Книга Серебряные слитки - Линдсей Дэвис

— Роскоши и власти! — признал он, не моргнув глазом.

Елена Юстина внезапно встала. Ее голос звучал звонко и четко.

— Тогда забирай серебро. Пусть это будет мой подарок за моего несчастного, пребывающего в постоянном беспокойстве отца. Забирай его. Уезжай прочь и никогда больше не беспокой его или кого-либо из нас вновь.

Это был смелый поступок, это был риск, и я понял теперь, чего раньше пыталась добиться моя принципиальная честная красавица. Как и ее отец, она пыталась спасти репутацию своего дяди, даже на его условиях. Она попала в болото, и путы семейного долга и семейных обязательств, в сравнении с которыми мои мелкие пререкании и стычки с собственными родственниками казались смешными.

— Твой отец, обуреваемый муками совести, ничего мне не оставил… — заговорил Публий.

Это был обманный маневр. В то же самое мгновение и он, и я бросились вперед к месту, где беспомощно стояла Елена Юстина. Она понимала, что находится в опасности. Метон понял, что я предусмотрел этот шаг, и вместо Елены прыгнул к мечу. Я увидел, как он меняет направление, и молнией ринулся за ним.

Глава 63

Как только я бросился на него, я понял, что он умеет бороться. В некоторых сомнительных и подозрительных частях империи он научился уловкам, которые господину среднего класса знать не положено. К счастью для меня, я не принадлежал к среднему классу.

Драка была яростной. Более того, Метон относился к типу людей, которые считают, что противника отвлекает рев. Поэтому он много ревел и рычал, и очень активно размахивал оружием, независимо от того, послужит ли какой-то цели наносимый удар или нет. Меня это не волновало. Вскоре я сам принялся вопить. Мы скакали по проемам между перцем и специями, ударялись о бочонки и тюки, и вскоре оба жадно хватали ртом воздух. Я радовался, что у Елены Юстины достаточно здравого смысла, чтобы не путаться под ногами.

Я сражался со сбившимся с пути младшим братом сенатора в этом мрачном, пронизанным острыми запахами месте на протяжении получаса. Вываливая дорогое наследство Елены себе под ноги и безжалостно его топча, мы продолжали биться. У нас обоих слезились глаза. Вероятно, Публию было ближе к пятидесяти, но его отличал высокий рост, типичный для их семьи. Ничего не выражающее лицо выводило из себя. Я не видел никаких непроизвольных реакций, которыми мог бы воспользоваться, нельзя было ввести его в заблуждение, сбить с толку, обмануть.

У него имелось оружие лучше моего, более длинное, хотя это меня беспокоило меньше всего. Я на протяжении многих лет тренировался как раз для подобных схваток в гимнасии у Глаука. Однако Метон тоже тренировался. И где бы он ни проходил подготовку, в том месте считали, что противнику следует перерезать подколенное сухожилие, вообще посильнее покалечить, а еще лучше попасть пальцем в глаз. По крайней мере, я подготовился к тому, чтобы удерживать его на расстоянии, размахивая снятым с пояса ремнем. Затем, когда Метон подошел слишком близко, я обвязал ремень вокруг предплечья, как делают гладиаторы, чтобы отразить выпады клинка.

Метон был в хорошей физической форме. Я устал. Мы в третий раз проскочили мимо Елены, я постарался не встречаться с ее обеспокоенным взглядом. Я знал, что со стороны, вероятно, кажется, что я прилагаю массу усилий, и это было вполне нормально. Затем ее дядя расслабился. У меня снизилась концентрация — и внезапно он выбил кинжал у меня из руки. Я судорожно бросился за оружием, головой вперед, затем меня качнуло в сторону — и я рухнул на пол, распластавшись по нему, мне в ладони и колени врезались рассыпанные по полу перчинки и специи.

Я все еще оставался на полу, лежал на животе и был готов перекатиться с поднятой вверх рукой, но знал, что, вероятно, уже слишком поздно. Елена Юстина стояла так тихо, что мы с Метоном про нее забыли. Ее дядя понесся ко мне с высоко поднятым мечом, ужасающе кричал. Когда он несся, связанная Елена всем своим весом надавила на бочонок, за который я ее затолкнул в начале драки. Бочонок рухнул. Содержимое вывалилось и раскатилось на много ярдов вокруг по твердому полу склада.

Не было времени ее благодарить. Я подогнул одно колено и быстро встал, затем перебрался через рухнувший бочонок. Метон вскрикнул и пошатнулся, когда крошечные, твердые, как железо шарики под его ухоженными ступнями, во все больших количествах стали забиваться в обувь. Более того, ему было больно на них ступать в мягкой обуви. Мои же мозолистые ноги оказались обуты в сапоги с тройными подошвами, толщиной с дюйм. Я легко продвигался вперед по мускатным орехам и легко отбрасывал их ногами. Затем, до того, как Метон пришел в себя, я нырнул ему под гарду и врезал рукояткой ножа по запястью. Он выронил меч. Чтобы удостовериться, я еще подтолкнул его плечом подальше от клинка.

Елена Юстина отшвырнула меч в сторону.

* * *

— Не двигайся! — ублюдок пошевелился. — Все закончено! — выдавил я из себя. — Не двигайся. Все закончилось…

Я освободил Елену.

— Неплохо, — выдохнул Метон. — Для… грязного грубияна из трущоб Субуры! — Мне нечего терять. Не двигайся! — я знал этот тип людей. Этот мужик будет доставлять мне проблемы до тех пор, пока за ним не захлопнется дверь камеры. — Не выводи меня из себя, Камилл!

— Что теперь, Фалько? — быстро спросила Елена.

— Во дворец. Решение будет принимать Веспасиан.

— Фалько, ты дурак! — воскликнул Публий. — Давай разделим с тобой серебро, как и специи. И девчонка, Фалько…

Тогда я разозлился. Один раз он распорядился ее судьбой, чтобы это подходило его низменным целям. Тогда он выдал ее замуж за Пертинакса. Но это больше никогда не повторится.

— У твоей племянницы ужасный вкус, но все-таки не такой ужасный! Игра закончена. Стража с Авентина блокирует Остийскую дорогу и обыскивает все, что по ней движется — от корзины, с которой старушка ходит на рынок, до вьюков на верблюдах. Петроний Лонг не пропустит незаконный караван повозок. Это серебро — твой смертный приговор…

— Ты врешь, Фалько!

— Не суди меня по своим стандартам. Пора идти.

* * *

Отец Сосии (а он на самом деле был отцом Сосии), и, я думаю, он знал: я никогда этого не забуду, повернул ко мне открытые ладони. Это унылый жест гладиатора, который потерял оружие и признает поражение.

— Позволь мне самому выбрать свой путь.

— Что? — фыркнул я. — Ты выбираешь смерть, руководствуясь высокоморальными принципами, которые презирал всю жизнь? Предатель из среднего класса — и слишком благороден для виселицы?

— О, Марк… — прошептала Елена. В это мгновение я впервые услышал скрип большой двери. — Позволь человеку воспользоваться гражданским правом, — умоляла она. — Дай ему шанс. Посмотри, как он им воспользуется. Позволь мне дать ему меч…

Она сделала это до того, как я смог ее остановить, ее честное красивое лицо с блестящими глазами было ясным как день. Конечно, он сразу же приставил меч к ее нежному горлу.