Книга Воин Островов - Дебби Маццука
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сирена посмотрела на него и почувствовала, как на глаза навертываются слезы. В ее груди опять что-то заломило, горло саднило. Сирена вдруг почувствовала, сколько страха сейчас в ней. Эйдан повернулся и обнял ее.
— Не беспокойся, Сирена, — сказал Эйдан. — У нас все будет хорошо.
«Не может не быть. Если с Эйданом что-нибудь случится, я не переживу».
Эйдан вытер слезу со щеки Сирены, взял ее за подбородок и крепко поцеловал.
— Только сейчас тебе лучше успокоиться. А то я вынужден буду остаться, и мы не сделаем дела.
Его слова оказали на Сирену успокаивающее действие, и спустя мгновение ее слезы высохли.
Эйдан посмотрел на Нуй. Меч горел красным.
Скрытые холмом от замка, несколько человек во главе с Сиреной ютились у небольшого костерка, который почти не давал жара, и вечерний холод начинал пробирать до костей. Сирена плотнее запахнулась в плащ и посмотрела вперед. Сам Коннор, который первым вызвался стоять на часах, был отсюда не виден, его выдавала лишь длинная тень от заходящего солнца. Сирена, Джон Генри, Дэвид и его приятель, с которым она так и не познакомилась, ждали за холмом.
Над пиками замка неторопливо поднималась полная луна. Сирена огляделась. Напротив нее, с другой стороны костра, сидел Дэвид и о чем-то тихо беседовал с товарищем. Сирена то и дело чувствовала на себе его пронзительный взгляд. Она убеждала себя, что он человек Урсулы, а не Джариуса, и потому не опасен. Да и то он всего лишь слуга, а слуги редко когда выбирают, кому служить.
Вот стихли последние самые тихие разговоры, и первозданную тишину нарушали лишь потрескивание огня да щебет ночных птиц. Сирена внезапно почувствовала, как напряжение последних дней сковало ей плечи. Ожидание всегда было самой трудной частью сражений.
Рядом с Сиреной присел на бревно Джон Генри. От нечего делать он подобрал прутик и бросил его в огонь. Потом еще и еще. В затухающем костре сухие прутики вспыхивали, как свечки.
Крак, крак, крак…
Сухие щелчки нещадно били по натянутым до предела нервам Сирены, ей хотелось крикнуть, заорать на Генри, но она сдерживала себя, понимая, что он тоже нервничает.
Джон резко поднялся на ноги.
— Все, не могу больше! Сколько еще ждать? — спросил он Сирену.
Свет походного костра бросал глубокие тени на его худое лицо, и от этого оно казалось еще более худым.
— Недолго, — ответила Сирена. — Посмотрите, луна уже почти взошла.
С другой стороны костра Дэвид спокойно кивнул в знак согласия. Казалось, что он что-то знает. Или у него были другие причины не волноваться?
— Не переживайте за леди Гамильтон, — сказала Бесс. — Она сильная, она справится.
Джон Генри остановился, сел на бревно и накрутил на палец пшеничный локон.
— Да, она сильная, — произнес он. — Я жалею о том, что не сказал ей о своей любви, когда мы виделись тогда… в последний раз…
Его голос затих. Помолчав, он встал и пошел к лошадям.
— Жаль его, — тихо проговорила Бесс.
Сирена ответила не сразу, поскольку задумчиво смотрела вслед Дэвиду и его приятелю, которые направились за Джоном.
— Да, жаль.
Ей было действительно жаль человека, любимая женщина которого могла погибнуть, так и не узнав о его чувствах. Меньше всего ей хотелось бы такого для себя, и она дала себе слово, что признается этой же ночью Эйдану в любви.
Внезапно из темноты появился запыхавшийся Дэвид.
— Пойдемте скорее, миледи, с лордом Гамильтоном что-то случилось! — выпалил он на ходу.
Сирена вскочила с бревна и помчалась за ним. Они пробежали мимо лошадей, и Дэвид указал в тень, где Сирена разглядела лежавшего на земле человека. Он задыхался. Сирена опустилась рядом с ним на колено, положив рядом меч.
— Лорд Гамильтон, что с…
Он обхватил ее руку. Она всматривалась в выпученные глаза Генри, который хотел ей что-то сказать.
— Отравили, — прозвучал его слабый голос, больше похожий на шепот.
— Сирена, сзади! — раздался вопль Бесс.
Сирена обернулась и увидела в мертвенном свете луны горящее злобой лицо Дэвида. В руке он держал ее меч.
— Готовься к смерти, — произнес он.
Сирена сделала выпад и обхватила колени Дэвида. Уже в падении он бросил меч куда-то за спину.
— Кинжал! Возьми! — успел он крикнуть приятелю и, обхватив Сирену, упал на спину.
Когда Сирене удалось избавиться от его захвата, его приятель уже бежал с мечом к черному жеребцу, стоявшему наготове. Он прыгнул в седло и спустя мгновение исчез в ночи.
Подбежал Коннор, пока еще не понимая, что происходит.
— Сигнал, леди Сирена!
Воспользовавшись замешательством, Дэвид сунул руку в карман, и в руках у него блеснула полоска стали.
— Вам не догнать его!
— Ловите, миледи! — крикнула Бесс и бросила ей меч Джона Генри.
Сирена широким взмахом перерубила шею Дэвида, и тот повалился на траву. Меч окрасился красным, и Сирена вытерла его о траву.
— А вы разве за своих товарищей не мстите? — спросила она Коннора, когда тот удивленно посмотрел на нее.
Тот судорожно кивнул в ответ и сказал лишь: «Сигнал!»
Сирена и предположить не могла, что все будет развиваться так быстро. Эйдан поручил ей беречь его людей, а Иский передал на хранение меч Нуады. Она не смогла сберечь ни того, ни другого. Она ощутила стеснение в груди.
«Дыши, ты же воительница, ты знаешь, что делать!» — приказала она себе.
Но как без меча она могла быть воительницей? Без него она была просто принцессой Сиреной — без магии, власти и силы.
Словно в ответ ей вспомнились слова Иския: «Все это идет отсюда». И маг театральным движением указывал на голову и сердце. «Все необходимое вы носите в себе». Перед внутренним взором Сирены проплыло лицо Эйдана, его красивое улыбчивое лицо. Ведь это он тогда сказал ей, что Нуй отражает ее настроение, а не наоборот, как она думала. Что сила меча — это на самом деле ее сила.
Сирена собралась с духом и направилась в сторону Коннора и еще двух мужчин, которые наблюдали за замком.
— Надо идти за ним, он определенно поедет дальней дорогой, а мы — напрямик.
Сирена опустилась на колено возле умирающего Джона Генри. Тот сжал слабеющими пальцами ее запястье.
— Передайте Эйдану, что там есть подземный ход…
Джон на мгновение умолк.
— Он идет от склепа… от склепа до часовни…
— Я передам ему, берегите силы, Джон, — ответила Сирена, но тот понимал, что ему осталось мало, и потому хотел сказать все.