Книга Убыр - Наиль Измайлов

В комнате скрежетнуло. Дилька проснулась, понял я, втащил в сени корыто, прислонил его к захлопнутой двери и поспешил обратно.

Дилька лежала так, как я ее оставил, – и в этот раз, и вечером. Мне это не очень понравилось, но окно опять заскрежетало. Кот неловко сидел на карнизе и скреб когтями по раме и стеклу. И на дверь, значит, обиделся, дебил черномордый. Я с трудом нашарил потайные крючки, выдернул их, едва не сломав ногти, и с треском распахнул окно, обдавшее меня облаком пыли – очень красивой в лунном свете.

Кот пронзительно смотрел то на меня, то на печку, но в комнату не запрыгивал. Кокетка, извинений, что ли, ждет, или особого приглашения. Глаза у него полыхали сильнее обычного, и не обычным многогранником, а широкой улыбкой. Кино про Алису. Нет, что-то другое. Сейчас вспомню, решил я, бездумно поднимая руку. Сейчас обязательно вспомню. Я поманил кота ладонью, улыбка зажглась шире глаз, я вспомнил – и убыр снарядом улетел к печке.

Он все правильно рассчитал.

Кот быстрый и юркий. Он знает дом, и дома его все знают. Можно успеть цапнуть Дильку, вдохнуть от нее живой силы – а там и со мной разобраться легче будет. В общем, куча достоинств и всего два недочета.

Первый – убыр не знал, что Дилька в платочке, скорчилась и слишком глубоко утонула в подушке – так что подмышка и макушка прикрыты. С ходу не цапнешь, нужна подготовка, а значит, время.

Второй – убыр не знал или плюнул на то, что я, вообще-то, следопыт. Я не знаю, как драться с нечистью, но охота за зверьми у меня в крови. И кровь кипит.

На барсов и рысей обычно охотятся так: или выманивают на жертву, или загоняют на дерево и там расстреливают, добивая дубинкой в нос. Аккуратно, чтобы не повредить шкуру.

У меня не было ни деревьев, ни стрел, и жертв я больше приносить не собирался – зато и на шкуру было плевать. Главное – отшвырнуть зверя от Дильки и воткнуть ему дубовые иглы – не в нос, а в пятку и в сердце. Обязательно в сердце, чтобы убить убыра вместе со зверем, иначе он выскочит и удерет.

Я на самом деле, конечно, всего этого не думал. Я бросился к печке, боясь, что не успею и не разгляжу. Повезло: луна светила ярче телевизора, и четко, как на синем экране, было видно, что кот, самую малость не долетевший до лежанки, сухо брякнулся на скамью, мотнулся задними лапами, ловко подбросил себя прямо за плечо Дильке, стремительно повел носом над ее головой и по-собачьи, песи-песи, задрал морду.

И получил по ней кружкой. Иглу я метать побоялся: навыка не было, мог Дильку зацепить. Но и так нормально получилось. Кот, махнув толстым хвостом, скрылся за Дилькиным одеялом. Я рванул вперед, чтобы он не нырнул под одеяло в надежде погрызть, что попадется. И кот кальмаром кинулся мне в лицо. Молча.

Нырять меня до предков хорошо научили, досылать сопернику в пролетающую челюсть тоже. Я стукнул, крутнувшись на носке, потерял равновесие – и кот тут же кесанул мне когтями руки и живот. От пола он отскакивал как резиновый, а бил словно серпами и насквозь. Я упал на скамью, она с грохотом опрокинулась, я тут же вскочил. Кот метнулся на подоконник, сбив на пол гулкий горшок с геранью.

Очень хотелось убедиться, что руки с животом еще на месте и не заливают пол толстой струей. Вместо этого я присел и выдернул наконец из пояса иглы, которые ухватил так, чтобы из кулака выглядывало с полпальца.

Инстинкты – не знаю уж, звериные или нечистые – сыграли. Кот с треском взлетел по занавеске на деревянный карниз, скользнул по нему, как пожарный, метнулся через полкомнаты на свисавшее с потолка тележное колесо и спикировал мне на затылок.

Шея – самый уязвимый из открытых участков человеческого тела. Спереди кадык и гортань, по бокам артерии, сзади хрупкие позвонки и край черепа. Повреждение любой из этих деталей может убить. Дикая кошка – рысь, барс, тигр, не важно – стремится порвать все сразу.

Кот стремился к тому же. А я был готов.

Когда размазанная клякса ударила в качнувшееся колесо, я вжал подбородок и прикрыл затылок кулаками почти как в глухой защите – и тут же с силой отсалютовал иглами над головой. По башке и рукам будто наискось стукнули пылающей доской – и мои иглы эту доску проткнули. Тяжесть на плечах неровно дернулась, пытаясь соскочить, но я свел руки и по дуге прижал их к полу. Кота к полу прижал.

Он махал когтями и страшно щерился, беззвучно и оттого еще страшнее. Но сделать ничего не мог: одна игла воткнулась ему под шею, другая под живот. С такого гриля не соскочишь. Вот я садист, подумал я растерянно, но тут кот с хрустом выкинул голову, чтобы отгрызть мне пальцы, и в его глазах криво улыбнулась луна.

Всё.

Я прижал котову голову локтем, в который он немедленно вгрызся, очень больно даже сквозь два рукава. Я стиснул зубы, выдернул иглу из мягкого и почти не мокрого живота и сжал зубы еще сильнее, потому что кот тут же всадил когти задней лапы мне в грудь. Ну и молодец, подумал я, и неловко ткнул иглой в кошачью пятку.

Кот выгнулся, брякнул задними лапами об пол и затих.

Умер раньше срока, что ли, испугался я и чуть отстранился, перехватывая его поудобнее. Нет, кот был жив. За тонкими ребрами, которые я теперь придавил, стучал игрушечный автомат. И кот смотрел на меня. Отчаянно смотрел. Нет, яростно. Нет – то так, то эдак.

Луна прильнула к самому окну и накрыла всю комнату блестящим целлофаном. В серебристом сиянии хорошо было видно, как на каждом коротеньком вдохе шестигранник в кошачьих глазах плющится в безгубую пасть и обратно.

Да плевать, подумал я, выдернул иглу из мягкого плеча и замахнулся, чтобы проткнуть сердце убыру. Вернее, коту, который пустил в себя убыра. Того самого убыра, который доедал моего папку, превратил в ведьму мою мамку, готовился сожрать мою сестру и почти убил меня. Я его долго ловил, и медлить из-за того, что жалко какого-то малознакомого кота, просто тупизм. Я вообще кошек ненавижу.

Прости, сказал я беззвучно и замахнулся еще раз.

Кот зажмурил глаза, в которых не было уже никакой ухмылки – был только дурацкий шестигранник за дурацкой вертикальной щелью.

Козел, сказал я беззвучно кому-то, опустившему руку, собрался с силами, замахнулся еще раз и заплакал. Давай, что как баба.

Щас, соврал я, уже понимая, что вру. Щас-щас.

И выдернул иглу из пятки.

Вместе с ней из кота словно выдернулась какая-то пружина. Он подпрыгнул, выгнувшись, и за ушами вспыхнул фиолетовый шар, метнувшийся вроде в печку. Я почти вслепую и не соображая, что делаю, метнул вслед иглу, тут же вторую. В печке беззвучно взорвались сто сварок, и я ослеп окончательно.

Это не помешало мне проворно отползти в угол под Дилькиной лежанкой, выдернуть из пояса еще пару игл и ждать с ними на изготовку – нападения или возвращения зрячести. Если они случатся.

Нападения не случилось. Глаза стали различать кое-что минуты через полторы, как раз к началу скрипа. Я проморгался, по стеночке отошел к двери и осмотрелся. Скрипел кот, неуклюже шевелившийся в центре комнаты. Видимо, плакал так. Больше никого не было ни на полу, ни в печке. Иглы там были, да – сильно обугленные.