей руки пакет с базарными покупками. Я вцепился в ручку, не желая отдавать драгоценный груз.

«Алексей, проснитесь… — донеслось до моего сознания издалека. — Ваша гивера стол захватила!»

Гивера?

С трудом выныривая из осколков предновогоднего видения, я наткнулся глазами на презрительно смотрящих на меня императоров-самодержцев, словно говорящих мне: «Эх, разучилась совсем пить русская молодежь!»

— Алексей, — прорвался-таки в мои уши голос капитана Чаушева, который пытался высвободить из моих пальцев пустой бокал, содержимое которого благополучно растекалось по моему колену прямо на кожаную обивку кресла. — Ваша гивера вскочила на стол в кают-компании, шипит и не дает стюарду убрать посуду. Она уже перекусила швабру, которой он пытался ее оттуда шугнуть, и загнала его в санузел, после чего снова забралась на стол и, по-видимому, не собирается его покидать. Будьте же так любезны, господин укротитель, заберите свое ужасное животное, и попьем все же чаю!

«Ага, — с трудом скрипел я мозгами, — значит, все это реально, а моя гивера Маня посчитала весь кают-компанский стол, уставленный блюдами и закусками, своей добычей…»

Я сделал героическую попытку подняться на нетвердые ноги, но после нескольких неудачных попыток понял, насколько я жалок, и оставил это неблагодарное занятие.

— Маня! — позвал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно тверже, грознее и достиг все-таки ушей своенравного животного. — Маня, иди сюда!

Из кают-компании раздался какой-то подозрительный грохот, и через несколько секунд в дверях кабинета появилась Маня, пятящаяся хвостом вперед и волокущая за собой здоровенное металлическое блюдо с пирогом довольно потрепанного вида, говорившего о том, что гивера сначала пыталась унести с собой рассыпающийся пирог просто в зубах.

— Ты же не будешь его есть, свиненок! — сокрушенно охнул я, понимая, что голубые Манины клыки наверняка оставили в этом красивом чеканном блюде основательные дыры.

Гивера, пропустив мимо своих круглых ушей мое негодование, оглядела кабинет и, определившись, потащила блюдо с пирогом под стол, оставляя на пушистом бордовом ковре дорожку из крошек и кусочков.

— Оставим ее, — философски махнул рукой на гиверу капитан Чаушев и уселся в кресло напротив меня. — Давайте-ка лучше чайку выпьем и обсудим ваши непростые дела, в которых я волей случая имею честь принять участие.

На столе, подвинув в сторону книги, теперь стоял обширный поднос с объемным керамическим чайником, парой дымившихся широких чашек, блюдом с пирожными и конфетницей.