Книга Соучастники - Уинни М. Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я просто хотел сказать, что… лучше бы получить подтверждение у того, кому вы доверились.
Доверилась. Кому мне было рассказывать? В Лос-Анджелесе я была одна-одинешенька. Все мои близкие друзья и родные были здесь, в Нью-Йорке. У меня не было никаких средств, никакой подушки безопасности, и я была полностью ответственна за съемки фильма стоимостью в пятнадцать миллионов долларов. Я чувствовала себя дурой оттого, что, не соображая, пошла с Хьюго в эту спальню.
– Да вот как-то этого я не предусмотрела, – говорю я с горьким сарказмом. – Разумеется, я должна была предвидеть, что через какое-то время меня будет об этом расспрашивать “Нью-Йорк таймс”. Значит, если я в 2006 году никому об этом не говорила, то мой рассказ не считается, так?
Он невесело смеется – пытается поднять мне настроение.
– Ну…
– Простите, – бурчу я. – Не озаботилась я этим.
Еще одна пауза.
– Значит, вы никому не рассказали?
Я вздыхаю.
– Сразу не рассказала. Мне оставалось еще две недели съемок, и я думала об одном: как их пережить с Хьюго под боком. Да и близких отношений у меня там ни с кем, в общем, не было.
Кроме Холли.
Родным рассказать я никак не могла. Это бы только подтвердило то, что они с самого начала думали о моей работе в кино: нечего мне там делать. Это притон порока, а не настоящая работа.
– Я… рассказала другу, может, двум, где-то год спустя, когда уже вернулась в Нью-Йорк.
– Год спустя? – Эти сведения его, похоже, разочаровывают.
– Да, год. Здешние друзья хотели знать, почему я больше не работаю в кино.
– Почему вы так долго никому не рассказывали?
И почему же?
– Я думала, мне никто не поверит. И я глупо себя чувствовала. Так глупо – головой нужно было думать, особенно после…
Вдруг я замолкаю.
– Особенно после чего?
Я сдаю назад в поисках почвы потверже.
– Ну, после всяких слухов, после всего, что я до того видела, все эти девушки, которые его окружали… Могла бы что-то заподозрить.
– Но до того, по вашим словам, вы думали, что женщины спят с ним добровольно. Что это не…
– Не насилие? – заканчиваю я вопрос Тома.
Он кивает.
Я вздыхаю, пытаюсь придать расспросам другое направление.
– Что касается насилия – так, наверное, это нужно называть – в отношении меня…
Это чужеродное слово мне произносить непросто. По моим представлениям, оно должно красоваться в новостных заголовках, а не вплетаться в ткань моего прошлого.
– Что касается того, что произошло на той вечеринке, – я просто пыталась это умалить. Хотя с того вечера для меня все изменилось.
– Каким образом?
– Прошли годы, прежде чем я осознала, как это на меня подействовало. После этого я как-то потеряла уверенность в себе. Меня пришибло, скукожило. Все время думала, что могла этого избежать, что должна была это предвидеть.
В этот момент возникает невозможный разрыв между тем, что я хочу сказать, и тем, что могу. И я сижу – рот почему-то как заткнутый, горло разбухло. Разглядываю замысловатый узор на обоях, не желая снова смотреть на Тома, по щекам тихо текут слезы.
– А хуже всего – то, что он мне сказал. Что мои рабочие отношения с Зандером ничего не значат, что мне никто не поверит. Я сказала себе, что это просто угрозы, но слова Хьюго все равно задели меня за живое. И я стала себе еще отвратительнее – потому что оказалось такой… восприимчивой.
Выполняю просьбу – называю имена и контактные данные нью-йоркских друзей, которым потом рассказала. Сижу как на иголках, глядя, как Том быстро записывает эти сведения в свой аккуратненький блокнотик. Думая о том, чего еще не говорила.
Мне вспоминается старая философская загадка: “Если в лесу падает дерево и этого никто не слышит…”
Интересно, сколько деревьев должно упасть неуслышанными, прежде чем мы поймем, что валится весь лес.
Я чувствую себя опустошенной усилием, с которым рассказывала эту часть истории. Подобно своей двадцативосьмилетней ипостаси тем ужасным вечером в Лос-Анджелесе, я хочу одного – пойти домой и забраться в постель.
Но Том Галлагер мягко понуждает меня продолжить.
– Поверьте, я провел достаточно таких разговоров и знаю… Никогда не стоит заканчивать на этой ноте, прямо на моменте травмы. Иначе по дороге домой вы совсем расклеитесь, и я, возможно, тоже.
Это кажется досадной попыткой проявить учтивость, но смысл в его словах есть.
– С вами произошло нечто ужасное, – продолжает он, взвешивая и обдумывая каждое слово. – Никто не должен ничего такого испытывать. Но вы как-то с этим справились. Расскажите, что было потом.
Дело ты свое знаешь, Том Галлагер, безмолвно признаю я.
Я закрываю глаза и переношусь через ту ночь.
Ложилась я в слезах. Утром проснулась с опухшими глазами и кашей в голове. И, хотя мой мир разваливался, солнце все равно светило. Как всегда – каждый день в Лос-Анджелесе.
Особая солнечная амнезия, на которой этот город специализируется.
Сначала было блаженное неведение только что проснувшегося человека. Мой мозг отмечал лишь яркий солнечный свет, больше ничего.
Потом я вспомнила: вечеринка, руки Хьюго на мне, ужас.
Отвращение к себе.
Головой нужно было думать.
Проплакав еще несколько часов, я отправила Холли сообщение.
Ты вчера нормально добралась?
Она ответила через сорок минут. Ага, отлично повеселилась! Меня Клайв довез.
Я вздохнула с облегчением. И с завистью – но это чувство я отогнала.
В конце концов, я не стала рассказывать Холли о том, что произошло накануне. Это было слишком унизительно: я, и. о. продюсера, подверглась такому подлому, животному нападению со стороны Хьюго. За какие-то пятнадцать минут оказалась втоптана в грязь, а вечеринка шла себе, и никто ни о чем не подозревал.
Поэтому я молчала. Строчила письма, пользуясь работой, чтобы преградить путь воспоминаниям о том, как Хьюго прижимается ко мне, как его пальцы сжимают мою кожу. Меня приводила в ужас одна мысль о сообщении или письме от него. К счастью, его имя на моем “блэкберри” не высвечивалось.
Но в первой половине дня позвонила Сильвия.
В оцепенении я ответила на ее обычный набор вопросов. Я и боялась, и надеялась, что она заметит легкую перемену в моем голосе, прервется и спросит: “С тобой ничего не случилось?”
Но прозвучало ее обычное: “Как там дела? По графику идем?”
– Какое у Зандера настроение? – спросила она. Как всегда, наш режиссер
