Книга Вариант `И` - Владимир Михайлов

Тут необходимо отметить, что и во время службы своей во Франции, и впоследствии, в пору заграничных наездов, Александр Михайлович – так он стал именоваться вскоре после ухода из мидовского аппарата, как бы окончательно порывая с восточным прошлым – не вступал ни в какие контакты с зарубежными ветвями дома Романовых, претендовавшими на русский трон, и даже полусловом не упоминал о своих правах на царство. Профессиональный политик, он понимал, что когда настанет пора решать этот вопрос (а он уверен был, что настанет; окончательно он в это уверовал после реставрации Габсбургов в Испании), то решаться он будет не по принципу «у кого глотка шире», и уж никак не в зависимости от того, за кем пойдет и кого предпочтет российская аристократия – поскольку у эмигрантской ее ветви не было ровно никакого влияния, часть же, так и не расстававшаяся с Россией, в подавляющем большинстве своем деградировала уже давно, задавленная страхом и необходимостью постоянно носить маску; когда оказалось можно снять ее, выяснилось, что маска накрепко приросла к телу и стала лицом, и сколько ни кричи о своем, пусть бы даже от Рюрика, происхождении – уровень и мысли и действий никак не поднимался выше среднекупеческого, разве что наглости иногда проявлялось больше, да и то лишь у немногих. Нет, вопрос должен был решаться не в этих кругах, а определяющими при сравнении прав должны были явиться политические, а не родовые связи, понимание государственных перспектив и полное отсутствие страха: как перед массами своих (в перспективе) подданных, так и перед мировым общественным мнением. Есть все основания полагать, что отец нынешнего претендента стал разрабатывать диспозицию предстоящего сражения за престол весьма заблаговременно, и Александр Александрович, нынешний претендент, был воспитуем в этом духе с самых младых ногтей. Что, разумеется, пошло ему только на пользу.

Что же касается его жизненного пути, то образование он получил весьма недурное: сперва – в одном из частных московских лицеев, где его, пользуясь термином из области слесарного искусства (к которому он тяготел, как и великий его предок, чье имя до сих пор с достоинством, хотя и после перерыва, носила невская столица), ободрали, то есть придали форму болванки; обточкой же ее и полировкой занималась уже во Франции его материнская родня в пору, когда он продолжил образование в Сорбонне; предметом своим он, не столько, может быть, по склонности, сколько по рекомендации семьи, избрал востоковедение. (Впрочем, если голос крови действительно существует – а мы полагаем, что это именно так, – то у него и не могло возникнуть сколько-нибудь убедительных контраргументов.) Потом он предпринял, как говорили в те времена, финт ушами: вернувшись в Россию, предложил свои услуги Министерству обороны, был принят, что называется, с распростертыми объятиями, ему, в порядке исключения, разрешено было экстерном пройти курс военной академии, вслед за чем он в звании капитана направлен был, согласно собственному рапорту, служить на Северный Кавказ, где командовал ротой горных стрелков (такой род войск был к тому времени восстановлен в российской армии, хотя вернее было бы называть их горно-десантными войсками: боевую подготовку они проходили в десантном объеме, но с учетом специфики действий в горных условиях; войска эти выделялись коричневыми беретами и стопроцентно славянским личным составом). Затем недолгое время служил адъютантом старшим горнострелкового же батальона, но уже вскорости переведен был для дальнейшего прохождения службы в штаб округа, а затем и возвращен в Москву, уже в Генеральный штаб. Прослужив в общей сложности почти полных десять лет, получив звание полковника, он подал рапорт об отставке – и рапорт этот, ко всеобщему удивлению, был принят и удовлетворен. Сняв погоны, Александр Александрович начал работать в фирме своей матери, постигая премудрости прикладной экономики или, проще говоря, бизнеса. Через некоторое время он стал как бы полномочным разъездным представителем директората, и дни свои проводил в перелетах, инспекциях, знакомствах и переговорах – в равных долях в России и за границей; таким образом, досконально изучил он и производство, и управление им, и маркетинг и обзавелся если не друзьями, то более или менее надежными контрагентами во всех больших домах, связанных с электроникой – а кто с ней не был связан в середине ХХI века? Материально, естественно, был обеспечен весьма и весьма неплохо, а кроме всего, пользовался даже в самых замкнутых кругах (доступ куда ему давало пока что лишь происхождение его матери, всем известное, а не отца, которое пока еще не пришло время обнародовать, чтобы не дать конкурентам времени на противодействия) репутацией человека безукоризненно светского и столь же безукоризненно порядочного; невзирая на далеко уже не юношеский возраст, у него не было даже никаких неприятностей с женщинами – белый фрак его оставался идеально чистым (чего это стоило ему самому – другой вопрос, но женщина побеждает все остальное лишь тогда, когда ее партнер не одержим какой-то более высокой или более глубокой идеей). Было известно, что он – хозяин своего слова, что не имеет обыкновения обманывать – даже когда это было бы выгодно; с другой стороны – и его обмануть весьма сложно, да и чревато нежелательными последствиями: память, ко всему, у него была отменная и на добро, и на зло. И, наконец, все понимали, что связи, опыт, способности и деловая хватка делали его единственным претендентом на пост главы все ширившейся фирмы – с того самого мгновения, как Софи-Луиза надумает удалиться на отдых. Безусловно, это общее мнение было правильным – только с фирмой был некоторый недолив: он и впрямь собирался возглавить фирму, только название ее было – Россия. Российская Империя, если угодно, акционерное общество с неограниченной ответственностью.

Вот как рисовался – или должен был рисоваться современникам жизненный путь человека, которого многие хотели видеть государем всея Руси – и не только Великия и Белыя.

То есть, во всяком случае, – так был он изложен в документе, который был составлен покойным генералом вряд ли по его собственной инициативе и который теперь – это я понял сразу – следовало как можно быстрее размножить и повсеместно распространить еще до открытия Программного съезда партии азороссов.

– У меня там утюг, – сказала Наташа, пытаясь встать.

Я не пустил ее:

– Подожди…

– Я уже давно жду, – сказала она, – что на меня обратит внимание кто-нибудь из присутствующих.

– Ты! – сказал я.

Погодя она сказала:

– Какой мужчина! Конечно, поношенный слегка, местами потерт до основы, краски повыгорели, да и заплатки… но вот греет же – временами, когда не очень холодно.

Я не обиделся. Так оно и было.

– А почему, – поинтересовалась она, – повелитель не мог обождать до постели? Молодой пыл?

– А потому, – ответил я, – что до постели еще ох как далеко. Здесь мы на ночь не останемся.

– Ты серьезно? Почему?

– У меня застарелая привычка: уснув – наутро просыпаться. А здесь может получиться и наоборот.

Она, конечно, поняла. И нахмурилась.

– Куда же мы?.. К тебе в отель?

– Вряд ли это лучше.