Книга Ведьма - Симона Вилар

Малфрида у костра бросила в котел новые пучки сухих трав, нараспев произнесла слова заклинания. Она теперь вызывала Смока — змея, охотящегося только ночью, однако сейчас давно вибрировавшего под трясинами, ожидая своего часа. От силы повеления воздух вокруг Малфриды заколебался еще сильнее, почти загудел, поэтому она не сразу и уловила какой-то нарастающий посторонний звук. Это был свист — тонкий, нараставший, надоедливо однотонный, как гудение комара.

Малфрида откинула со лба волну волос, резко оглянулась. Сквозь снежную круговерть и вьюгу поначалу не различила плывущий по воздуху силуэт. Потом же только глядела растерянно, так и застыв с пучком сухой травы над булькающим варевом.

Бабу Ягу ни с кем не спутаешь. Но удивилась чародейка не тому, что увидела ступу с Ягой, а тому, что когда старая карга оказалась около самого защитного круга ведьмы, зависла в ступе, удерживая равновесие легкими движениями метлы, Малфрида негаданно обнаружила рядом с ней Малка. Даже зажмурилась от неожиданности и головой потрясла, словно не веря своим глазам. Но Малк подле Яги никуда не исчез, наоборот, соскочил на землю, шагнул вперед, и окружавшее ведьму заградительное кольцо от нежити, легко пропустило человека.

— Ох, и разгулялась же ты, Малфрида! — сказал Малк почти весело, а чародейка подумала, что еще ни разу не слышала в голосе молодого волхва такой дерзкой бравады. Да и сам-то он откуда, почему глядит на нее так странно?

— Тебя волхвы прислали, Малк?

Спросила и сама поняла, что говорит нелепицу. Поглядела за его спину, где все с тем же противным свистом удалялась, исчезая в снежной пелене, ступа с Бабой Ягой. Ни один волхв ни за что с подобной каргой не свяжется. Но Малк?..

Он быстро подошел к ней, и Малфрида узнала в его взгляде прежнюю робкую нерешительность. Это ее даже развеселило, хотела сказать что-то, дерзкое, глумливое, но не успела, так как волхв быстро притянул ее к себе, сильно прижавшись губами к ее полуоткрытому рту.

В первый момент Малфрида растерялась. Стояла не двигаясь, потом в глубине души ее словно что-то шевельнулось, теплая волна прошла по телу, руки ее опустились бессильно, и выпавший из ослабевших пальцев пучок заговоренных трав унесло порывом ветра.

Когда Малк отстранился, Малфрида медленно открыла глаза. Его лицо было совсем близко, сосредоточенное, напряженное, глаза пытливо смотрели, но было в них что-то повелительное, настойчивое. Потом рука его медленно скользнула по ее плечу, опустилась к груди, сжала. Малфрида даже застонала от внезапно нахлынувшего желания.

Малк пристально разглядывал ведьму. Рыжие шевелящиеся завитки волос Малфриды падали ей на плечи, желтые глаза с продолговатыми зрачками казались и вовсе нелюдскими. Эти глаза невольно вызвали в нем оторопь, и, чтобы окончательно не испугаться, Малк отвел взор, стал смотреть на губы колдуньи, крупные, пухлые, влажно блестевшие. Малфрида чуть улыбнулась, ее белые зубы сверкнули, невольно напомнив, как заразительно умела смеяться чародейка, какой у нее изумительный, радостный смех. К тому же Малк еще остро ощущал вкус этого рта, горячий, влажный, сладостный. А глаза… Она на миг томно опустила ресницы, затем глянула, и взгляд этот был уже почти человеческий, темный и блестящий искорками веселья. Малк же почувствовал негаданную радость, оттого что держит в объятиях обычную девушку-древлянку. Он вновь потянулся к ее устам, стал сладко целовать, пока Малфрида ласково и щекотно не засмеялась ему в губы.

— Ну же, Малк! Я научу тебя, как целоваться, сгорая от Ярилиной страсти!

Да, все было так, как говорила ему Яга. Плотская страсть убивает в колдунье желание к чародейству, будит потаенное вожделение, заставляя забыть обо всем на свете… ослабляет колдовскую силу. Но все это были какие-то сторонние мысли, больше всего Малк думал сейчас об ответной ласке раскрывшихся уст Малфриды, ее упруго вжимающейся в его ладонь груди, прильнувшем к нему горячем, гибком теле. Малфрида теперь сама тянула его на себя, задыхаясь и дрожа. Малк уложил ее на покрытую сухой хвоей землю и только застонал, когда рука ведьмы сама стала нетерпеливо теребить гашник на его портах, ласкать напряженную плоть внизу живота.

Рядом с предававшейся страсти парочкой слабо побулькивал варевом позабытый котел ведьмы, огонь костра, оставленный без поддержки, начал терять свою силу, а прорвавшийся сквозь ослабевший заслон чародейского круга снег остужал варево. Но и снег уже летел не с прежней силой, становясь постепенно мелким, опадающим снежком. Лишившиеся ведьминого наказа ветры утихли, растерянно замирали на болоте потерявшие управление нелюди. Нет, они еще были одержимы прежним желанием убивать и сжирать, однако сейчас, когда расходились тучи, нечисть стала пугливо понимать, что они на болоте днем, а это не их время. У нелюдей все яснее проступало привычное желание схорониться от света дня, уйти под землю. И если подле оказавшегося в стороне от схваток болотного существа не оказывалось, на кого напасть, оно так и поступало: оседало на землю, словно проникая сквозь нее, плюхалось в болото, застывало неподвижной корягой. Лишь там, где около нежити еще были смертные, она рвалась к ним по привычке, но уже без прежней силы, и дружинники без труда разделывались с ней. Люди даже начали озираться по сторонам, видели за медленно опадающим снежком силуэты своих, окликали их, стараясь собраться в группы.

Свенельд тоже заметил произошедшую перемену, однако некое внутреннее чувство подсказывало варягу, что это еще не конец. И когда под его ногами дрогнули мшистые кочки, он невольно отпрянул, сжимая покрепче рукоять меча.

— В голову его бейте, в глаза! У Смока это самое уязвимое место!

Он выкрикнул это так, что сорвал голос, хотел еще крикнуть то же, да только просипел беззвучно. И оттого что из горла лишь приглушенный сип вырывался и еще потому… Да, храбрый варяг Свенельд онемел от ужаса, увидев, как змей быстро повернул голову в его сторону. Смотрел на варяга единственным глазом. Узнавал. Он запомнил его.

Казалось, какое-то время человек и нечисть разглядывали друг друга: человек — не двигаясь, расставив пошире ноги и сжав рукоять меча обеими руками; змей — откинув огромное туловище, чуть наклонив голову вбок, чтобы лучше разглядеть того, кто когда-то ранил его и ушел безнаказанным. Смок даже будто не обращал внимания на других воинов, словно нехотя опрокидывал наскакивающих ленивыми взмахами хвоста.

— Перун, во имя твое! — хрипло пробормотал варяг, вдохнул глубже, приходя в себя, повел плечами, чуть подаваясь вперед для схватки. — Ну же, червь рогатый, вот я. Я жду.

Смок двинулся к нему стремительно, но едва Свенельд сделал выпад, целясь в голову, как он резко отклонился, ушел вправо, и меч варяга рассек только воздух. А Смок уже делал вокруг него оборот, обвивая мощным телом, захватывая в петлю. Свенельд попробовал было перескочить, но чудище стремительно толкнуло его назад концом длинного хвоста, зажав Свенельда огромным холодным телом, словно в кулаке. Миг — и Смок обвил его второй раз, третий. Свенельд оказался оплетенным огромными кольцами от груди до ног, только голова и рука с мечом остались свободными над жесткими кольцами змея. Свенельд рванулся и завыл, чувствуя, как его словно сдавливает мощным прессом, вновь рубанул, но безуспешно.