Книга У подножия Копетдага - Ата Каушутов

их.

— Я один со всеми этими деревьями не справлюсь, — жалобно произнес Вюши. — А куда ушел Нурберды-ага?

— Что же, ты думаешь, он будет тебя целыми днями ждать. У него свои дела есть, он не привык, как ты, попусту терять время.

— Хошгельды, дорогой, — взмолился Вюши, — прости меня. Этого больше никогда не случится. У меня такое сейчас состояние, которое только раз в жизни бывает.

Агроном ничего не ответил, он засучил рукава, взял в руки длинную щетку и сам начал обмазывать известью ствол ближайшей яблони. А Вюши, направив на ветви медный наконечник длинной резиновой трубки опрыскивателя, завертелся вокруг соседнего дерева.

Не переставая работать, агроном внимательно следил за приятелем, то и дело покрикивая на него:

— Где твои резиновые перчатки? Ты что, руки хочешь погубить? Работай тщательнее, гляди — вон ту сторону обошел. Будь аккуратнее.

И каждый раз, когда Вюши наполнял аппарат, Хошгельды сам присутствовал при этой процедуре.

"Первое время обязательно буду следить за ним, — думал он, — а то еще напутает чего-нибудь, не то подсыплет в раствор и погубит деревья".

Но очень скоро агроном убедился, что его помощник отлично знает и соблюдает все пропорции. А Вюши с аппаратом на спине бегал быстро, как перепел, и Хошгельды теперь только подбадривал егр:

— Вот молодец, старайся, дорогой!

Из-под черной шапки Вюши давно текли крупные капли пота, но он не сдавался. Солнце уже перевалило через сады и стояло теперь над пыльной дорогой. Друзья обработали за это время яблоневые, грушевые и алычевые деревья, которые вытянулись стройными рядами, точно на параде, и белая известь, покрывшая их стволы на метр от основания, делала их еще более нарядными.

Наконец Вюши снял со спины аппарат, сел на траву возле арыка и вытер пот с лица.

— Что, устал? — улыбнувшись, спросил Хошгельды.

Вюши, конечно, очень утомился, ведь он сегодня в первый раз вышел на работу. Но признаться в этом ему не хотелось, и поэтому он бодро сказал:

— Нет, ничего. Возможно, когда-нибудь и устану, но пока еще держусь.

— В таком случае, пойдем в абрикосовый сад, а там рядышком и персиковый, — предложил агроном. — А то, может, на завтра отложим, а?

— Как хочешь, — без особого энтузиазма произнес Вюши, — я готов следовать за тобой.

— Ну тогда на сегодня хватит, — решил Хошгельды.

Тут Вюши начал уговаривать его не откладывать работу на завтра, понимая, что агроном уже не изменит своего решения.

Наивная хитрость приятеля рассмешила Хошгельды. Он отложил дело только потому, что Нурберды-ага сам обработал остальные деревья. Он ведь видел, как Вюши, бросив аппарат и ведро, направился к Таджигюль. А когда Хошгельды понял, что разговор у них не минутный, он взял опрыскиватель и ведро, передал все это Нурберды-ага и поручил ему заняться абрикосовыми и персиковыми деревьями.

Когда приятели выходили из сада, им повстречались Покген и Курбанли.

— Уже кончили? — спросил председатель.

— Кончили, Покген-ага, — гордо ответил Вюши.

— Молодцы, большое дело сделали. В этом году червь и близко не подползет.

— Мы, Покген-ага, еще больше бы сделали, да вы вот задержали Вюши, — бросил Хошгельды, украдкой взглянув на приятеля.

Тот залился краской.

— Когда это я задержал его? — удивился председатель.

— Да Хошгельды сегодня целый день надо мной подшучивает, — вмешался в разговор Вюши.

А Курбанли, стоявший в сторонке, разглядывая деревья, произнес:

— Погляди, Покген-ага, каким искусным лекарем садов стал наш В Гоши.

— Как же! — заметил Покген. — Ведь мы для этого и учили его.

Вюши до смерти обрадовался, что разговор перешел на другую тему, но все-таки с опаской поглядел на Хошгельды. Дружелюбно улыбаясь, агроном похлопал его по плечу и сказал:

— Теперь, я думаю, никому не захочется называть. Вюши непутевым, отскочит от него это прозвище.

— Если, конечно, он и впредь будет так работать, как сегодня, — заметил Курбанли.

Вюши рассердился и покраснел, как лепешка в печке:

— Подавиться мне чуреком, если я от других отстану. Я в Ашхабад не играть ездил, а учиться.

— Мы верим ему, Курбанли, — вмешался в спор Покген. — Вюши еще покажет себя… Пошли дальше, старина, — дотронулся он до плеча Курбанли, — а то мы что-то заболтались.

Так и разошлись они, каждый по своим делам.

А поздно вечером, когда Хошгельды уже собирался укладываться спать к нему пришел Вюши. Все на нем было новое — и костюм, и фуражка, и скрипучие желтые ботинки, и до того от него разило духами, будто целый парфюмерный киоск внесли вместе с ним в комнату.

Вюши был похож сейчас на большого ребенка. Каждая черточке его лица излучала радость. Да и как было не радоваться этому милому парню — Таджигюль дала, наконец, окончательное согласие, и они даже назначили день свадьбы.

Вюши немало удивился, когда Хошгельды сам назвал имя его невесты.

— Откуда ты знаешь?

— О Вюши, я не только имя ее знаю, я еще знаю, что ты и она любите друг друга не так, как в старину, вы ведь "влюбленные колхозной эпохи".

У Вюши даже рот открылся от удивления. Откуда Хошгельды мог это знать? Но агроном не стал мучить приятеля и рассказал, как он, разыскивая утром Вюши, оказался случайным свидетелем его разговора с возлюбленной. Хошгельды признался также, что это он унес оставленный среди деревьев опрыскиватель.

— Спасибо тебе, друг! — искренне благодарил его Вюши. — И здесь ты меня выручил. Ведь я целый день мучился из-за этого Опрыскивателя, а тебе рассказать боялся. Хотя, честное слово, шел к тебе именно с этим намерением. Ну, не только с этим, — добавил он, — на свадьбу еще тебя хотел пригласить.

— От всей души поздравляю тебя, с удовольствием повеселюсь на твоей свадьбе. Вы оба честные и прямые люди, так что вам будет хорошо вместе. Только, смотри, не отставай от Таджигюль, она у тебя здорово работает, трудолюбивая девушка.

Когда сияющий Вюши ушел, Хошгельды вдруг стало грустно. Друзья женятся, сначала Аман, теперь Вюши. И никаких трагедий, все просто и ясно. Они любят, и их любят. А как сложится его жизнь, этого еще никто не знает…

НА НОВОМ МЕСТЕ

Все колхозники артели уже переселились в новый поселок. Даже старый Ата Питик, говоривший когда-то, что не покинет очага дедов-прадедов, восхвалял теперь свое новое жилище. Только древняя кибитка Аллалы все еще торчала на прежнем месте, точно чучело среди полей. А сам он хоть и бродил в грязном халате возле своей лачуги, но тоже говорил, что к осени переедет в город.

Колхозники с нетерпением ждали его отъезда, никто не любил этого вредного старика. С тех пор как из артели изгнали Елли