Книга Миллион в кармане - Андрей Дышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Успела исповедаться батюшке. Сказала, что умирает спокойно, потому что отомстила за мать. Еще сказала, что Курахов пристрелил Олега. Еще хотела что-то сказать про Ольгу, жену его, но не успела…
Батюшка взял себя в руки. Он уже не скулил, глядя на луну. Он выполнял свой последний долг, и мы слышали его ровное и спокойное бормотание и видели, как он склонял голову к телу Марины и крестился.
– Нельзя здесь его оставлять, – сказал Влад. – Медведь в самом деле может вернуться.
– Идите, – сказал я. – Я побуду здесь.
Влад колебался мгновение, затем протянул мне «макаров».
Лада оставалась со мной всю эту тяжелую и холодную ночь.
Я исчерпал лимит последних сил, которые смог выплеснуть мой организм в критические минуты на дне ущелья. Ранение пошло в наступление. Лада, осматривая утром мою руку, морщила лоб и качала головой.
– Пятна какие-то нехорошие пошли по всей руке, – сказал она. – И гематома разрослась.
В аптечке, которую мы прихватили с собой, закончился бинт, и перевязывать пришлось старым бинтом, влажным и в бурых пятнах крови.
Избавившись от байдарок, мы избавились от четырех тяжелых тюков, и все же вещей еще оставалось много. Влад единолично нес рюкзак с сокровищами, Лада – свою сумку, Анна – свою, а батюшка помогал идти мне.
Когда мы выбрались из ущелья, я едва переставлял ноги. Кажется, у меня начался жар, и в этой ситуации, может быть, стоило бы сказать правду о своем состоянии, но я же на все вопросы о своем самочувствии отвечал одно: не знаю, вскрытие покажет.
Через лес мы добрались до шоссе, ведущего в Межгорье. Влад предлагал не «светиться» на трассе и пойти через лес пешком, но Анна, догадываясь о моем состоянии, убедила его, что время играет против нас и разумнее добраться до Ворохты на попутке. Она вместе с Ладой принялась голосовать, а мы легли в траву, наблюдая за девушками из-за кустов.
– Стоять!! – услышали мы за своей спиной окрик, а вслед за этим металлический лязг пистолетного затвора. – Руки наверх!
Влад издал какой-то звук, отдаленно напоминающий матерное слово. Мы медленно подняли руки над головой, еще не понимая, насколько серьезна ситуация. Батюшка не успел встать и, сидя на земле, руки не поднял, а прикрыл ими голову, словно сверху на него начали сбрасывать шишки. Краем глаза я заметил, как обыскали Влада и вытащили из-за пояса «макаров». Затем те же руки прошлись по моему телу и сильно сдавили перебинтованное предплечье. Я взвыл от боли.
– Кругом!! – скомандовал голос.
Мы повернулись. Перед нами стояли два мужика, направив стволы пистолетов нам в глаза. Одного из них я сразу узнал – тот самый усатый, с которым мы встречались в особняке Олега. То, что этот человек был мне знаком, почему-то меня обрадовало, хотя радоваться, собственно, было нечему.
– Здорово! – приветливо сказал я. – Ты чего нас так пугаешь?
– Здоровеньки булы! – ответил усатый тоже вполне доброжелательно. – Да я вас не пугаю! Просто до нас дошли неприятные сведения, что вы расхищаете народное достояние незалежной Украины. Наверное, брешут, так?
Его глазки лукаво блестели. Он косился на рюкзак Влада.
– Что у вас тут? Грибы-ягоды?
– Золото и алмазы, – ответил Влад. Лицо его напоминало печеное яблоко. Он взглянул на меня и признался со вздохом: – Какие же мы с тобой козлы!
Нас подвели к обрыву, приставили спинами к соснам и связали руки так, что сбежать мы могли только вместе с соснами. Усатый опустил рюкзак, развязал горловину и, просунув руку внутрь, долго ковырялся там. Затем, выудив горсть монет, поднес ладонь к лицу. Зрачки его вспыхнули желтым огнем. Его напарник, ошалев от увиденного, перестал хихикать и схватился за голову.
– Цэ що?.. Цэ що, Микол?.. Да стiльки грошiв менi на все останне життя досить…[11]
– Так и знал, – сказал усатый. Ему уже было нелегко шутить. Он высыпал монеты в сундучок. Заводя себя, краснея прямо на глазах, он произнес: – Пытались похитить национальное достояние незалежной Украины. Знаете, что вам за это полагается? Высшая мера. Расстрел на месте.
Я увидел между деревьев людей. Еще надеясь на что-то, я молил бога, чтобы усатый с напарником не обернулись. Но это оказались их сообщники. Еще одна пара незнакомых мужиков привела к нам под конвоем Ладу и Анну. Руки девушек были связаны то ли полотенцами, то ли обрывками одежды. Одна щека Лады неестественно пылала, похоже, ей успели влепить пощечину. Девушек связали между собой и заставили опуститься на колени спиной друг к другу. В этой лесной глуши не было никого, кто бы мог нам помочь. Наша песенка была спета.
Влад заерзал, задвигал руками, словно пытался перетереть веревку о кору дерева. У него сдавали нервы.
Влад с отчаянием взглянул на меня. Мне было наплевать на его чувства. Я проклинал себя за то, что ввязался в эту историю и взял с собой Ладу. Рука полыхала огнем, и я был лишен возможности даже поменять положение.
– Один из нас ранен, – сказала Лада, не поднимая головы. – Отпустите хотя бы раненого.
Мы думали друг о друге одновременно.
– Так сейчас вы все будете раненые! – прижимая ладони к груди, ответил усатый. – Всех, что ли, из-за этого отпускать?
– Тогда батюшку! – крикнула Лада. – Отпустите священника! Какого черта он вам нужен?!
Клянусь, был бы я последним мерзавцем, но после такого душераздирающего крика непременно отпустил бы батюшку, да еще отсыпал бы ему золота. Усатый лишь нервно сплюнул под ноги и, словно оправдываясь, тоже в повышенном тоне ответил.
– Видите ли, – произнес он, прохаживаясь вдоль сосен, как палач перед виселицами. – Я бы оставил вас здесь, выпутывайтесь, как хотите. Я бы подарил вам жизнь. Но дело в том… – Он вдруг вскинул голову, пристально посмотрел на Влада, потом на меня, скользнул взглядом по батюшке и девушкам. – Дело в том, что я вас боюсь. Если вы сумели обыграть самого Ковальского, то меня вы уж точно из-под земли достанете. А я хочу жить богато и счастливо.
– Отпусти!! – завопил Влад. Он так раскачивал сосну, что сверху стали сыпаться шишки. – Не бери грех на душу!! Отпусти нас!!
Я даже не испытывал жалости к Ладе, Анне и батюшке. Мне было ровным счетом наплевать, как скоро нас пристрелит эта замусоленная местная мафия, которую когда-то при жизни так сильно напугал Ковальский. И когда вдруг тишина лесной чащи взорвалась от оглушительного треска оружия, я даже не вздрогнул, даже не пожалел о том, что моя непутевая жизнь заканчивается так резко, так глупо, и даже почувствовал облегчение, что сейчас, через мгновение, в мое тело вонзятся пули, и эти сосны, этот крутой берег, это синее небо, которое подпирают величественные кроны, станут уже иным миром, в котором меня уже нет и никогда не будет… Но проходило мгновение, второе, третье, а я продолжал слышать автоматную дробь, короткие щелчки выстрелов, визг пуль, которые рвали в щепки смоляные стволы сосен и рикошетом уходили в сторону, и сердце мое продолжало биться, и я дышал, и мыслил, а значит, существовал в этом мире.