Книга Сеульская шестерка - Оксана Кас

фотосессия от бренда в отеле, сложная дорога до машины под зонтиком с пологом, потому что показывать его наряд заранее никто не хотел.

На фоне подготовки и переживаний по поводу наряда сам бал прошел… как-то буднично. Дан прошелся по ковровой дорожке, сделал фото для прессы, потом дал интервью, перед входом прошел процедуру заклеивания камеры — ему на телефон наклеили черный скотч, чтобы он ничего не снимал. Около получаса болтал со знакомыми, потом еще полчаса снимался в самом музее на фоне экспозиции. Еще минут двадцать разговоров до объявления начала ужина. После горячих блюд было выступление приглашенных артистов, потом — десерт. И, собственно, все. Практически все событие — это просто повод поболтать с представителями творческих профессий. Самым приятным для Дана было то, что он познакомился со многими режиссерами, некоторым даже признался, что был бы не против поработать над саундтреком. Тони Кавали, услышав это, посмеялся, сказав, что теперь Даниэль метит на Оскар.

Потом Дан вернулся в отель, сдал представителю Louis Vuitton свой наряд, переоделся во что-то менее тяжелое и теплое, и на этом его работа была закончена. Можно улетать в Корею.

В сети, конечно, это событие привлекло больше внимания, чем должно было по ощущениям Дана…

Глава 26

На другой стороне

Конхи никогда сдержанностью не отличался. Фанаты считают его немногословным и закрытым, но это, на самом деле, потому, что он знает о своей вспыльчивости и старается просто молчать перед камерой… и перед важными людьми.

Но одно дело — промолчать с теми, кого видишь раз в полгода, другое дело — Китэ. Он доводит своими придирками и странными распоряжениями почти каждый день. Вот и сейчас Конхи зашел в их личную маленькую студию и хлопнул дверью так, что даже послышался шелест осыпающегося чего-то: как будто где-то отвалился кусочек штукатурки. Сомью, колдующий у новой кофеварки, от неожиданности даже присел, словно при обстреле. Анджон рассеянно подумал, что их младшенький — как человек с ПТСР, пугается резких звуков и готов отклоняться от летящих предметов в любом положении.

— Ты чего творишь? — севшим голосом спросил Сомью, — Разве можно так людей пугать?

— Молчи! — обвиняюще ткнул в него пальцем Конхи, — Я на взводе, достанется еще и тебе.

Сомью тихо начал ворчать себе под нос, что все в этом агентстве ненормальные, сначала психуют и дерутся, а потом еще и извиняться стесняются, гордецы. Анджон рассеянно улыбнулся: да уж, действительно.

Он сам, впрочем, молчать не стал: раздраженного Конхи он давно не боится.

— Чего рычишь и двери ломаешь? Давай вместе начальство материть будем…

Конхи практически упал на диван и тяжело выдохнул:

— Этот хочет, чтобы мы еще и его новой группе песни писали.

Анджон фыркнул, а Сомью весело выразил общие мысли:

— Вы? Песни для женской группы? Он тогда не тот концепт выбрал, ваш максимум — песни развратных мужененавистниц… где в образе мужчины будет угадываться наш начальник. Держи, я не успел сахар добавить.

И Сомью протянул Конхи свою кружку со свежим кофе. Тот затравленно посмотрел на друга, но кофе взял. Сомью же вернулся к кофеварке и начал готовить вторую порцию напитка.

— Я убью тебя, идиот, — начал напевать Сомью, — Повешу голову на заборе-е-е… И меня заберут в тюрьму-у-у.

— С рифмой у тебя все плохо, — хохотнул Анджон.

— Да так-то и с музыкой отвратно, зато от души, — ответил Сомью. — У кого-то в танцевальном зале ремонт каждые два-три года делают, а мы кофеварку на свои деньги покупали… Вот кто он после этого? Как минимум — жмот.

Анджон начал тихо смеяться, а Конхи искренне удивился:

— У кого-то делают ремонт в танцевальном зале?

— В Person, — ответил Сомью. — Flower уехали в тур, а им за время азиатской части турне поменяли испорченную мебель и покрасили стены, а то они… «выглядели несвежими».

Последнее он произнес, явно кого-то передразнивая. Анджон задумчиво осмотрел их студию. Замызганные стены у входной двери, несмываемые кофейные пятна у кухонной тумбы, на полу в некоторых местах расколота плитка, а взамен одной ножки дивана — гора буклетов, перемотанных скотчем. Впрочем, ножка отвалилась, потому что парни на этом диване как-то устроили шуточную драку и он не пережил такого вероломства. Но все равно… стены освежить… живут же некоторые.

— Так что именно тебе наш-то сказал? — спросил Анджон, возвращая разговор к важным, пусть и неприятным, темам.

— Сорок минут промывал мозги, взывая к тому, что мы — команда, он нас вырастил, теперь наша очередь отдавать долги, — недовольно ответил Конхи.

— Разумеется, отдавая ему за бесплатно свои песни? — уточнил Анджон.

— Именно так. Еще начал говорить о том, что фанатам понравится, если мы заранее перезаключим контракт. Тут уже я не выдержал, сказал о том, что мы уже давали список своих требований ко второму контракту, которые он принимать не захотел…

Анджон болезненно поморщился: он представляет, что было после.

Китэ — талантливый продюсер, он действительно многому их научил в плане аранжировок. Еще он хороший оратор, умеет убеждать людей в своей правоте. Но последнее перестает работать, когда ты давно знаком с ним лично и прекрасно знаешь, что стоит за этими медовыми речами.

Первоначально Китэ ими особо не занимался, дебют группы не привлек достаточно внимания и они практически выживали, как могли. Но потом начали набирать больше популярности, и Китэ взялся за них серьезно. Изменил концепт, настоял на других текстах, заставил больше внимания уделять танцам, разрабатывал клипы и выбивал деньги на съемки. В тот момент времени они были очарованы тем, сколько всего он для них делает. Но, когда группа начала приносить деньги, стало понятно, что именно деньги Китэ и интересовали. Уже тогда Китэ пытался жертвовать качеством в пользу большей выгоды, но им все же удавалось сдерживать его жадность, аргументируя это тем, что они лучше знают свою фанбазу.

Они сражались за каждую деталь, понимая, что без поддержки фанатов они — никто. К этому моменту стало понятно, что пренебрежение корейских телеканалов — это не потому, что группа маленькая и бедная, а потому, что Китэ успел насолить большим дядям. Анджону приходилось медленно перетягивать контакты на себя, самому брать на себя обязательства и скандалить с Китэ каждый раз, когда тот считал, что «нет контракта — нет и договоренностей».

Все, кроме Сомью, не имели возможности надеяться на дебют в крупном агентстве.