Книга От сессии до сессии - Вероника Горбачева

Наконец, под куполом становится тихо.

«Не уходи». Мага задерживает мою руку в своей.

«Девочки доберутся сами, они прекрасно знают дорогу. Задержись немного, Ива, посмотри переход. Это красиво».

«Переход?»

«К весне. Очень сложно пробудить, разморозить мир, не навредив ему при этом. На самом деле весна — самое трудоёмкое для погодника время года. Лето, как правило, уже приходит само, на готовое, и почти не требует хлопот».

Мы пристраиваемся на ступенях той самой открытой веранды, на которой ещё недавно беседовали с застенчивой грр. Запыхавшиеся феечки опускаются на перила, волоча трофейную шапочку, порядком истрёпанную. Покосившись на них, мой некромант щёлкает пальцами — и забавный санта-клаусный убор распадается на десятка два своих миниатюрных копий. Визжа от восторга, девочки расхватывают колпачки, напяливают, охорашиваются и, наконец, затихают, уставившись на защитный купол над макушками деревьев. Из рук в руки передаются бумажные ведёрки с попкорном.

Довольные и усталые, на поляну нестройной толпой бредут феи постарше, уже не верхом, а кое-как, на заплетающихся ногах. Точно так же, запинаясь на каждом шагу, плетутся единорожки. Одни жирафы, таинственно улыбаясь и не выказывая ни малейших признаков усталости, вышагивают, как ни в чём не бывало, и даже везут на спинах и шеях самых измождённых «снегурочек».

Вся эта тёплая компания заполняет собой поляну, усаживаясь стройными рядами. Впереди те, кто росточком пониже, постарше и выше — в задних рядах. «Снегурочки» одновременно хлопают в ладоши и выпевают длинную фразу на незнакомом языке. Деревья, закрывающие обзор, дрогнув, расступаются. Озеро — как на ладони.

И начинается новое представление.

Лучи рассветного солнца, один за другим пронзая купол, сотворяют чудо. Под их жаром оседает снег, с леса сползает зимнее покрывало. Вот уже чернеют первые проталины. Тают, как куски рафинада в горячем чае, толстые льдины. Ель, торчащая посреди водоёма, встряхивается и, в окружении забурлившей воды, движется к берегу. Оказывается, волны нагоняются её корнями. Выбравшись на сушу, статная красавица, сверкая сохранившимися игрушками, подкрадывается к дому детёнышей и, потоптавшись, укореняется неподалёку. Всё это прекрасно, до малейших деталей, видно нам, зрителям.

А земля парит, парит так сильно, что пространство под куполом быстро заполняется густым туманом. Ещё немного — и сгущаются тучи. Громыхает гром. И, наконец, разражается гроза, шумная, прекрасная, с ветвистыми молниями, прицельно бьющими в округлый периметр купола, в самое подножье. Вместе с очистительным весенним ливнем защитная сфера плачет и растекается по земле.

Феечки аплодируют, не жалея ладошек. Единороги радостно ржут. Но никто не торопится сорваться с места и подбежать к освобождённому подкупольному пространству ближе.

«Рано! — мысленно поясняет Мага. — Главное, что выровнялся температурный фон между изолированным ранее участком и окружающей средой. Сейчас почтенный Мастер подгонит испарение, чтобы убрать лишнюю воду, иначе всё тут превратится в болото. Это тоже интересно: какое-то время здесь будет душно и влажно, как в тропиках. Потом ветер разгонит лишний пар и отнесёт облака за горы, чтобы здешний климат быстрее восстановился до природного. А дальше всё пойдёт естественным путём. Разве что феи помогут Мастеру подстегнуть оживление ростков и почек».

О да, оживление!

Когда тёмные прогалины начинают вдруг пушиться нежной зеленью, а затем обрастать голубыми, жёлтыми, нежно-сиреневыми ковриками первоцветов… от восторга перехватывает дыхание. Лопаются и взрываются клейкими пучками листвы почки, обрастают серёжками берёзы и орешники. Воздух… боже ж мой, какой воздух, хоть ложкой ешь! Уже щёлкает в кустах самый смелый соловей. Суматошно мечутся от поляны к поляне пчёлы. Каёмка прибрежного леса, ещё недавно кажущаяся оголённой, постепенно сравнивается цветом и густотой с основным зелёным массивом.

Весна.

Цветочные феечки уже не с нами — они разбрелись по первоцветам и вскоре засыпают вповалку среди подснежников и пушистых головок мать-и-мачехи. Прикорнули в траве, обнявшись с верными единорогами, «снегурочки». Улеглись, подогнув длинные ноги, жирафы.

«Пора и нам».

Мага тянет меня за собой, обняв за плечи. Заметив, что и я вот-вот засну на ходу, усмехается по-доброму и открывает в шаге от нас небольшой портал. Прямо в мою спаленку на чердаке.

Уже делая шаг, я оборачиваюсь…

…и вижу на краю поляны двух донов Теймуров, любующихся весенним рассветом.

Один из них, чуть выше, с благородной сединой, на мгновенье отвлекшись от дивного зрелища, приветственно машет мне рукой. Тим-Тим у его ног улыбается, сверкая глазищами.

«Жди вскор-рости гостей, Ваня! И не забудь для меня молочкау!»

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Кажется, отпуск заканчивается. Что ничуть меня не огорчает.

— Что там? — резко оглядывается Мага.

— Вестник, — улыбаюсь я. — Но, думаю, выспаться нам всё же дадут. А потом… будет много-много новостей.

***21.2

…Невысокая сероглазая женщина в лёгком струящемся одеянии, похожем и на греческий хитон, и на бальное платье, улыбаясь, кивает мне и отворачивается к окну. Лёгким движением отдёргивает шторы.

Так, с местом попадания всё понятно. Моя «берлога». Моё личное убежище в Магином доме, копия родной квартирки. Лежу я на обожаемом диване, в излюбленной домашней вязаной тунике и лёгких бриджах, как, собственно, и привыкла шастать по дому. И ежели на мне не то, в чём засыпала — вывод: я всё ещё сплю.

А гостья, заявившаяся в мой сон, поразительно похожа на Морану, только не с леденящим взглядом, а тёплым и живым… Ну, конечно. Ошибиться невозможно. В прошлый раз она тоже являлась во сне. Что, так легче общаться со смертными?

— Легче. Кстати, хороший вид, — кивает Макошь, вглядываясь во что-то за окном. — Интересная работа и не менее интересный результат. Хоть многих и озадачил бы. Пространственная магия в сочетании со способностью вызывать разумные иллюзии дают удивительный результат. Да посмотри сама, убедись!

Неловко сдёрнув себя с дивана, выглядываю в окно.

Изначально, в первозданном, так сказать, виде из него открывался обзор на торец дома напротив и лоскуты грядок, нарезанных соседями под зелень. А что ещё можно увидеть из хрущёвки, в которой прожила чуть ли не сорок лет? Правильно, одну и ту же картину с поправкой на времена года. Впрочем, скопировав оригинал, мой супруг предупредил об особенностях этого оконца. В моём родном мире оно оставалось обычным. А вот копия, каким-то образом настроенная на меня, должна была со временем улавливать моё настроение и, соответственно, менять панораму снаружи.