Книга Дай лапу - Геннадий Абрамов

— Найдем, — уверенно сказал Иван.

— И что?… А дальше?… Как вы это себе представляете? Конкретно — как? Допустим, вы его нашли. И потом? Скрутили и привезли на Петровку? Вот он, милостивые господа, судите, мы его нашли и обезвредили, а вы нам за это верните друга — так, что ли?

— Хотя бы.

— Смешно. И наивно… Неужели вы всерьез полагаете… Нет, я понимаю ваши затруднения… Хотел бы вам помочь… Но — подумайте. Вы даже не знаете, кто этот человек. Какого он возраста. Где находится. Отдаст ли себя в ваши руки? По силам ли это вам? Сознается или нет? И если сознается вам — не откажется ли там, у Кручинина?… Как вы его доставите — связанным, на мотоцикле? Как объясните свои действия?… Не кажется ли вам, молодые люди, что задуманная операция скорее вызовет недоверие к вам, чем к преступнику? Что скорее вы присоединитесь к вашему другу Андрею, чем вам его отдадут?

— Болтовня, — мрачно отмахнулся Иван.

— Ага, — согласился Севка. — Шаманит.

И стиснул Изместьеву кисть.

— Минутку. Одну минутку, — скорчился от боли Изместьев. — Я всё объясню.

Иван раскрутил цепочку и резанул ею со свистом воздух.

— Баки заколачивать мы все мастера. Ну?

— Пожалуйста, отпустите руку… Больно.

Севка ослабил хват.

— И чего упирался?

Изместьев вздохнул.

— Не торопите меня… Я принял решение… И для вас, и для меня это очень важно, поверьте… Спешка к добру не приведет.

— Ладно. Выкладывай.

Изместьев опустил голову. Огладил бороду.

Глаза его потускнели, плечи поникли.

— Перед вами живой труп, — сказал он тихо и веско. И не столько им, сколько самому себе.

Парни притихли.

— Пуст, — продолжал Изместьев странным заторможенным голосом. — Выжгло внутри… Ненависть — разрушительна… Мне казалось, радею… А получалось — терял зрение, душу. Слеп, медленно, постепенно — слеп… Что-то тугое и страшное разрослось во мне. Что-то неотвратимое, гибельное. Как саркома… Медленная смерть… Да-да, не удивляйтесь, перед вами — мертвец. Человек, пожравший самого себя… Ни света, ни добра. Ничего высокого, ничего святого… Пыль, и пепел, и дрянь — вот что во мне осталось… Прошу вас, запомните мои слова. Никому не говорил. Вам — первым. Зачем? Может быть, поймете. Когда-нибудь, позже… Так низко пасть редко кому удавалось… И все-таки, — снова горько вздохнул он, — хочется жить… Какая издевка… Ни на что не годен… Всё омертвело внутри, а жить — хочется. Ужасно хочется — жить.

Изместьев покачнулся и смолк.

— Ты что-нибудь понял? — спросил Севка.

— Не-а, — отозвался Иван. — Ни слова.

— Будь что будет, — после продолжительного молчания произнес Изместьев. — Может быть, молодые люди, вы пришли своевременно… Однако и вам предстоит сделать выбор. Вы — готовы?

— Он еще спрашивает.

— Не торопитесь, юноши. Это серьезно. У вас есть время подумать.

— Ну сколько можно молоть языком? — всё больше раздражался сказал Севка. — Надоело.

— И все-таки подумайте, — устало настаивал Изместьев. — Я конченый человек, а вам еще жить да жить.

— Испугал ежа, — буркнул Иван.

— Сложность вот в чем, молодые люди… Мало показать вам его. Надо еще, чтобы у вас были неопровержимые доказательства его вины. Вы согласны?

— Припрем — сознается.

Изместьев грустно покачал головой.

— Не тот случай.

— А что такое-то?

— Придется допросить. Причем не просто допросить, а… записать его показания на кассету.

— Нам?

— Именно. Нам троим, больше, как вы понимаете, некому.

Иван присвистнул.

— Ни фига себе.

— Иного способа я не вижу… Кассету с доказательствами его вины вы затем предъявите следователю… Старика не осудят. Дружка вашего выпустят. От меня отстанут… Так я думаю… Если получится… Решайте. Вот почему я вас не торопил… Еще и по части морали наша затея более чем сомнительна.

— Переживем, — бросил Севка.

— Пойдемте, — предложил Изместьев. — Сначала ко мне — нам понадобится магнитофон. Поговорим, обсудим детали. Без предварительной подготовки ничего не получится. Если все пройдет гладко, вы сегодня же передадите следователю кассету — в обмен на вашего товарища.

— Я чего-то не врубаюсь, — буркнул Иван.

— Пусть, — сказал Севка, поднимая мотоцикл. — Темнит, ему же хуже будет.

— Идемте, молодые люди. Идемте. Дорогой всё объясню.

6

К дому Хопрова они подошли в сумерках.

В сторожке Изместьев долго объяснял Ивану и Севке, как следует себя вести. В чем суть предстоящего разговора с больным стариком, как им распределить обязанности, как общаться между собой, за кого себя выдать, чтобы не вызвать подозрения у старухи, — и много еще всякого разного пытался им втолковать. Потом он ножницами стриг себе бороду, укорачивал усы, брился, искал куда-то запропастившуюся кепку и снова подробно рассказывал, объяснял, вводил их в курс дела.

Перед самым уходом они немного перекусили.

— Не забыли про мобильные телефоны? — обернувшись, спросил Изместьев.

— Еще там отключили, — ответил Севка. — У вас.

— Хорошо.

— Эй! Хозяева! — крикнул Иван.

Минуту-другую на стук в дверь никто не отзывался.

Потом они услышали шарканье и недовольный женский голос:

— Кто там?

— Откройте! Милиция!

— Тьфу, пропасть.

Дверь им отворила корявая старая женщина с вислым носом. В руке она держала зажженную керосиновую лампу и смотрела на них неприязненно, не скрывая досады и раздражения.

— Ну? — сердито спросила. — Чего надо?

— Евдокия Николаевна? — поинтересовался Изместьев — Тужилина?

— Ну?

— Добрый вечер. Я — следователь из прокуратуры. Зовут меня Алексей Лукич.

— Черти вас носят, — проворчала Тужилина. — Приходил уже от вас, тоже сыщик, всё тут вынюхивал.

— Да-да, я в курсе, Кручинин Виктор Петрович. А это наши молодые сотрудники. Прошу познакомиться.

— Дело говори. Чего надо?

— Побеседовать. Кое-что уточнить.

— Некогда мне с вами разговаривать.

— Хозяйка, — вмешался Севка. — Вы что, не поняли? К вам пришел следователь. Из прокуратуры. Просто так, в гости, следователь к незнакомым людям не ходит. У нас к вам дело. Мы могли вас повесткой вызвать.

— А ты что за молокосос? — огрызнулась Тужилина. — Учить меня вздумал. Без сопливых как-нибудь разберемся.