Книга Я был на этой войне - Вячеслав Миронов

— Свои!

— Мужики, не стреляйте! Свои!

— Здорово, «махра»!

— Ура! Наши!

— Что так долго!

Никто никого не слушает. Просто говорят. Нет ни офицеров, ни солдат. Здороваемся, обнимаемся, целуемся. Наши! Наша «махра», наши десантники. Во рту катается это слово «наши»! Готов вновь и вновь проговаривать его вслух и повторять про себя. Отходим назад. Все больше прибывает народу. Прибегают, прорываются наши. Прибывают и десантники вперемешку с незнакомой «махрой». Радостно-приподнятое настроение охватывает всех:

— Звиздец духам!

— Теперь уж точно!

— А ты знаешь, как нас здесь раздолбали во время первого штурма?

— Слышали!

— Они слышали. А почему не пришли на помощь?

— Приказа не было.

— Сейчас возьмем этот банк и деньги пополам.

— А как еще?

Такие и другие разговоры слышались. Никто не торопился подняться наверх. Возле лестниц стояли бойцы и выстрелами, очередями загоняли духов обратно наверх. Сейчас все поднимемся и накостыляем этим ублюдкам. Пусть они там бесятся от злости. Всех охватило благодушно-лирическое настроение. Многие закурили, прибавив к общему аромату табачный дым. Кто-то начал искать земляков. Кто просто обсуждал то, что уже сделали, и предстоящий штурм Дворца Дудаева. Штурм банка считался почти решенным делом. Многие шутили, как будут делить золото и доллары, что спрятаны в подвале.

Раздается ужасный грохот. Кажется, что потолок падает на тебя. Тут же раздались вопли. Пару секунд спустя еще один взрыв и грохот. Не видно абсолютно ничего. В воздухе сплошной стеной висит пыль. Слышны только крики и стоны раненых. В потолке, там, где был левый угол, зияет пустота. Что случилось? В ушах звон. Вопли чеченцев слышны все громче. Стрельба усиливается. Кто-то обвалил стену. Может, какой-нибудь танкист выстрелил? Вряд ли. Снаряд такого не смог бы натворить. Значит, духи заминировали. Вот и решили нам братскую могилу устроить. Подождали, пока нас не набьется побольше, а затем и взорвали. Ну, уроды, ну, гады, суки долбаные! Они меня уже достали со своей восточной извращенной психологией! Подошел поближе к обвалившемуся углу. Пыль, дым забивают легкие. Кашляют все.

Целый пролет обвалился. Под завалом оказалось не меньше десяти человек. Многие были просто раздавлены. Головы, животы разорваны. У многих внутренности вылезли наружу. Многие метры белесо-серых кишок тащились по грязи, пыли за своими хозяевами, когда их вытаскивали из-под обломков. Некоторые лишились конечностей. Раздавленные кисти, руки, ноги, обутые в ботинки, валялись под ногами. Живые ходили как сонные под впечатлением от увиденного, пинали оторванные части своих товарищей. Какой-то боец наклонился к трупу и пытался заправить вывалившиеся внутренности обратно. Не получалось. Как тесто они лезли наружу. Потом ему это надоело, он достал нож и отрезал лишнее. Обрезки толкнул в разорванное тело. Когда вынул руки, они были перемазаны кровью, желчью и чем-то еще склизким кашеобразным. Боец брезгливо вытер руки о бушлат трупа. Я с трудом сдержал позывы рвоты.

Тут же сидели раненые. Им делали перевязки. Двум бинтовали культи оторванных рук. Раненый курил здоровой рукой и возбужденно расспрашивал у присутствующих: «А руку мне пришьют? Не, мужики, не молчите, ведь правда, что пришьют?!» Окружающие стыдливо отворачивались и молчали.

Одному перевязывали, перетягивали ногу. Он был без сознания. Из ноги торчала ослепительно белая кость, и по ней непрерывным потоком бежала черно-алая кровь. Ногу уже стянули в нескольких местах жгутами, но кровь продолжала хлестать.

Кто истошно орал, кто отчаянно матерился. Кто-то громко читал что-то наподобие молитвы. Три или четыре человека, из-за пыли не разобрать кто, кричали в гарнитуру своих радиостанций, мешая друг другу:

— Нас завалило!

— Есть и убитые, и раненые!

— Пошел ты на хрен со своими «двухсотыми» — «трехсотыми»! Я сказал — убитые и раненые!

— Не знаю я сколько наших. Тут все наши!

— Не знаю!

— Медиков!

— Немедленно медиков!

— Есть тяжелые! На руках не вынесем!

— Да! Технику подгоняй!

— Духов выбить?!

С момента взрыва не прошло и минуты, а уже почти все пострадавшие были извлечены из-под завала. Оставались еще там и другие. Но без крана было невозможно это сделать. В живых не осталось никого под этой страшной бетонной плитой.

Стало понятно всем, что из-за духов на крыше и втором этаже нам не подогнать технику для эвакуации раненых и убитых. Надо выгонять их. И тут вновь раздались крики:

— На штурм!

— Идем вдарим сволочам!

— За этот взрыв я сотню в капусту изрублю!

— Ура! На штурм!

— Вперед!

— Наверх!

Не было единого командира, не было команд. Все побежали к единственной лестнице, ведущей на второй этаж. Оттуда неслись проклятия и вопли. Что именно орали духи, не разобрать. Первые подбежавшие начали из подствольников стрелять наверх. Звук разрывов гранат заметался по помещению, больно стегая барабанные перепонки. Остальные из-за узости подхода были вынуждены просто стоять, ожидая, когда им представится возможность. И вот впереди стоящие бойцы и офицеры сделали еще один залп из подствольников и шагнули наверх. Шаг — залп, потом еще два шага, и еще залп. А потом уже просто побежали, стреляя из автоматов перед собой. Все тоже побежали наверх. Толкая друг друга, подталкивая передних магазинами, выталкивая руками, все рвались на второй этаж. Остатки третьего этажа и часть крыши. Внизу нас скопилось, по моим подсчетам, не меньше шестисот человек. Опасался, что лестница не выдержит такой тяжести и обрушится вниз. Не обвалилась.

Я бегу в плотной толпе. Автоматом больно толкаю переднего. Меня так же толкают. Потом кто-то пнул меня в зад, чтобы пошевеливался. Наверху уже слышны разрывы гранат и автоматные очереди. Вперед! Вперед! Да, что же это за большая задница впереди меня так плохо шевелится?! Да пошел ты вперед! Быстрее, быстрее! Не можешь, что ли, урод, ноги передвигать. С трудом удерживаю себя, чтобы ножом не уколоть его.

Вот и миновали первую лестничную площадку. Наверх. Наверх! Что там под ногами такое мягкое. Опускаю глаза вниз. Остатки духа. По ним уже прошлось не меньше ста человек. Ноги разъезжаются на чем-то скользком и липком. Не думать, что это было когда-то человеком. Вперед! Наверх! Разве это был человек? Это был дух. И этим все сказано! Не надо разводить никаких дискуссий. Вперед! Как ты меня достал уже, задница! Иди быстрей! Не можешь? Толкай впереди идущего. Хреново толкаешь. Сильней толкай! Ублюдочное племя! Пока доберемся, всех духов перебьют.

Злость, ярость меня душат. Никого не слушаю. Все говорят только о том, что необходимо быстрее подняться. Злость на толстую задницу, что не может впереди двигаться быстрее, злость на того идиота, что постоянно подталкивает меня в спину. Не видит, что ли, что из-за какого-то толстяка я не могу идти быстрее. Я знаю, что сам не худенький, но если бы ты посмотрел, кто передо мной, то я бы показался тебе тростинкой.