Книга Спаситель по найму - Алексей Фомичев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сурте! Ты вправе получить головы детей, если их казнят. И их обувь, если их увезут.
Обувь – знак разрыва с племенем, ухода. Обычно обувь оставляют те, кого изгоняют или кто уходит добровольно навсегда.
Женщина сдвинула с лица взмокшие пряди волос и посмотрела на сыновей. Потом перевела взгляд на того, кто лечил ее дочь вчера. Если и молить, то его. Но простит ли он? И какой выкуп потребует?
Наемники стояли рядом с перевозчиком и следили за развитием представления. Еще ночью был выработан план действий и обговорены все пункты. Сейчас пришла пора реализовать замысел. Время выступать Вильдергу.
Перевозчик поймал взгляд Кира, едва заметно кивнул и выступил вперед.
– Вождь Туун, признаешь ли ты наш суд над преступившими закон?
– Признаю, – отозвался тот, следуя правилам.
– Признаешь ли ты наше право на жизни этих людей?
– Признаю право и не буду чинить препятствий!
– Позволишь ли судить здесь и сейчас?
– Позволяю, – в третий раз ответил Туун ровным голосом.
Давненько не было подобного судилища в племени. И никогда раньше не судил степняка чужак. Вождь крепко держал племя в руках и не боялся бунта. Но все же ему было не по себе. У Сурте есть родня, причем богатая родня. Она может затаить зло и когда-нибудь припомнить ему казнь братьев.
А спасти преступников силой, значит, пойти против бека, который категорически запретил трогать караваны и жестко поддерживал законы в кочевье. Да и среди своих будет много недовольных. Вот и думай как быть!
Вильдерг подошел к Сурте и, пристально глядя ей в глаза, спросил:
– Признаешь ли ты, госпожа Сурте, нашу власть над жизнью твоих сыновей?
Боги знают, чего стоило женщине сохранить рассудок и ответить:
– Признаю…
– Примешь ли наш суд и не станешь мстить за него?
Сурте провела рукой по лицу, вытирая слезы, и выпрямила насколько возможно спину. Голос ее стал мертвым.
– Принимаю и не стану мстить.
По знаку Вильдерга Мирт вытащил из ножен саблю и встал за спинами братьев. Сурте побледнела как снег и потянула руки к горлу.
Вильдерг дождался, когда стихнет негромкий ропот среди степняков, и сказал:
– Люди, которых пришли убить твои сыновья, не хотят их крови. Но один из них хочет, чтобы ты, госпожа Сурте, отказалась от желания выдать за него дочь. Ты согласна?
Сын – огромное богатство любой матери, и вдвойне богатство для матери-степнячки. А жизни двух сыновей стоят во много раз больше, чем какая-то там свадьба дочери. Так что ответ Сурте перевозчик и наемники знали заранее. Но должны были довести спектакль до конца.
– Я согласна! – выкрикнула Сурте, протягивая руки к Вильдергу.
Тот покачал головой.
– Скажи это правильно!
Сурте, на лице которой возник слабый румянец, повернулась к вождю и во весь голос произнесла формулу отречения:
– Отказываюсь выдать дочь свою Канашию за чужеземца добровольно!
– Быть по сему! – отозвался обрадованный Туун.
Он хоть и ждал чего-то подобного, но до конца не был уверен.
Вильдерг обернулся и кивнул Мирту. Капрал взмахнул саблей и двумя ударами рассек путы на руках пленников. Потом сорвал с их голов тряпки и дал каждому по пинку.
Уже простившиеся с жизнью братья подбежали к матери и бухнулись ей в ноги. Та, онемевшая от счастья, смотрела на них и комкала в руках платок. По ее лицу текли слезы…
Через полчаса караван вышел со стойбища. Довольный вождь тепло простился с Вильдергом и пообещал, что на обратном пути уступит перевозчику шкуры драконов задешево.
Вильдерг сказал об этом наемникам и посмеялся:
– Все оказалось к лучшему. Вы сберегли деньги, а я получил выгодную сделку.
– Ну да, если не считать истраченных нервов, – буркнул Кир.
– За науку надо платить, – высказался Герман. – Впредь будем умнее.
– Да уж, – улыбнулся Вильдерг.
– Все! Больше никаких добрых поступков! – клятвенно заверил Кир. – Пальцем не шевельну, даже если на моих глазах вся Степь вместе с женщинами и детьми провалится сквозь землю!
Вильдерг кивнул:
– Разумно. Это серьезный урок.
– Да, – добавил Герман. – За добро платят добром только в книгах и в детских фильмах. В жизни все иначе.
Перевозчик насчет фильмов ничего не понял, но смысл слов уловил верно. И философски заметил:
– Жизнь – штука сложная.
Оазис Барбанда – огромное зеленое пятно на коричнево-сером фоне песков и выжженной земли с редкими малорослыми кустарниками и блеклой травой.
Граница между оазисом и Степью настолько резкая, что выглядит искусственной. Трава по щиколотку, кустарники в рост человека, а кроны деревьев легко скроют целый взвод.
Небольшой лес, две рощицы, разделенные озером, несколько больших полей, засеянных зерновыми, пастбища. Все это перерезано руслом узкой, но глубокой реки.
Посреди этого великолепия стоит центральная крепость поселенцев. Судя по виду, крепость возводили на месте какого-то гигантского строения. Стены высотой до десяти метров сделаны из темно-серого металла.
Видимо, древнее строение просто приспособили под крепость, все надстройки и башни сделаны из обычного камня.
Кроме центральной есть еще три малые крепости, стоящие у границы оазиса возле дорог. Они тоже каменные.
Все это богатство принадлежало поселенцам – оседлым степнякам, сумевшим отстоять свои владения в многочисленных сражениях с соседями. Богатый водой и флорой клочок Степи манил кочевников со страшной силой, но все попытки захватить его были отбиты не менее воинственными поселенцами.
В оазисе жила община численностью около шести тысяч человек. И каждый взрослый здесь, независимо от пола, носил оружие и был готов занять свое место на крепости, чтобы отразить нападение врага.
По прихоти природы над оазисом почти всегда светило солнце, а редкие тучи приносили настоящие дожди, без песка и камней. Зимой температура не падала ниже нуля, а летом не бывало особенно жарко.
В водоемах водилась рыба, поля давали неплохие урожаи кукурузы, овса, ржи. Сады дарили фрукты, на возделанных участках росли овощи и зелень. В лесу была птица и мелкая живность. Размеры оазиса позволяли содержать домашнюю скотину и птицу – это мясо, молоко, шерсть, кожи.
Поселенцы вели торг с кочевниками, а через перевозчиков – с Хартеменом. Словом, жили небедно.
Путь от стойбища Аламаст до Барбанда прошел без приключений и осложнений. За все время не видели ни одного кочевника, Степь будто вымерла. Это радовало и тревожило одновременно. Ждали внезапного налета, засады. Но повезло.