Книга Падальщик - Александр Авраменко

— Море кипит!

Взгляд на залив, заставленный ржавыми остовами кораблей, и верно — поверхность моря кипит, но тут взмывает в воздух серебристое тело, с шумом и плеском, рассыпая столб искр, снова уходит в глубину. И не верящий собственным глазам голос:

— Рыба…

А солнышко в вышине всё ярче и ярче. И вот уже кое-кто начинает стаскивать с себя тёплые куртки и шубы, оставаясь в лёгких свитерах и рубашках, а зелени вокруг людей всё больше и больше. А те, кто ушёл с островитянином защищать родную землю и близких, стоят, рассыпавшись по всей площади, и улыбаются, но каждый видит, что воины изменились. Спокойствие и непоколебимая уверенность на их лицах, сила в их глазах, и мощь, исходящую от людей, ощущает каждый. И словно частичка их силы переходит от человека к человеку, стирая всю озабоченность и обречённость, превращая слабый лучик надежды на лучшее в знание будущей победы… Да, предстоит жестокая и кровавая битва. И не одна. Но они уже знают главное. Победа будет за ними. И навеки уснёт вечным сном извечный враг… Там, за круглыми шапками сопок, далеко-далеко, в середине моря, светлый сияющий столб энергии, исходящий из Храма Ариев, течёт к небесам, очищая их от морока змеелюдов, омывая саму Землю…

Неслышимая человеческому уху команда, отданная мысленно, и мгновенно на площади возникает плотная коробка строя. В центре — вождь, Михаил. Он вскидывает свои руки к небу, перекрещивая их сложным приёмом. По краям его — воины, образующие две длинные шеренги. Края шеренг смыкаются, поскольку каждый из тех, кто стоит в строю, кладёт руку на плечо своего брата. Замкнут круг, и последние двое опускают свои ладони на плечи вождя. Миг, ничего не происходит, но вдруг все ощущают нечто… Могучее, запредельное, превосходящее то, что может представить себе человек. Едва заметно, но ощутимо, вздрагивает земля. Казалось, что сопки, вечный камень вздохнул. Совсем как человек. Едва слышный гул возникает в тишине. Сияние. Оно окутывает строй воинов, затем поднимается ввысь. Но недалеко. Вот оно, буквально над самыми головами, касается рук Михаила, скрывая его ладони, поднятые вверх в своём белом свете. Всё сильней и сильней становится свет. Кое-кто начинает жмуриться от невыносимого блеска, пронизывающего, казалось, насквозь всё тело. Некоторых охватывает страх, но глядя на спокойные лица воинов, среди которых их мужья, сыновья, братья и отцы, люди успокаиваются. А сияние начинает приобретать физическую форму. Гигантская шайба. Она начинает вращаться. Вначале медленно, потом всё быстрей и быстрей. Гул исчезает, сменившись свистом рассекаемого воздуха. Развеваются волосы, трепещут воротники рубашек и подолы платьев. Миг, сверкающий диск поднимается ввысь, некоторое время висит неподвижно, всё увеличивая свою скорость вращения, затем вдруг срывается с места и, набирая скорость, исчезает вдалеке. Новая мысленная команда, и строй воинов меняет свои места, по-прежнему не разрывая своей связи. И снова светящаяся фигура уносится вдаль, туда, откуда идёт армия вторжения, орда змеелюдов. А потом вождь мягко снимает со своих плеч руки братьев, и те делают шаг назад. Руки вновь поднимаются к небесам. Михаил что-то шепчет, но никто не слышит слов, срывающихся с его губ… Раскалывается небо, тысячи молний устремляются к земле, бьют в неё. В воздухе возникает столько озона, что ощущается даже кислый привкус на губах. Руки вождя опускаются, он сводит ладони перед собой. Словно искра проскакивает между руками, и воздух вспыхивает… Но огонь послушно уходит к небу, набирая силу всё больше. Слышен рёв гигантского пламени, небесного пожара… Исполинских размеров огненная стрела распарывает небо, и даже отсюда, за добрую тысячу километров, виден огненный всплеск…

…Стоящий на краю площади старик, с развевающейся по ветру седой бородой, шепчет про себя строки из древней книги:

— И тогда пустил Рама стрелу необозримой силы, и распалось тело его на пять основных естеств… Он — Бог! Бог!!!

Но его не слышат. Полубезумного старика, чудом выжившего доцента местного института. Для всех, кто собрался здесь, на городской площади, отныне подобная сила так же естественна, как есть, спать, пить. Они все — арии. Истинное человечество. Владыки этой планеты. И не позволят больше отродьям нагов-змеелюдов пачкать их мир своим присутствием. И не стоит бояться простому народу, живущему на Земле, северяне сильны. А истинно сильный не позволит себе обидеть слабого. Защитит. Поможет. Но не обидит. Не нужно бояться и тем, в чьих жилах течёт кровь врагов. В этом нет их вины. Как нет и вины их родителей. За миллионы лет оба племени смешались настолько, что стали одним человечеством. Арии не станут убивать безвинных. До того момента, пока те не осознают, что они — змеелюды. Но этого не случится. Потому что сейчас последний из Посвящённых в тайну Ахава, верховного Нага, пылает в небесном огне, призванном их врагами, как и вся его армия… А Михаил, истративший себя всего, без остатка, мягко опускается на потрескавшийся асфальт городской площади, и рвущая камень трава, пробивающаяся к свету, бережно окутывает его коконом, скрывая под собственной сочной зеленью…

Незаметный человеку миг, и за тысячи километров от площади северного города лопается стена мрачного подземелья, по колено наполненного человеческой кровью. Из пролома выскальзывает человек. В обычном армейском камуфляже. В высоких ботинках. В его руках два узких изогнутых меча. Мрачный плеск тяжёлой вязкой жидкости, и короткий возглас. Падает в алую жидкость тяжёлая капля с потолка, и эхо разносится в глухой тишине, возвращаясь и падая вновь и вновь. В голосе нет страха. Только отвращение. Вокруг — мёртвые тела. Женщины. Дети. Старики. Изуродованные, разорванные на части. Значит, всё же он не успел… А темнота вдруг разрывается шипением гигантского змея. И послушно вспыхивают алые глазницы людских черепов, вмурованные в стену. Человек настораживается, его оружие наготове. Слышится шуршание и плеск, нечто огромное приближается к воину из мрака. Настолько густого, что можно потрогать его рукой… Вспыхивают три гигантских глаза, рассечённые вертикальным зрачком. Воистину, подобного змея не видел никто из живых…

— Ты… Презренный… Арий…

Шипение, режущее ухо, рвёт тишину вечного мрака, едва освещаемого алыми глазами пустых глазниц.

Человек молчит, лишь мечи в его руках начинают описывать круги. Вначале медленно, потом всё быстрее и быстрее, пока не превращаются в два сверкающих круга, издающих слабое гудение… Молниеносный выпад тупой морды с раздвоенным языком бьёт в пустоту, ибо человека уже нет на прежнем месте. Сочно хлюпают брызги крови по стенам. Разочарованное шипение, в котором нет ничего, кроме безграничной ненависти и злобы. И вдруг словно куском пенопласта проводят по стеклу — боль! Безграничная боль! Человек вспарывает бок исполинского змея, и тот визжит от боли. Разворачивается в мгновение ока, но снова удар приходится в пустоту. И опять визг. И опять… Непрерывные удары следуют один за другим, змей не знает усталости. Человек непрерывно уворачивается, нанося ответные удары. Чешуя на чёрно-жёлтых боках пробита. Нежная кожа свисает клочьями. Сквозь раны течёт густая жёлтая жидкость — змеиная кровь. Она не смешивается с людской, а всплывает на багровую поверхность большими каплями. Змей уже не может визжать, он бережёт свои силы. Но уже видна обречённость в трёх глазах, не так быстры его движения. Но и человек устал. Вздымается его грудь, чуть медленней движения. Но змей напрасно пытается подловить воина. Прыжок, и мечи вспарывают нежное горло, наг словно спотыкается, замирает на месте, и его морда рушится в кровь людей, вздымая её волной. Человек медленно подходит, он настороже — верить змею нельзя. Это истина, полученная вместе с очищением. И верно, пасть чуть приоткрывается, раздвоенный язык быстрее молнии устремляется к воину, и… Отлетает, отсечённый молниеносным движением… Булькает жёлтая вязкая жидкость во рту нага. Он пытается вновь вскинуть голову и раздавить осмелившегося противостоять ему… Тщетно… Узкое изогнутое лезвие пробивает зрачок среднего глаза, второе — рассекает чешую, словно лист бумаги, и гигантское обезглавленное тело бьётся в кровавых волнах, обезглавленное чистым ударом… Человек замирает на месте, с презрением глядя на жуткое существо, потом усмехается и бросает короткую фразу: