Книга Черный магистр - Сергей Шхиян

— Как это обвенчали? О чем ты говоришь?!

— О том самом. Это у них такой бизнес. Ну, значит, дело, способ заработать.

— И ты хочешь сказать, что он со мной?

— Это вряд ли, мне кажется, что у него другая ориентация.

— Что у него? — переспросила она, с ужасом глядя на меня.

— Мне кажется, — повторил я, — что Моргун женщинами не интересуется.

— А кем он интересуется? — окончательно запуталась в сложностях человеческих отношений троицкая мещанка.

— Мужчинами.

— Почему?

— Потому, — неопределенно ответил я. — Вопрос не в том, кем и чем интересуется твой так называемый муж, а в завещании, которое ты написала в его пользу.

— Какое завещание? Я ничего не писала!

— Ты и замуж по-настоящему не выходила, но, пока была под кайфом, ну, опоенной, тебя и замуж выдали, и заставили подписать завещание.

— Зачем?

— Чтобы убить и получить в наследство твое состояние.

— Убить меня? — дрогнувшим голосом переспросила она. — Но что я сделала плохого?

На этот дурацкий вопрос, которым она, видимо, пыталась как-то защититься от неожиданной напасти, я не ответил.

— Они таким образом зарабатывают деньги. Им кто-то помогает находить богатых одиноких людей, и они разными способами отбирают у них деньги. Мужчин, скорее всего, заставляют писать доверенности или векселя, женщин выдают замуж. У них большие связи и все схвачено. Твое завещание, как я узнал, отправили стряпчему в уездный город. Его фамилии я не знаю, но это не проблема, найти его будет нетрудно. Как мне показалось, из разговора твоего так называемого мужа с подручным, завещание у вас с ним двойное. Ты все свое имущество завещаешь ему, а он — тебе. Так что, если с ним что-нибудь случится, ты станешь очень богатой женщиной.

— Зачем мне чужое богатство!

— Ну, деньги лишними никогда не бывают, — рассудительно сказал я, пытаясь перевести разговор на спокойную тему. — Займешься благотворительностью. Поможешь, кстати, Соне, а то у нее крайнее положение.

Кудряшова нахмурилась и попыталась забрать у меня свои руки, но я их не отпустил.

— Я давно догадалась, — вдруг сказала она, пристально глядя мне в глаза, — что она тебе нравится.

— Кто нравится? — не понял я.

— Софья Раскатова, кто же еще!

— С чего ты взяла? — искренне удивился я.

— С того! — ответила Катя и посмотрела на меня полными слез глазами. — Что я, дурочка, и не вижу, как ты на нее смотришь?

— Ничего подобного, кроме тебя, меня никто не интересует!

— Да, не интересует!

— Катя, — сказал я и, крепко прижав к себе, поцеловал ее в губы.

Она ответила и только потом попыталась меня оттолкнуть.

Но я уже не отпустил ее, прижал и начал ласкать руками.

— Нет, — шептала она, когда мы изредка отрывались друг от друга, чтобы вдохнуть воздух, — нет, не нужно, я люблю другого человека!

— Ну, последний раз, на прощанье, посошок на дорожку! — шептал я.

— Но как же здесь, днем! — отказывалась она. — А если нас увидят?!

— Кто увидит! Мы одни на всем свете.

— Прямо на земле?

— Посмотри, какая прекрасная листва, какой ты будешь на ней красивой! — убеждал я, подталкивая ее к куче багряных листьев. — Простимся по-человечески! В память о нашей любви!

Последние доводы ее убедили, и мы, рухнув в опавшие листья клена, начали долгое, нежное прощание. Думаю, что после того, что у нас было, сомнений относительно моего романа с Соней у нее больше не осталось.

Мы как будто первый раз были вместе и не могли насытиться друг другом. В том, что мы делали, была одновременно и горечь расставания, и сладость обладания.

Катя то плакала, то сама проявляла инициативу и осыпала меня поцелуями…

— Как жаль, что мы не можем быть вместе, — с тяжелым вздохом сказала она, когда мы возвращались после затянувшейся прогулки. Потом договорила, видимо, для того, чтобы поставить все точки над «i». — Я люблю совсем другого человека.

Я ничего не ответил, шел молча, держа ее за руку.

— Как я теперь посмотрю ему в глаза! — сказала она, когда мы подошли к хутору.

Однако, посмотреть в глаза Родиону Посникову ей удалось не скоро.

Глава 20

Я вошел через лесную калитку во двор, замер на месте, а потом попятился назад. Екатерина Дмитриевна от неожиданности уткнулась мне носом в спину.

— Что случилось? — громко спросила она, но я быстро к ней повернулся, зажал ей рот рукой и вытолкал наружу.

— Тихо! — прошептал я, отпуская ее, — На нас напали!

— Кто? — испуганно спросила она.

— Пока непонятно, во дворе какие-то люди в военной форме.

Ничего хорошего ни от красных жупанов доморощенных гайдуков, ни от коррумпированных полицейских мундиров я не ждал, потому и поспешил скрыться в лесу.

— Тебе пока лучше побыть здесь, — сказал я Кате. — Всех наших, кажется, арестовали.

То, что я мельком увидел, действительно, было похоже на арест. Все обитатели хутора стояли рядком вдоль избы, а перед ними с ружьями наизготовку застыли какие-то люди в военной форме.

— Я боюсь оставаться одной в лесу, — прошептала Кудряшова. — Мало ли, что может случиться. Можно, я буду с тобой?

— Ты побудь пока здесь, у ограды, а я схожу на разведку. Посмотрю, что к чему, тогда и будем решать.

— Может быть, я пойду туда, что мне могут сделать?

— Вернуть законному мужу, — ответил я. — Знаешь про такой закон?

— Да, слышала. Но этот Моргун не мой законный муж! Я вообще не очень верю в то венчанье.

Спорить и доказывать у меня просто не было времени. Я вытащил из-за пояса пистолет, проверил заряд и взвел курок.

— Жди здесь, я скоро. Но лучше посиди вон в тех кустах, — показал я на заросли орешника невдалеке от калитки.

Оставив Катю, я по-пластунски вполз во двор и, скрываясь за неровностями почвы, добрался до одного из наших окопов. Отсюда была видна площадка возле избы, где развивались основные события. Я спрыгнул вниз и, прячась за земляной насыпью, посмотрел, что там делается. Первое впечатление оказалось верным. Вся наша компания, включая раненых гайдуков и штабс-капитана, томилась под прицелом ружей четырех полицейских. Немного в стороне, у сложенного в кучу оружия, стоял толстый офицер в полицейской форме и что-то говорил, жестикулируя левой рукой. В правой у него был пистолет, так же направленный на моих товарищей.

Мне было непонятно, как наши позволили себя захватить и обезоружить. Причин могло быть две: обычное ротозейство или священное преклонение перед людьми в форме. Впрочем, пока причины для меня не имели никакого значения.