Книга Знак Наполеона - Джеймс Твайнинг

Теперь они оказались в гораздо меньшем помещении, заставленном разномастными столами и стульями, — вероятно, предположил Том, украденными из окрестных ресторанов и кафе. Слева два стола имитировали барную стойку и кухню. Раздавался звон посуды и смех приблизительно двадцати человек.

— У нас шесть или семь ресторанов по всему Парижу, — похвастался Френзи.

— Кто еще знает об этом месте? — Арчи был удивлен не меньше Тома.

— Немногие. Сюда запретили приходить с пятидесятых. Катафлики, полиция, патрулирующая катакомбы, штрафуют, если поймают в них. Но с тех пор как с нами Бланко, нас оставили в покое. Он был одним из них.

Френзи провел Тома и Арчи к столику, стоявшему в глубине комнаты. За ним, перед тарелкой с остатками ужина, сидел мужчина с самокруткой в руке. Красный платок на его шее был повернут узлом назад, в лохматой бороде виднелись вплетенные разноцветные бусины. Оба уха покрывал пирсинг, а в мочки были вставлены трубочки, расширяющие дырку для серьги. На шее виднелась татуировка в виде звезды — то ли пентаграмма, то ли звезда Давида. Между глаз была вживлена узкая стальная полоска с острыми крапинками. Но Тома больше всего поразил не внешний вид Бланко, напоминавший племенную раскраску какого-то дикарского племени, а то, что под одеждой он разглядел худощавое, рельефное, тренированное тело бегуна. Неизвестно, чем Бланко развлекал себя в темноте тоннелей, но это занятие определенно держало его в форме.

— Бланко… — Френзи вдруг занервничал. — Это люди, о которых я тебе говорил. За них просил Кеттер.

— Садитесь, — скрипучим голосом произнес мужчина и под темными бровями сверкнули бледные глаза. — Не ты, Френзи. Ты можешь проваливать.

Скорчив недовольную гримасу, Френзи отошел к бару, заказал себе выпивку и принялся мрачно наблюдать за ними.

— Френзи делает вид, что он один из нас, — пророкотал Бланко. Том задумался, был ли этот странный, почти американский, акцент нарочитым или — что вероятнее — являлся всего лишь результатом просмотра слишком большого количества американских фильмов. — Но он еще не решился. Живет наверху, сюда спускается, когда захочет. Я не люблю агностиков. Ты либо веришь, либо нет… — Он замолчал, выковыривая что-то из желтоватых зубов. — А вы кто? Верите или нет?

— Нам просто нужно пройти здесь. Кеттер сказал, что вы можете помочь.

— Да. Но я еще не решил, хочу ли, — без тени улыбки произнес Бланко.

— Мы заплатим, — уточнил Том.

— Зачем нужны деньги здесь, внизу? — пожал плечами Бланко. — Если я буду вам помогать, то только потому, что сам захочу. — Он снял с шеи платок и завязал белые волосы в хвост.

— Мы кое-что ищем здесь, внизу, — объяснил Том. — Место, которое называется алтарь Обелисков.

— Никогда о таком не слышал.

— У нас есть карта.

Том расчистил стол от посуды и расстелил карту. При виде блеклого куска ткани Бланко оживился, отложил самокрутку и подался вперед.

— Сколько лет этой штуке?

— Около двухсот.

Бланко тихо присвистнул, было слышно, как пирсинг в его языке стукнул о зубы.

— Многие проходы до сих пор целы… — Он вел пальцем по карте, прокладывая маршрут. — Мы сейчас здесь, — указал он. — Но на карте указаны места, о которых я никогда не слышал.

— Когда мы закончим, можешь оставить карту себе, — пообещал Том, понимая, что это заинтересует Бланко. — Все, что нам нужно, — попасть сюда и вернуться. — Том указал на обведенную красным точку на карте. — Ты знаешь, где это?

— Знаю, — кивнул Бланко. — Нотам ничего нет. Тоннель заканчивается здесь. — Его палец остановился недалеко от красной отметки. — Я отведу вас, если хотите, но это долгий и довольно бессмысленный путь.

— Насколько долгий? — обеспокоенно уточнил Арчи.

— До сада Люксембург.

— Мы могли бы доехать на машине, — с надеждой предложил Арчи.

Бланко смерил его тяжелым взглядом.

— Я пять лет не поднимался наверх. И не собираюсь этого делать.

Глава семьдесят седьмая

Проспект Обсерватории, Четырнадцатый квартал, Париж, 23 апреля, 23:54

Она не могла пошевелиться — руки были связаны за спиной, а лодыжки примотаны к ножкам стула. Беспокоило то, что ей не заткнули рот, только завязали глаза. Это был очень плохой знак. Значит, их не беспокоит то, что она может позвать на помощь. Значит, они уверены, что никто ее не услышит. Надеяться можно только на себя.

Она слышала голоса, но не узнавала язык. Корейский? Японский? Тайский? Что-то вроде того. Люди Майло? Он узнал, что Анри помогает им? Внезапно кто-то сорвал повязку с ее глаз.

— Проснулась. Хорошо.

Моргая, она увидела двух мужчин-азиатов, стоявших по обе стороны от телевизора, на экране которого мельтешили помехи. Левый — приземистый, коренастый, одетый в черный костюм — был абсолютно лыс. Не было ни ресниц, ни бровей, а на лице была хирургическая маска, и все это делало его облик каким-то инопланетным; он казался одновременно крайне удивленным и абсолютно лишенным эмоций. Кожа казалась бледной, словно восковой. Мужчина справа был на несколько дюймов выше и, даже несмотря на квадратный череп и рваный шрам на переносице, выглядел более обычным. В его руке порхал нож-бабочка — вороненое лезвие ни на мгновение не замирало на месте.

Дженнифер, разумеется, понимала всю наигранность сцены, но не могла не признать, что прием сработал — она испугалась.

— Кто вы? — проговорила она, обнаружив, что горло страшно пересохло. — Чего вы хотите?

— Смотри, — сказал мужчина с ножом, кивнув кому-то за ее спиной.

Внезапно на экране телевизора возникло искаженное от ужаса лицо Бессона. В кадре появились две пары руке отсутствуюшими мизинцами — одна пара держала деревянную ложку, вторая — банку с краской. Красной эмалевой краской. Дженнифер отвернулась, но ее тут же схватили за волосы и резко дернули, заставив смотреть на экран. Она зажмурилась, но вид выпученных глаз и посиневших губ Бессона словно отпечатался на внутренней стороне век. Дженнифер почувствовала, что ее начинает тошнить.

— Смотри, — снова раздался голос. — Смотри, или мы вырежем и твои глаза.

Она заставила себя снова посмотреть на экран. Бессон бился в конвульсиях, но она сфокусировала взгляд на точке чуть выше экрана и изображение казалось ей удивительно симпатичным набором цветов и движущихся форм. От хрипов Бессона она попыталась абстрагироваться, думая о том, что только что сказал незнакомец — «Мы вырежем и твои глаза». Возможно ли, что это те же люди, которые убили и изуродовали Хэммона?

Видеозапись кончилась. Экран снова покрылся помехами, наполнив комнату странным светом, как бывает перед грозой. Мужчина, стоявший слева, сделал шаг вперед и заговорил, не снимая маски:

— Пятнадцать лет назад я купил две картины… — Казалось, он тщательно обдумывал каждое свое слово, а потом произносил с неменьшей тщательностью. — Шагала и Гогена.