Книга Заговор францисканцев - Джон Сэк

– И еще они разбили мою повозку и испортили половину товара, – проворчал торговец, – а я тоже гражданин этого города.

При этих словах толпа снова загалдела. Амата подошла к кающемуся, встала на колени. Вокруг бушевал народ, но ярость его была направлена на Роффредо.

– Убирайтесь прочь, – велел стражник. – Вы солгали, говоря, по какому делу въезжаете в город.

– А моя карета и упряжка?

– Карета пойдет на растопку. За упряжкой можешь вернуться в другой раз, но не жди, что тебе ее вернут, – огрызнулся стражник. – Надо же возместить ущерб, нанесенный этим ассизцам, да еще как бы тебе не предъявили обвинения в убийстве.

Подняв глаза, Амата встретила пылающий взгляд Роффредо. Даст Бог, она больше никогда не увидит этого ненавистного лица. Граф Роффредо и его люди сели на коней и рысью выехали за ворота. Толпа проводила их улюлюканьем и градом камней, заставив рыцарей перейти на галоп.

Девушка кончиками пальцев гладила щеку Джакопоне и всклокоченную бороду.

– Кузен, бедный кузен, – шептала она, – ты меня слышишь?

Один из стражников встал над ними:

– Убит?

– Может, и выживет, но тяжело ранен. Кто-то опустился на колени рядом с ней.

– За моим товаром приглядят возчики и охрана. Помочь вам перенести его под крышу?

Амата взглянула прямо в карие глаза торговца. Его взгляд не дрогнул.

– Буду благодарна, – ответила она. – Я позабочусь о лекаре и лекарствах. – Погладив грязные свалявшиеся волосы раненого, она закончила: – Или о похоронах, если понадобится.

Торговец натянул на плечо плащ и легко поднял тощего Джакопоне на руки.

– Показывайте дорогу. Я ваш слуга, мадонна.

В его голосе звучала такая нежность, что она обернулась еще раз взглянуть на него. Неужто он в такую минуту думает об ухаживаниях? Теплая улыбка пробилась сквозь чернильные заросли бороды. Ей показалась, что он смотрит не в глаза, а на нижнюю половину лица. Амата тронула пальцами губы и вспыхнула, поняв, что они распухли и кровоточат. Ну и страшный же у нее, наверно, вид: растрепанной-то она была и до встречи с Роффредо.

Торговец ничего не сказал о ее внешности – произнес всего одно слово: «А-ма-та». Он протянул каждый слог, словно катая звуки на языке, как незнакомое вино. Встретился с ней взглядом, и в глазах загорелись веселые огоньки:

– Ваше имя – счастливый дар, мадонна.

Амата прислонилась к полуоткрытой передней двери. Торговец наконец-то отправился искать свою покореженную повозку. Вот и хорошо! Самое время с ним расстаться, после того как он своими последними словами лишил ее дара речи. Но тогда откуда же это разочарование?

Девушка потянулась к ближайшему окну, отломила со ставня сосульку, прижала к распухшей губе и переступила порог. Что это на нее нашло? Может, еще не опомнилась от испуга? Может, отчаяние из нее выплескивалось? Так или иначе, всю дорогу она болтала без передышки. Похоже, ей хотелось пересказать незнакомцу всю свою жизнь.

«Всего два года назад я мечтала жить простой жизнью отшельницы в горной хижине, но монахи заперли в тюрьму моего друга – вернее сказать, духовного наставника. Потом я месяцами только и думала, как отомстить за своих родных, за... за то, что случилось, когда я была ребенком, но тот, кому я собиралась мстить, скрылся из города. Не знаю, что бы со мной сталось, если бы не добрая женщина, у которой я жила как служанка, но она меня считала за дочь или, может, крестницу, а теперь она умерла и оставила мне дом и деньги, и меня осаждают жадные женихи вроде графа Роффредо. Мне говорят, надо выходить замуж, чтобы защитить свое состояние, но только эти женихи все гадкие, а я теперь больше всего дорожу свободой, как ни странно, потому что когда-то я только и думала, что о замужестве. – Она перевела дыхание и неожиданно для себя выговорила: – А теперь я просто в ужасе. Что вы думаете, синьор? У вас есть жена, семья?»

Она покраснела раньше, чем договорила, сообразив, что наболтала, и поразившись собственной дерзости – дерзости, порожденной, конечно мучительным решением, которое ей предстояло принять в самом скором времени. Спутник не стал над ней смеяться. Он остановился на ступенях, легко переложил тело раненого на другое плечо и обернулся к ней. И говорил он спокойно, дыхание ничуть не сбилось.

– Нет, мадонна. У меня не было ни времени, ни средств для женитьбы. Хотя у меня нет предрассудков против брака, и ваш вопрос мне льстит.

– Ох, я не хотела... – начала девушка, хотя было ясно, что она уже успела сказать слишком много. И она таки хотела, а он был достаточно умен и прямодушен, чтобы обойтись без вежливых околичностей, так что тему пришлось менять ей: – Вы не устали? Такой высокий человек, как сиор Джакопоне, должно быть, очень тяжел?

Торговец уже поднимался дальше.

– Ба! Этот легче перышка. Похоже, последние три года вообще ничего не ел. А я был гребцом на венецианской галере, до того как занялся торговлей. И с тех пор не слишком размяк.

– Вы много путешествовали?

– Наверно, можно сказать и так. Мы сейчас вернулись из Фландрии и Франции. А до того я был на Востоке, в Земле Обетованной. – Он улыбнулся, и глаза у него загорелись. – Я мог бы много порассказать вам, мадонна.

Звон оружия и торопливые шаги прервали его речь. По лестнице им навстречу сбегали Пио с маэстро Роберто и все остальные мужчины, жившие в доме Аматы.

– Аматина! Слава Богу, ты жива! – воскликнул управляющий. – Мы бросились на помощь, как только Пио рассказал...

– Спасибо вам всем. Меня немного помяли, зато графа Роффредо выставили из города. Вот сиору Джакопоне и вправду нужен врач. Он пострадал, защищая меня.

Роберто мгновенно оценил положение и послал одного из слуг в город за лекарем. Все оружие навесили на Пио, и слуги осторожно приняли раненого у торговца.

– Уложите его в комнате фра Конрада, – сказала Амата вслед поднимающимся в переулок слугам. – Я сейчас же подойду, только поблагодарю этого великодушного синьора, который так помог мне.

Слуги скрылись. Пио, под предлогом тяжелой ноши, то и дело замедлял шаг, но девушка шла еще медленнее, и ему пришлось в конце концов оставить хозяйку наедине с незнакомцем.

– Я бы охотно послушала ваши рассказы, – начала Амата, продолжая прерванный разговор.

– С радостью, мадонна, – отозвался он. – Надеюсь, что смогу на днях повидаться с вами. Теперь я должен получить довольно крупную сумму, и мне предстоит уладить одно семейное дело: нечто вроде вендетты наоборот, если так можно выразиться.

Какой-то женский инстинкт подталкивал Амату задать следующий вопрос. Или это все та же обманчивая легкость, которая всю дорогу заставляла ее говорить?

– Ваше дело касается женщины? – спросила она с непринужденной улыбкой, но сердце забилось слишком часто для обычной легкомысленной шутки.