Книга Белый злой умысел. ЦРУ и тайная реколонизация Африки - Susan Williams

приложим все усилия для создания структуры истинного мира - мира, в котором все народы смогут постоянно продвигаться к более высоким уровням человеческих достижений. Средства для этого уже под рукой. Нам остается только использовать их с мудростью и энергией, достойными нашего дела".

Слова президента были встречены в основном положительно. Кастро, однако, не аплодировал.

После своей речи президент Эйзенхауэр устроил в отеле Waldorf Astoria обед для глав делегаций латиноамериканских государств, но ни Куба, ни Доминиканская Республика не были приглашены. Тем временем Кастро устроил встречу с дюжиной чернокожих сотрудников отеля "Тереза" в его кофейне.

Эйзенхауэр и Кристиан А. Хертер, его государственный секретарь, также встретились с президентом Нкрумой, президентом Югославии Тито и еще двумя людьми, включая В. М. Кью Хальма, посла Ганы в США. Нкрума приветствовал эту встречу; он хотел достичь какого-то взаимопонимания с Эйзенхауэром в связи с кризисом руководства в Конго.

Но Эйзенхауэр не стал затрагивать этот вопрос, отмечает историк Ричард Махони, предпочитая вспоминать о своих днях в качестве верховного главнокомандующего союзников во Второй мировой войне. Президент Ганы надавил на него. "Наша политика, - ответил Эйзенхауэр, - заключается в том, чтобы решать проблемы через ООН, даже если мы сами предпочли бы, чтобы они решались другим способом". По словам Махони, Нкрума покинул встречу, "искренне недовольный заверениями американца о работе через ООН". Он "наверняка подозревал, что заверения Эйзенхауэра были откровенной фикцией".

В 10.30 на следующий день, в пятницу 23 сентября, настала очередь Нкрумы выступать на Генеральной Ассамблее. Медленно шагая к трибуне, он произвел глубокое впечатление на окружавших его многочисленных мировых лидеров. Личный секретарь Нкрумы, Эрика Пауэлл, наблюдала за ним с гордостью. "Насыщенные золотые, алые, изумрудные и белые цвета ткани кенте, в которую он был одет, - думала она, - придавали всему его облику сияние на мрачном фоне".

Как и многие другие лидеры новых независимых государств, Нкрума осознавал важность портновских решений. Он разработал простую форму одежды для мужчин в Гане, которую считал подходящей для молодой развивающейся страны. "Эта форма избавит меня от всех этих проблем, - сказал он Женовеве Маре, - потому что я нетерпим к западной одежде". Он изо всех сил старался избавить адвокатов в Гане от париков и платьев, называя их пережитками колониального анахронизма, но большинство адвокатов воспротивились его настояниям.

Когда Нкрума начал произносить свою речь на Генеральной Ассамблее, отметил Пауэлл, "он говорил тихим модулированным голосом, почти с благоговением. Но по мере того, как он погружался в тему, истинный оратор, каким он был, он придал своей речи всю мощь и ярость, которые он в нее вложил".

Как всегда дисциплинированный, Нкрума произнес речь, тщательно выверенную по времени и длившуюся ровно час. Его главной темой было Конго, и он продолжил темы Эйзенхауэра, но в совершенно ином направлении. Он призвал покончить с колониальным правлением, поддержать законное правительство Лумумбы и заставить ООН использовать только африканские страны и войска для создания африканского решения проблемы. Он рекомендовал африканским странам избегать военных союзов со странами за пределами континента и призывал к пересмотру Устава ООН с предоставлением африканскому государству постоянного места в Совете Безопасности.

Он также критиковал ООН за неспособность вывести бельгийские войска из Конго и положить конец отделению Катанги. "Святой не может быть нейтральным в вопросе добра и зла, - медленно, но твердо сказал он, - как и Организация Объединенных Наций не может быть нейтральной в вопросе законности и незаконности".

Он добавил, что "империалистические интриги, суровые и обнаженные, отчаянно действовали", чтобы предотвратить примирение между Касавубу и Лумумбой. "Сделать что-либо, чтобы нанести ущерб престижу и авторитету этого правительства, - настаивал Нкрума, - означало бы подорвать всю основу демократии в Африке".

Теперь я, африканец, стою перед этой августейшей Ассамблеей Организации Объединенных Наций и говорю голосом мира и свободы, возвещая миру о наступлении новой эры". Далее он подчеркнул важность ООН:

Я рассматриваю Организацию Объединенных Наций как единственную организацию, которая дает надежду на будущее человечества.... Поэтому Организация Объединенных Наций должна признать свою ответственность и попросить тех, кто, подобно пресловутому страусу, зарылся в империалистические пески, вытащить свои головы и посмотреть на пылающее африканское солнце, которое сейчас движется по небосводу искупления Африки.....

Это новый день в Африке, и сейчас, когда я говорю, тринадцать новых африканских государств заняли свои места в этом году в этой августейшей Ассамблее в качестве независимых суверенных государств.... Теперь нас в Ассамблее двадцать два, и впереди еще больше.

Собравшиеся слушали речь Нкрумы в тишине, с восторженным вниманием; когда он закончил, ему аплодировали стоя. Возглавляя страну, в которой проживало всего 2 процента населения Африки, он был похож на представителя всего континента. Хрущев, одним из первых бросившийся встречать его, когда он сходил с трибуны, тепло поздравил его.

Однако Соединенные Штаты отреагировали иначе. Они восприняли эту речь как тревожный сигнал о том, что Нкрума перешел на сторону СССР. Уже через несколько часов министр Гертер выступил в прессе с осуждением слов Нкрумы. "Насколько я слышал, - с горечью сказал он, - мне показалось, что он очень определенно претендует на лидерство в той группе африканских государств, которую можно назвать левой: "Я думаю, он обозначил себя как очень определенно склоняющийся к советскому блоку"". Хертер даже не слышал всей речи Нкрумы, как он сам признал. Тем не менее, его заявление было одобрено Белым домом.

Нкрума был поражен такой реакцией. Он незамедлительно выступил с ответом, заявив, что Хертер "был, по сути, последним человеком, от которого я ожидал подобного замечания". Обвинение госсекретаря выглядело абсурдным, учитывая, что Гана пыталась защитить кризис в Конго от обеих сверхдержав и от конфликта холодной войны. Нкрума пытался отговорить Лумумбу просить советской помощи, если только не под эгидой ООН; для него единственным выходом было африканизировать кризис. Но такой нейтрализм был анафемой для администрации США, которая занимала позицию, полностью ориентированную на США: если ты не с нами, то ты против нас.

До сентября 1960 года, отмечает Эбере Нваубани, Вашингтон держал свое недовольство Аккрой вне поля зрения общественности. Но заявление Хертера для прессы изменило ситуацию.

Эйзенхауэр писал в своих мемуарах, что "мистер Нкрума прямо из моей комнаты отправился на Генеральную Ассамблею ООН и в течение сорока пяти минут произнес речь, следуя хрущевской линии в резкой критике генерального секретаря Хаммаршельда". Но это было не так. На самом деле Нкрума сделал все возможное, чтобы заручиться поддержкой Хаммаршельда; в своей речи он выразил "личную признательность" за то, как Хаммаршельд "справился с труднейшей задачей"