Книга Подкидыш - Филиппа Грегори

– Ваше преосвященство, эти люди просто заблудились во тьме собственного смятения! – воскликнул Лука. – Они – ваши агнцы; ведите же их к свету, ваше преосвященство! Объясните им, что здесь произошло чудо! Маленький мальчик заблудился в лесу, был воспитан волками и сам стал похож на волка. Но ведь он – и вы собственными глазами видели это, ваше преосвященство, – узнал свою мать! И она его узнала. Кто станет сомневаться, что все дело было именно в присутствии епископа? Здесь, конечно, живут люди невежественные и боязливые, но вы можете прочесть им такую проповедь, которую они запомнят на всю жизнь. Они никогда не забудут того дня, когда к ним в деревню приехал сам епископ Пескары и сразу же произошло великое чудо!

Епископ поднялся и оправил свою сутану.

– Я произнесу перед ними проповедь прямо из открытого окна столовой, – сказал он. – Я сделаю это без подготовки прямо сейчас, пока они все в сборе. Это будет импровизированная полуночная проповедь. И пусть меня хорошенько освещают факелами. А ты за мной записывай.

– Хорошо, сейчас все будет сделано. – И Лука поспешил дать соответствующие указания Фрейзе. Балкон, на который выходили окна столовой, прямо-таки засиял огнями, и толпа, гудевшая от пережитого напряжения и страха, дружно развернулась в ту сторону. Когда внимание деревенских жителей полностью переключилось на епископа, выглядевшего поистине великолепно в своей пурпурной ризе и высоком головном уборе, Фрейзе, Ишрак, Ральф Фейрли и маленький Томмазо потихоньку отперли единственную дверь, ведущую на арену, и пошли вызволять Сару, которая не выпускала из объятий только что обретенного старшего сына.

– Я хочу забрать его домой, – только и сказала она мужу. – Это он, наш сын Стефано, чудесным образом нам возвращенный.

– Да, это он, – ответил Ральф. Слезы так и текли по его обветренным щекам. – Я тоже его узнал. Как только он сказал: «Мама». Я сразу узнал его голос.

Стефано едва мог идти: похоже, ходить на двух ногах он все-таки успел разучиться, а потому все время спотыкался и прислонялся к матери, пристраивая ей на плечо свою грязную косматую голову.

– А может, его верхом на осла посадить? – предложил Фрейзе.

Со спины ослика на всякий случай сняли корзины с «волчьей отравой»; впрочем, в ослиной гриве запуталось еще немало этой травы, да и спина его вся ею пропахла. Сара усадила мальчика верхом, и он даже не вздрогнул ни от прикосновения к «волчьей отраве», ни от ее сильного запаха. Ишрак, стоявшая в сторонке и молча наблюдавшая за этим, коротко кивнула в знак одобрения.

Фрейзе повел ослика в поводу, и вскоре они, поднявшись по старинной каменной лестнице, вышли из деревни и двинулись по извилистой тропе к ферме. Сара шагала рядом с сыном и ласково ворковала.

– Скоро дома будем, – говорила она. – Вот увидишь, ты сразу свой дом вспомнишь! Твоя кроватка точно такая же, как и была, и простынки уже постелены, и подушечка тебя ждет. И твоя куколка – помнишь ее? – по-прежнему лежит у тебя на подушке. За все эти годы я ничего в твоей комнате не изменила. Она всегда тебя ждала. И я всегда тебя ждала, сынок.

По другую сторону от осла шел Ральф Фейрли и заботливо поддерживал сына, чтобы тот не упал; одна его рука касалась маленькой, дочерна загорелой ноги мальчика, а вторая подпирала покрытую шрамами худенькую спинку. Их сопровождали Ишрак, Изольда и Томмазо, младший брат найденыша; за Томмазо по пятам следовал его верный пес.

Ставни и двери в домике были крепко заперты на ночь, но, когда мальчика-волка внесли в гостиную, он огляделся без малейшего страха, щурясь на огонь в камине словно со сна; казалось, он с удивлением вспоминает теперь, что именно здесь когда-то и был его родной дом.

– Ну вот, теперь мы уже сами можем о нем позаботиться, – сказал Ральф Фейрли. – А вас мы с женой от всего сердца благодарим за все, что вы для нас сделали!

Сара, проводив девушек и Фрейзе до порога, со слезами сказала Ишрак:

– Ты вернула мне сына! Ты сделала для меня то, о чем я так долго молила Пресвятую Богородицу, ведь я считала, что только она на такое способна! Отныне и на всю жизнь я твоя должница.

Выслушав ее, Ишрак сделала какой-то странный жест: сложила руки вместе, словно собираясь молиться, и кончиками пальцев коснулась сперва своего лба, затем губ, а затем груди. Затем она поклонилась жене фермера и промолвила:

– Салам. Это как раз ты, а не я совершила великий подвиг. Это у тебя хватило мужества так долго любить его. Это ты жила с горем в душе, все время пытаясь скрыть его от близких людей, но все же сохранив и комнату сына, и все в ней таким, каким оно было прежде. И сердце свое ты сберегла открытым для него. Ты одна не стала обвинять оборотня – хотя вся деревня выла и жаждала его смерти. Ты одна сжалилась над ним. И потом ты, поборов страх, назвала его по имени, хотя была уверена, что стоишь лицом к лицу с волком-оборотнем. А я помогла тебе всего лишь тем, что столкнула тебя в медвежью яму.

– Погодите-ка, – сказал Фрейзе. – Ты столкнула ее в медвежью яму, зная, что она окажется один на один с оборотнем?

Изольда только головой покачала; она, похоже, явно не одобряла поступка Ишрак, однако же ничуть не была им удивлена.

Ишрак повернулась к Фрейзе.

– Да, я это сделала, нарочно.

Ральф Фейрли, одной рукой прижимая к себе жену, а другой – Томмазо, с удивлением посмотрел на Ишрак.

– Как же ты на такое решилась? – спросил он. – Ведь ты очень сильно рисковала – и жизнью моей жены, и своей собственной. Ведь если б ты ошиблась, если бы оборотень напал на Сару, люди растерзали бы тебя на месте. А если бы она умерла от укусов оборотня, тебя не просто убили бы – еще и тело твое выбросили в лес на съедение волкам.

– Я знаю, – сказала Ишрак. – Но в тот момент я была уверена, что это ваш сын, как была уверена и в том, что мне прикажут в него стрелять. Так что оставался единственный шанс спасти его. Ничего другого я придумать не сумела.

Изольда вдруг рассмеялась и нежно обняла подругу.

– На такое способна только ты одна! – воскликнула она. – Лишь ты могла решить, что нет иного выхода, кроме как столкнуть эту добрую женщину в медвежью яму навстречу оборотню!

– Я верила в любовь, – возразила Ишрак. – Я поняла: единственное, что ему нужно, это любовь. И я знала, что Сара по-прежнему любит своего сына. – Она повернулась к Фрейзе. – И ты это тоже знал. Ты знал, что любовь нельзя не заметить, даже если она предстает перед тобой в самом худшем своем обличье.

Фрейзе только головой покачал головой и молча отошел в сторонку.

– Будь я проклят, – пробормотал он, обращаясь к лунным лучам, – будь я дважды проклят, если когда-нибудь пойму, какие мысли могут прийти в голову женщине!

* * *

На следующее утро епископ торжественно покинул деревню в сопровождении своей свиты; впереди ехали священники на белых мулах, а позади – ученые с книгами. Клирики спешно записывали и переписывали произнесенную им накануне чудесную проповедь, посвященную «возвращению блудного сына», которую все сочли поистине образцовой.