Книга Синдром - Джон Кейз

– Никки боялась грозы, – вспомнила Эйдриен.

– Никогда об этом не рассказывала.

– Серьезно? Еще маленькой, если начинало грохотать, она надевала теннисные туфли с резиновой подошвой и бежала прятаться в подвал.

За окном сорвало с петель ставню, и та стала хлопать на ветру, с грохотом ударяясь о стену дома. Снова и снова. Дюран бросился было на улицу, чтобы приладить ставню на место – Эйдриен едва успела схватить его за руку.

– Ты в своем уме? – крикнула девушка.

И они оба вдруг зашлись по-детски радостным смехом – так, что голова закружилась от хохота.

Ее ладонь лежала на его руке, и на какой-то миг показалось, что поцелуй неизбежен. Но тут за окнами грянуло – будто бомба взорвалась, – сверкнула молния, Эйдриен вздрогнула от неожиданности, а дом погрузился во мрак внезапно наступивших сумерек.

Когда девушка снова обрела способность дышать, она глотнула воздуха и сказала:

– Электричество отключили.

Дюран ухмыльнулся:

– А я-то решил, что началось светопреставление.

Они убивали время за шахматами – благо хорошего освещения для этого не требовалось. Дюран придумал, как заменить недостающие фигуры: крышки от бутылок превратились в пешки, солонки стали ладьями. Эйдриен не была сильна в шахматах, и противник обыграл ее за считанные минуты – с легкостью, почти не размышляя над ходами.

– Я смотрю, у тебя рука набита, – заметила девушка.

Джефф пожал плечами:

– Похоже на то.

– Дай отыграться, – попросила Эйдриен, расставляя фигуры на разлинованную от руки доску. – По сравнению с Гейбом игрок из меня никудышный… – Она замялась. – Один мой друг довольно серьезно занимался шахматами: числился в клубе или что-то вроде того. Короче, он пытался меня учить, так что не думай, будто я в шахматах ничего не понимаю.

Девушка погрузилась в легкую задумчивость, развернула доску и стала выставлять съеденные противником фигуры.

– Ну, берегись, сейчас я тебе задам. И не смей поддаваться. Посмотрим, сможешь ли ты меня теперь обыграть.

Дюран смог – и очень быстро. По правде говоря, все время, что шла игра, ходы обдумывала Эйдриен. Противник переставлял фигуры почти механически, словно знал наизусть каждую комбинацию. Ей же приходилось с трудом прокладывать себе путь на шахматной доске, минуя расставленные ловушки. На десятом ходу Дюран взглянул на соперницу и заявил:

– Мат.

Эйдриен уставилась на доску и в недоумении покачала головой:

– Не вижу. Где?

Тот пожал плечами:

– Здесь.

Она снова все проверила и нахмурилась:

– Ну, где?

– Прямо перед тобой.

Глаза метались от фигуры к фигуре. В итоге, отчаявшись что-либо обнаружить сама, Эйдриен недоверчиво посмотрела в лицо Дюрану:

– Покажи, я не понимаю.

Соперник невинно посмотрел на нее и проговорил:

– Смотри, шах.

Съев пешку на проходе, Дюран объявил шах королю. Еще два хода – и игра закончилась.

В середине четвертой партии ставню окончательно оторвало, и ветер швырнул в стекло мощную струю воды.

– Будь любезен, – попросила Эйдриен, откидываясь в кресле. – Закрой глаза и скажи, что тебе приходит в голову при мысли о шахматах.

Джефф решил не спорить, закрыл глаза и сосредоточился.

– Ну и?… – проговорила она.

– Доска, – с серьезным видом начал Джефф. – И фигуры.

– Поподробнее…

– Черные и белые. Красное и черное.

– Дальше.

Он задумался и неожиданно для самого себя проговорил:

– Ром.

Эйдриен открыла глаза от изумления:

– Ром?

– Да, такой резкий вкус… И букет. Коньячный, терпкий.

Собеседница не находила слов.

На миг Дюрану показалось, будто он держит в руке наполненный до краев бокал и рассматривает темную поверхность напитка с плавающим по ней одиноким кубиком льда, который становится все меньше и меньше…

– Что еще? – Голос доносился издалека, словно сквозь сон.

– Жара. Помню, там было жарко – рубашка к спине прилипла.

– А где ты находился?

– Не знаю. Все очень смутно. Это похоже на воспоминание… о воспоминании.

– Что еще?

– Музыка. – Дюран едва заметно склонил набок голову, будто прислушиваясь. Но от этого движения он потерял нить, образы рассеялись. Джефф открыл глаза и взглянул на Эйдриен.

– Задержись, – попросила она.

Дюран попытался, но впустую и скоро признал это.

К тому времени дождь порядком ослаб, и небо прояснилось, окрашиваясь в желтушечно-серый цвет.

– Необычное ощущение, – описывал недавние переживания Дюран. – Точно я под гипнозом.

Эйдриен откинулась в кресле и, поигрывая ладьей, задумчиво рассматривала его.

– Больше ничего не вспомнилось? Ром, зной и музыка?

Психотерапевт покачал головой:

– Я просто высказывался по спонтанной ассоциации. Мы же говорим скорее об ощущениях, чем о чем-либо другом. Но в общем, да, это все, что я вспомнил.

Девушка посерьезнела и с профессиональной строгостью спросила:

– Тебе не кажется странным, что вы с Никки оба страдали затяжной амнезией и вас одновременно посещали «липовые» воспоминания?

Джефф выглядел так, точно хотел ответить, но не решался. Наконец он проговорил:

– Мы с тобой смотрим на подобные вещи по-разному.

– Но ты же сам слышал на пленке, что творишь с пациентами.

– Слышал, только…

– Что – только?

Врач вздохнул:

– Думаешь, у меня провалы в памяти?

– Я очень надеюсь, что у тебя провалы в памяти.

Дюран нахмурился:

– Зачем ты так?

– Затем, что это меньшее из двух зол.

Вечерело, и Эйдриен уселась за компьютер. Через час замигал индикатор зарядки батареи, и ноутбук пришлось выключить.

– А ты выписки с кредитки не смотрела? – подкинул свежую идейку Дюран. – Ведь если в октябре Нико уезжала из города, то…

Ухватившись за эту мысль, Эйдриен позвонила в банк – успела перед самым закрытием – и запросила копии вычетов со счета за последние полгода. Клерк не продемонстрировал особой готовности сотрудничать, но в конечном итоге его начальник согласился переслать документы электронной почтой по «адресу регистрации» клиента.