Книга Мадонна миндаля - Марина Фьорато

И с этого дня Бернардино Луини стал писать свои фрески именно в полном соответствии со словами сестры Бьянки. Но был и еще один человек, чья душа также претерпела значительные перемены в тот судьбоносный день, и человек этот также сдержал свое слово: написал роман о жизни графини ди Шаллант. И вот какими словами Маттео Банделло завершил написанную им историю:

«И несчастной отрубили голову. Так завершилась ее жизнь, полная безудержных страстей и необузданных желаний. Но тому, кто непременно хотел бы видеть, какова она была при жизни, право стоит пойти в церковь Монастыря Маджори, ибо там он увидит ее портрет».

ГЛАВА 36

ГОЛУБЯТНЯ

Голубятню Сельваджо наконец достроил. Он сам ее спланировал, сам покрыл дранкой, сам насыпал на пол плотный слой песка, и теперь красавица голубятня с дверцей из ивовых прутьев гордо высилась над землей, сверкая в неярких солнечных лучах белым, как кость, деревом. Крепкий шест поднят высоко, под конической крышей приготовлены уютные места для гнезд, обе дверцы украшены изящными арками. Этот маленький птичий замок будил в душе Сельваджо какие-то смутные воспоминания, но, пока он его строил и украшал, перед глазами у него стоял в основном легендарный Камелот со своими зубчатыми стенами и башнями, верхушки которых, точно горные вершины, накрыты белой шапкой облаков. Впрочем, стоило ему завершить работу, и этот образ тоже мгновенно исчез. Построенным птичьим домиком Сельваджо очень гордился, и голубятня действительно получилась на славу — настоящий дворец, а не голубятня! Он трудился без устали, стараясь закончить работу ко дню именин той, что стала ему дороже всего на свете.

Подарок предстояло «вручить» сегодня, ибо сегодня как раз исполнился год с того дня, как Сельваджо в одиночку сразился со швейцарскими наемниками и защитил Амарию. Амария и Нонна с утра ушли на рынок — теперь Амария никуда не ходила одна, поскольку прошлогодние страшноватые события, совпавшие с днем ее святого покровителя, были все еще живы в памяти всех членов их маленького семейства. Сегодня женщины собирались готовить праздничный обед — zuppa alla Pavese, мясной бульон с яйцами, хлебом и маслом, который был изобретен специально для короля-узника Франциска I и подан ему на ужин. И Амария, хоть в запасе у них было всего несколько жалких сантимов, настояла на том, чтобы они непременно разыскали на рынке ту даму в красном, которая продает ставший уже знаменитым миндальный ликер «Амаретто», и купили у нее хотя бы немножко этого дивного напитка, чтобы отпраздновать день святого Амвросия. Стоило Сельваджо вспомнить имя этого святого, и перед глазами его вновь пронеслись события того судьбоносного дня, когда он убил троих швейцарцев. Впрочем, отчетливо он помнил лишь то, что именно в этот день — год назад — впервые держал Амарию в своих объятиях.

С тех пор были в его жизни и другие счастливые, точно украденные, мгновения, когда они с Амарией оставались одни возле затухающего огня в камине, а Нонна поднималась к себе. Пока что отношения их были по-прежнему целомудренными, но Сельваджо уже понимал, что слишком долго сдерживать свою страсть не сможет. Он мечтал о том, чтобы Амария принадлежала ему, стала бы его женой, но разве имел он на это право? Ведь он совсем ничего не знал о своем прошлом!

Слабый трепет крыльев отвлек его от мыслей о браке, и он невольно улыбнулся, глядя на чудесное дополнение к основному подарку. В затянутой сеткой корзине, что стояла на подмерзшей земле, сидела парочка голубей с белоснежным оперением. Птицы тихо возились в корзине, и крылья их шуршали о стенки этой крошечной тюрьмы. Сельваджо осторожно и умело вынул голубей и посадил на маленькую, украшенную аркой дверцу голубятни. Птичкам, конечно, можно было бы подрезать крылья, чтобы не улетели, но голубям, похоже, понравилась эта чудесная голубятня, и они решили в ней остаться. Во всяком случае, Сельваджо не хотел пока нарушать их радость от знакомства с новым жилищем. Пока голуби ворковали, устраиваясь, он пытался придумать для них имена, и тут память в очередной раз удивила его: он вдруг начал вспоминать старинные легенды, причем в таких подробностях, словно их текст был у него перед глазами. Может, Геркулес и Мегара? Нет, лучше Тристан и Изольда! Или, может, Триол и Крессида? А может, взять имена героев тех древних сказаний, которые ему когда-то нравились больше всего? Об обреченной любви Ланселота и Гиневры, чьи греховные объятия случайно увидел рогоносец Артур? Нет, во всех этих историях о любви был несчастливый конец, а ему хотелось назвать своих голубей в честь такой пары, о которой сложена легенда со счастливым концом. Ага, вспомнил! Сельваджо улыбнулся, когда память подсказала ему два имени, явившихся неизвестно откуда.

Это были идеальные имена!

ГЛАВА 37

КАРДИНАЛ ПОЛУЧАЕТ ПОДАРОК

Габриель Солис де Гонсалес, кардинал Милана, привык к маленьким подношениям, которые так любила делать ему паства. Жизнь в нужде и самоотречении была не для него. Он читал в Дуомо замечательные проповеди о верблюде и игольном ушке, но полагал, что ему самому, чтобы войти в Царствие Небесное, вовсе нет необходимости жить в бедности, ибо ему и так обеспечено местечко в раю благодаря трудам по очистке мира от еврейской угрозы. Так что кардинал не особенно удивился, когда получил в подарок весьма занятного вида бутылку с каким-то новым ликером цвета жженого сахара. Приподняв пробку — венецианского стекла, со знанием дела отметил кардинал, — он ощутил сладостный, чуть горьковатый аромат миндаля. Нет, этот подарок ничуть не удивил кардинала, а вот слуга, который его принес, показался ему совсем незнакомым. Интересно, куда подевался дворецкий? К тому же явившийся вместо дворецкого плюгавый человечек обладал на редкость безобразной внешностью.

— А где… Николо? — нетерпеливо спросил кардинал, не сразу вспомнив имя старого слуги.

— Он заболел, ваше преосвященство. У него гнилая горячка.

Кардинал опасливо потянул носом. В таком случае Николо лучше заменить совсем, этого еще не хватало — подхватить какую-нибудь заразу! Да, нужно немедленно найти ему замену. Впрочем, его преосвященство обычно именно так и благодарил верных слуг за многолетнюю преданность.

— Как твое имя? — спросил он.

— Амброджо, ваше преосвященство.

— Хм…

Ну что ж, хорошее миланское имя, подумал кардинал. Но этот человек явно не годится — уж больно его физиономия смахивает на еврейскую. Нет, этого тоже следует удалить, но не сегодня, а, скажем, завтра, до завтра ждать не так уж долго. Ликер выглядел весьма соблазнительно, вводя кардинала в искушение.

— Кто это принес? — нетерпеливо спросил он. — Тут никаких записок нет.

— Не знаю, ваше преосвященство. — Незнакомый слуга угодливо шаркнул ногой. — Думается, это прислал его светлость герцог, поскольку я только что видел у нас кое-кого из людей Сфорца.