Книга Голодные Игры глазами Пита Мелларка - Mary Hutcherson
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рамона делает мне стрижку, Саймон накладывает на лицо какие-то маски, Лейси занимается ногтями. Все они увлеченно пересказывают мне все события Игр, цитируют мои фразы и описывают эмоции, которые они испытали в той или иной момент. Рамона упоминает Китнисс, и я сразу же цепляюсь за эту тему.
— Вы ее видели? — спрашиваю я.
— Я видел ее утром, — говорит Саймон. — Ей сделали полную регенерацию кожи, как и тебе, — смотрю на свои руки и только сейчас замечаю, что кожа стала идеально гладкой, без единого изъяна, — она сильно похудела, но осталась такой же красоткой, как и до Игр. Весь Капитолий только о ней и говорит. Стоит ли упоминать, что стрижка, как у тебя, стала самой популярной среди всех мужских стрижек, а все девушки, как одна, начали плести себе косы? — он смеется.
— Я слышала, что Хеймитч запретил врачам делать ей пластическую операцию, по увеличению груди, он прямо-таки выбил скальпель из рук хирурга. Совсем из ума выжил, — усмехается Лейси, а я мысленно записываю себе еще один пункт, за который стоит благодарить Хеймитча.
Когда стилисты заканчивают меня мучить, приходит Порция. Мы идем с ней в гардеробную, где накрыт стол. Ем как можно быстрее, потому что безумно хочу увидеть Китнисс. Порция понимает мою спешку и предлагает начать одеваться.
В этот раз на моем костюме нет и намека на огонь: светло-желтая рубашка и классические черные брюки. Смотрю в зеркало и понимаю, что выгляжу очень даже неплохо.
— А где же языки пламени? Или в этот раз мы не будем сочетаться? — спрашиваю я.
— Вы будете отлично смотреться вместе, просто мы решили немного отойти от огненной темы, — отвечает Порция и начинает нахваливать мои поступки на арене. Слушаю ее в пол уха, потому что на самом деле жду не дождусь Хеймитча или Эффи.
И вот, наконец, в комнату забегает Эффи, хватает меня за руку и тащит к какому-то лифту, потом по длинному коридору, и опять к лифту, при этом объясняя, чем сейчас мы будем заниматься, и что я должен делать. Ходить мне уже легче, но на всякий случай я все же несу в руках трость. Она заталкивает меня в очередной лифт, который похож на тот, который поднимал нас на арену, дает последние указания и убегает в неизвестном направлении.
Не слышу даже своих мыслей из-за гула, который создают капитолийцы в зале. Цезарь пытается их успокоить, но ничего не выходит. На сцену выходит команда подготовки Китнисс, а потом моя команда. Цинна с Порцией получают особую долю оваций, но ее все равно не сравнить с этим оглушающим ревом, когда Цезарь приглашает Хеймитча и Эффи. В течение пяти минут люди просто заглушают все микрофоны, а потом я слышу собственное имя, и лифт начинает подниматься.
На другой стороне сцены стоит Китнисс в желтом платье по колено. Она выглядит куда младше своих лет, но это ей безумно идет. Она прямо светится изнутри, как солнышко (Хеймитч будто в воду глядел со своей кличкой).
Начинаю идти к ней, как можно быстрее, а она не ждет меня, а срывается и бежит навстречу. Еле удерживаюсь на ногах, когда она прыгает в мои объятия и начинает целовать все мое лицо. Мы прижимается друг к другу, будто не виделись целый век, целуемся, шепчем друг другу что-то, что разобрать невозможно из-за шума, созданного толпой.
Чувствую себя самым счастливым человеком на свете и хочу, чтобы так было вечно.
Проходит много времени, прежде чем Хеймитч все-таки разнимает наши объятия и отводит нас к маленькому диванчику, на котором мы будем сидеть и смотреть трехчасовой фильм о Голодных Играх.
Цезарь обнимает Китнисс, ждет мне руку, поздравляя нас с победой, потом шутит о нашем десятиминутном поцелуе и предлагает сесть и устроиться поудобней. Китнисс так и делает. Она снимает свои золотые сандалики и усаживается на диван с ногами, а я обнимаю ее вокруг плеч, крепко прижимая к себе. Потом целую в макушку и готовлюсь к тому, чтобы пережить весь этот ужас с самого начала.
Фильм начинается с событий, которые произошли еще до Игр: жатва, выезд на колесницах, интервью. Китнисс крепко сжимает мою ладонь, когда на экране появляется таймер и начинает отсчитывать минуту. Камера пробегает по лицам всех трибутов, но задерживается только на мне. Я машу Китнисс головой, пытаясь отговорить ее бежать к Рогу, потом стреляет пушка, и все срываются со своих мест. В ту секунду все еще были живы, а сейчас двадцать два подростка мертвы, а их родные и близкие убиваются от горя, и, возможно, проклинают нас.
Уже с первых минут становится ясно, что в этом году фильм будет посвящен нашей истории любви, и, к моему удивлению, именно я являюсь главным героем. Китнисс улыбается, когда видит, что я не предал ее, а все время старался защитить, но когда на экране появляется малышка Рута, сидящая на дереве, улыбка пропадает с лица Китнисс. Тот день показывают в мельчайших подробностях. Китнисс придумывает план, объясняет все Руте, они прощаются и расходятся в разные стороны. Потом Китнисс удается взорвать припасы, а Рута попадает в ловушку, и, когда уже кажется, что все позади, и малышку удалось спасти, появляется Марвел. Секундой позже Китнисс попадает ему стрелой в шею, но уже слишком поздно. Рута с копьем в животе падает на землю.
Обнимаю Китнисс сильнее, но пару слезинок все же скатывается с ее глаз. И самое ужасное в этом, что ничего уже нельзя изменить. Никого из них не вернешь.
Моя тогда еще будущая напарница поет Руте песню, пока та не перестает дышать, а потом абсолютно обессиленная садится под деревом и засыпает, даже не стараясь позаботиться о своем укрытии. Ей снятся плохие сны: она вздрагивает и хмурится, а потом и вовсе начинает плакать. И мне становится стыдно из-за того, что я не был с ней в ту минуту, не шепнул ей на ушко, что все будет хорошо и не помог справиться с кошмарами, но потом понимаю, что именно в тот момент я почти мертвый валялся у ручья, и чувство вины немного отступает.
И если до этого момента кажется, что Китнисс даже не вспоминала обо мне, то все меняется после того, как изменяют правила и сообщают об этом трибутам. Когда она слышит эту новость, то невольно выкрикивает мое имя, но, быстро опомнившись, зажимает рот ладонями. К счастью, ее тогда никто
