Книга Варяги и ворюги - Юлий Дубов

Еще одна не очень хорошая новость. Эти самые колчаковские деньги, они больше уже не наши, они теперь общие. Когда здесь узнали, что я за ними приехал, заключенные и охранники разломали контейнеры, растащили все бабки и попрятали по захоронкам. Тогда господин Кондрат поручил мне собрать бабки обратно. И я придумал как. Я создал акционерную компанию, и самые авторитетные заключенные летали с мной в город Иркутск, чтобы ее зарегистрировать. Здесь заключенные могут бесплатно летать на самолетах куда захотят. Надо только сказать, что хочешь признаться в каком-нибудь преступлении, и тебя сразу отвезут, куда скажешь. Там ты сознаешься, тебе навесят еще срок и вернут обратно. Потому что здесь самая страшная каторга, для самых ужасных преступников.

Так вот. В этой акционерной компании у нас есть приличный пакет акций — десять процентов. И еще два процента господин Кондрат распорядился передать лично мне, потому что я ему очень нужен. Это хорошая новость, но не очень. Если бы все сто процентов принадлежали нам, было бы лучше.

Но я придумал, как сделать так, чтобы наши двенадцать процентов стоили столько же, сколько все сто, а может, и больше. Здесь очень значительный интерес к нашей акционерной компании, и солидные бизнесмены хотят иметь с нами дело. Я сейчас договариваюсь и со многими уже договорился, чтобы сделать такой бартер. Чтобы эти бизнесмены обменивали акции своих компаний на наши. И если этот бартер получится, то наша акционерная компания будет совладельцем очень многих предприятий в России. Тогда наш пакет станет очень дорогим. Это очень хорошая новость.

Еще есть хорошая новость. Я нашел нашего родственника Ивана Дица. Он тоже живет на этой каторге, но он не заключенный. Поэтому его назначили генеральным менеджером компании, потому что больше некого было назначать. Генеральный менеджер должен много ездить и подписывать всякие контракты. Хотя, как я уже сказал, заключенные тоже могут ездить и подписывать, но сейчас с этим трудно, потому что во всех преступлениях, про которые они знали, они уже сознались. Поэтому его и назначили.

Я сначала хотел, чтобы назначили меня, но господин Кондрат мне тогда еще не доверял и приказал назначить Ивана Дица. Потом, когда он мне стал доверять, он назначил меня первым вице-президентом, и я тоже могу подписывать контракты.

Это хорошая новость. Еще есть хорошая новость, что в Соединенные Штаты полетит Иван Диц, чтобы предъявить в банке колчаковские бумаги и получить семьдесят миллионов долларов. Я надеюсь, что ты будешь рад с ним увидеться и поможешь.

Другая, нехорошая новость есть, что я с ним прилететь не смогу. Здесь очень много дел, и я сейчас занят покупкой двух металлургических комбинатов на Урале и одного водочного завода. Я прилечу потом, когда завершу эти сделки, и тогда уже познакомлю тебя и маму со своей женой. Ее зовут Анна, и вполне вероятно, что она приходится мне отдаленной сестрой, типа кузиной. Я познакомился с ней в городе Самаре, где Анна руководила в одном ночном клубе развлекательной программой. У нее есть интересные идеи насчет правильной организации шоу-бизнеса в Соединенных Штатах.

Я надеюсь, что это хорошая новость, хотя для Дженни она, возможно, не очень хорошая.

Твой любящий сын Адриан.

P.S. Я узнал много хороших и очень печальных русских стихотворений и одно из них пишу здесь специально для мамы.

Я пишу тебе, мамаша милая,

Может быть, последнее письмо.

Никому его ты не показывай,

Для тебя написано оно.

Ты мне говорила, мама милая.

Чтобы я не пил и не гулял,

Но тебя тогда я не послушался

И в Кандым заснеженный попал.

Здесь вокруг гуляют волки белые

И строчит на вышке пулемет.

Что ж ты, падла-жизнь, со мною сделала?

Кто здесь не бывал, тот не поймет.

А.Д.

Глава 62Картинка в зеркале

Голова у человека сконструирована таким образом, что она все время смотрит вперед. Конечно же, головой можно вертеть в разные стороны, но это не имеет принципиального значения, поскольку ее естественное положение — только вперед. Убедиться в этом весьма просто: надо лишь вывернуть голову, скажем, влево и засечь время. Довольно быстро вы почувствуете некоторое неудобство, минут через двадцать начнет ныть шея, а закончится это все приступом головной боли. Потому что голова предпочитает находиться в естественном положении. А в неестественном ей неудобно.

Если же происходящее слева представляет для вас такой уж серьезный интерес, то намного лучше будет повернуться налево всем организмом. Нале-во! Тогда то, что было для вас слева, станет спереди. И это опять будет удобно.

А вот чтобы посмотреть назад, человеческая голова просто не приспособлена. Она не умеет смотреть назад. Здесь без поворота корпусом на сто восемьдесят никак не обойтись. А если повернуться, то впереди станет то, что раньше было сзади.

Если же предположить, что понятия «впереди» и «сзади» имеют объективный смысл — а чаще всего так оно и есть, — то придется согласиться с тем, что взгляд назад есть нечто нежелательное и, возможно, опасное, поскольку ежели бы оно было по-другому, то Творцу или Эволюции, ответственным за проектирование человеческого организма, ничего не стоило бы устроить голову свободно вращающейся на оси.

Но этого не произошло. Значит, так надо.

Но если так надо, то вполне разумным представляется предположение, что здесь мы имеем дело с неким изначальным запретом, реализованным в виде конструктивной особенности человеческого тела. Интересно попробовать сравнить этот запрет с другими известными нам и продиктованными пророку Моисею на Горе Синайской. Например, «не укради». Обратите внимание, что никакого сколько-нибудь развернутого объяснения эта заповедь (как и все прочие) не имеет. Не развернутого — тоже. Почему «не укради»? Потому что не получится? Глупость. Во все времена воровали, и отлично получалось. Потому что побьют, если поймают? Так, во-первых, могут и не поймать, на что каждый, собственно, и рассчитывает, а во-вторых, если в этом дело, то звучать должно было бы по-другому — «не попадайся». Так ведь нет — именно «не укради». И никаких объяснений.

Человек же, будучи существом разумным, к декларативным запретам относится резко критически. Он их не понимает. Вот она уже третий раз в мою сторону смотрит и ногу на ногу медленно так положила, и колени ее лунным светом горят, — а не все ли равно мне в этот момент, кем она ближнему моему приходится? Почему же нельзя, если не просто можно, но и все уже само собой происходит?

Чтобы подобных безобразий не случалось, надо либо объяснить человеческим языком, почему нельзя, либо же иное что предпринять. Например, протянул руку к чужому, а она, рука, возьми да онемей до полной бесчувственности. Тогда не просто все понятно станет, но и общество человеческое придет в благостное состояние.

Я со всякими людьми эту тему обсуждал, и многие считают, что если бы, к примеру, указание насчет жены ближнего действительно было принципиально важным, то его никогда не отдали бы на откуп свободной человеческой воле. При этом вовсе не обязательно, чтобы у мужика в соответствующий момент что-нибудь немело или отваливалось. Можно было бы в самом начале какой-нибудь вегетативный способ размножения предусмотреть, вроде почкования. И никаких проблем.