Книга Запретные мечты - Дженнифер Блейк

— Я слышал выстрелы, когда был в городе, — кивнул Натан. — Только дело в том, что та скотина, которая так поступила с прекрасной лошадью, скорее всего не станет долго раздумывать, увидев, что сможет сделать нечто похуже с женщиной, которая разъезжает в одиночку, — Я понимаю, но я не люблю, когда мне что-нибудь запрещают.

Натан собрался что-то сказать, но неожиданно задумался. Увидев его хмурое лицо, Сирена вспомнила, как с ней обходился Вард. Неужели это опять повторится, теперь уже с Натаном? Похоже, она ничего не могла сделать в таком положении.

Наконец Натан проговорил:

— И все-таки я настаиваю, чтобы ты ездила в город вместе со мной. Пойми, я говорю так не из эгоизма, я просто волнуюсь за твою безопасность.

— А тебе не кажется, что ты имеешь в виду лишь условности? — Сирена почему-то не могла удержаться, чтобы не поспорить. Взяв бокал с водой, она обнаружила, что у нее трясутся руки, а зубы стучат о его край.

Что скажет Натан, если узнает, что она убила Отто? Назовет ли это счастливым избавлением, как Вард? Или заставит ее заявить в полицию? Сирена уже успела понять, что Натан никогда и ни в чем не преступал закон, и это заставляло ее молчать. Он мог сколько угодно развлекаться на Мейерс-авеню, он мог заводить сколько угодно любовниц, мог взять себе в жены нищенку, но он никогда не рискнет пойти на поступок, не свойственный человеку с его положением в обществе. Он предпочитал, чтобы его жизнь хотя бы внешне соответствовала принципам, принятым в кругу его знакомых, равных ему людей. Сейчас он принадлежал к числу самых крупных золотопромышленников в городе и его окрестностях. И, следуя их принципам, он вполне мог обратиться к властям. Натан мог не только заявить об убийстве, но и обвинить шерифа в халатном отношении к своим обязанностям, в том, что тот позволил, чтобы его супруга стала жертвой нападения, вместо того чтобы этого не допустить. Но даже в этом случае результат все равно получится одинаковый: начнутся допросы, расследование, и, сколько бы Натан ни старался, ее обязательно будут судить. Нет, она не могла сказать ему правду.

— Я, наверное, не понял твой вопрос, — между тем сказал Натан.

— Мне кажется, ты больше беспокоишься о том, что обо мне подумают другие, чем о моей безопасности.

— Но это же просто нелепо!

— Правда? А мне почему-то так не кажется. Сегодня утром я убедилась, что меня, скорее всего, не примут в общество местных матрон, как бы я себя ни вела.

— О чем ты говоришь? — спросил Натан. На переносице появилась складка озабоченности.

Сирена рассказала о встрече с женой местного богача.

— Мне очень жаль, если эта женщина обидела тебя, — сказал Натан спокойно, — но по этой причине тебе все равно не следует сомневаться во мне.

— Они считают тебя своим, а я не принадлежу к их кругу. И этого уже не изменишь.

Сирена с ужасом почувствовала, как к глазам подступают слезы.

— Сирена! — воскликнул Натан, бросив на стол салфетку и вскочив со стула. — Ты так расстроилась? Я этого совсем не ожидал. Обещаю, что все переменится, только не сразу. Тебе нужно появляться в обществе, встречаться с этими людьми, чтобы они смогли узнать и полюбить тебя так же, как я. Даю слово, не пройдет и года, как ты станешь для них чем-то вроде ангела, тобой будут восхищаться, тебя все полюбят, и ты станешь желанной гостьей во всех домах.

Он склонился над ее стулом, дотронувшись до ее плеча, погладил молочно-белую кожу под воротничком платья.

Сирена ответила ему быстрым взглядом.

— Ты, наверное, прав, — проговорила она, сдержав вздох. — Я веду себя так глупо. Я… я просто сорвалась сегодня.

— Это можно понять. Ты так долго болела, сегодня ты устала. Нам нужно получше о тебе заботиться.

— Как ты можешь так говорить? Меня еще никогда так не баловали. — Сирена с трудом изобразила на лице улыбку.

— Ты же знаешь, я хочу сделать для тебя намного больше.

— Натан, пожалуйста… — Сирена почувствовала, что голос его сделался глухим, а пальцы сильнее сжали ее плечо.

— Ты знаешь, как я хочу тебя. Я никогда этого не скрывал. Я обещал, что не стану ни принуждать, ни торопить тебя, но с тех пор многое изменилось.

Он имел в виду возвращение Варда.

— Нет… нет. Ничего не изменилось, — ответила Сирена.

— Я же не дурак, Сирена. Сегодня днем ты поехала в город, вернулась возбужденной. О причине догадаться нетрудно.

— Я не собиралась навещать Варда, если ты это имеешь в виду. — В ее словах не было ни капли лжи.

— Неважно, отчего ты так расстроена — оттого ли, что встретилась с ним, или оттого, что не видела его. Этот человек все еще нарушает твой покой. По-моему, единственный выход — это увезти тебя отсюда. Мне нужно ехать по делам в Денвер, а потом — в Нью-Йорк. Поездка продлится довольно долго — несколько недель. Врачи считают, что ты уже выздоровела и нормально себя чувствуешь. Я прошу, чтобы ты поехала со мной, Сирена.

Вард никогда не просил ее поехать с ним, когда куда-нибудь собирался. Он всегда стремился доказать, что вполне может обойтись без нее. И он вовсе не заботился о ее благополучии.

— Я не знаю, Натан… — начала она.

— В дороге ты не устанешь. Мы поедем в моем пульмане со всеми удобствами…

Сирена стремительно поднялась из-за стола, так что вино из ее бокала пролилось на скатерть. Она смотрела на ручейки бургундского, и у нее подкашивались ноги. Красная жидкость впитывалась в белую ткань, как кровь в простыню. Так же, как той ночью в пульмане Натана.

— Сирена! — простонал Натан с исказившимся от боли лицом, он понял, какую ошибку совершил. Когда-то давно он отправил корзину жареных цыплят и шампанское Варду и его знакомой, которая сопровождала его в поездке в Криппл-Крик, — женщине, которая занимала его комнаты над салуном «Эльдорадо» дольше, чем какая-либо другая, — Сирена, я…

— Не надо, прошу тебя, Натан, — прошептала Сирена, отшатнувшись от стола и от него самого. — Я не могу. Правда, не могу!

— Сирена, — повторил он опять, но она уже выбежала из столовой.

В ее комнате в мраморном камине все еще горел огонь. Сирена подбежала к нему, упала на колени и протянула к пламени дрожащие руки.

Бедный Натан. Он ведь ни в чем не виноват. Ей очень хотелось сделать его счастливым. Она вовсе не собиралась обижать его, но ничего не могла с собой поделать.

Она совершила убийство. Неважно, что ее жертва заслуживала смерти; она убила человека, отняла у него жизнь. Сирена думала об Отто, о том, как он с ней поступил, что говорил, она пыталась убедить себя, что не совершила преступления, что он был ничем не лучше животного, что, возможно, именно он убивал девушек с Мейерс-авеню. Ему, с его огромными ручищами, с его жестокостью и силой, ничего не стоило задушить женщину, избить ее, изувечить. Убийств не было уже несколько недель, но кто мог с уверенностью утверждать, что их не будет вообще? Если женщин убивал Отто, она смогла бы оправдаться перед собой и перед Богом и хоть немного успокоиться.